Это была не просто ревность — это было обжигающее чувство, которое проникало в самое сердце и разливалось по венам всепоглощающим огнём.
Она никогда не испытывала ничего подобного. Это желание, почти болезненное, оказаться на месте той женщины, почувствовать на себе этот взгляд, эти прикосновения, стало для неё чем-то навязчивым.
Её план уже начал складываться в голове, как сложный пазл, где каждое действие должно было вести к результату. Она знала: если захочет, она добьётся своего. Всегда добивалась.
Но слова Валерии не отпускали её.
«Алексей Морозов женат.»
Эти слова звучали в голове Марии, словно эхо, раз за разом возвращаясь в сознание. Они раздражали её, казались каким-то нелепым препятствием. Как это возможно? Такой мужчина? Он должен был быть свободным, это казалось естественным. Он должен был быть её.
Вернувшись домой, Мария толкнула дверь своей маленькой квартиры и тут же ощутила густой запах прогорклого табака. Николай, как обычно, растянулся на диване с пустым взглядом, рядом валялась открытая пачка дешёвых сигарет.
— Ты дома? — бросила она, снимая туфли и стараясь скрыть раздражение.
Он не ответил, едва подняв голову, словно его силы не хватало даже на это. Жалкий. Без амбиций. Без цели. Когда-то он был другим — ярким, решительным, с горящими глазами. Но тот Николай остался в прошлом, а перед ней теперь — тень человека, которым он мог быть.
«Зачем я вообще трачу время на такого, как он?» — эта мысль пронеслась у неё в голове, поднимая волну глухой ярости.
Но она быстро успокоилась. Николай был ей полезен. Он был инструментом, пусть и изношенным, но всё ещё функционирующим. Он ещё мог ей пригодиться.
Она прошла мимо него, не удостоив даже взглядом, и направилась в спальню. В её душе всё ещё бурлило.
«Может, Алексей и женат… Но это пока,» — подумала она, садясь перед зеркалом.
Глава 2
Её глаза остановились на отражении. Сегодняшний день оставил странный осадок в душе. Она уже очень давно не испытывала этих чувств, этого желания быть любимой, иметь… семью? Её пальцы медленно провели по щеке, а затем застыли, когда волна воспоминаний нахлынула, унося её в прошлое.
В тот день мама поцеловала её в макушку и сказала: «Мы делаем это ради тебя, чтобы у тебя было лучшее будущее». Ей было восемь, когда родители сообщили, что уезжают за границу, а она остаётся в России с бабушкой, Елизаветой Петровной. Отец тогда добавил: «Мы уезжаем ненадолго, для твоего же блага». Слова, которые казались ей бессмысленными. Что могло быть лучше, чем иметь родителей рядом? Её маленький мир рухнул в один миг. Она кричала, плакала, цеплялась за мамину юбку, умоляла остаться. Отец лишь вздохнул, погладил её по голове и передал маминой маме.
— Ты должна быть сильной, Машенька, — сказала мама, склонившись к ней. — Мы это делаем для тебя. Ты поймёшь, когда подрастёшь.
Но Маша не понимала. Она ещё долго стояла на крыльце, рыдая, провожая их взглядом, пока бабушка не отвела её домой и, накапав в стакан воды пустырник, уложила спать.
Каждый день после школы Маша бежала домой, надеясь на звонок. Но когда он раздавался, разговоры всегда были одинаковыми.
— Машенька, солнышко, как у тебя дела? — щебетала мама. — Мы тут такую кофточку для тебя нашли, в Париже! Вся в стразах, тебе точно понравится. И ещё новый телефон, самый модный! Скоро вышлем подарок, ты обрадуешься.
— Как успехи в школе? — невозмутимо спрашивал отец. — Бабушка говорила, что ты стала старостой класса. Молодец. Так держать.
Она пыталась рассказать, как ей одиноко, как она скучает, но в ответ слышала только, как мама увлечённо рассказывает про новые магазины, про «великолепные сапоги из Милана», которые она обязательно купит для своей девочки. А потом неизменное:
— Учись хорошо, учи французский, вот устроимся получше и заберём тебя к нам. Целуем, милая. До связи!
Они клали трубку, а она оставалась одна.
Бабушка, директор школы — строгая, сдержанная, настоящая учительница до мозга костей, только повторяла: «Слезами делу не поможешь». Если Маша плакала, её не утешали, а заставляли умываться и садиться за уроки. Никаких поблажек, никаких жалоб. Бабушка верила, что только дисциплина и труд помогут вырастить из неё человека.
Время шло, звонки от родителей становились всё реже, а разговоры о её переезде к ним во Францию просто сошли на нет. Маша осознала, что всё, что у неё осталось от родителей, — это деньги и подарки.
Сначала она ненавидела эти вещи. Новый телефон, роскошная одежда, дорогие игрушки — всё это казалось пустым, не могло заменить тёплых объятий мамы или добрых слов папы. Но вскоре она поняла, как вещи меняют отношение окружающих. Одноклассники, которые ещё недавно едва замечали её, вдруг начали заглядывать в рот, липли к ней, надеясь «подружиться». Она чувствовала их фальшь, видела, как их зависть смешивается с лебезением, как они ловят каждое её слово, чтобы получить что-то — будь то заграничный подарок, или приглашение на её шикарный день рождения, который проплачивали родители. И это ей нравилось. Она наслаждалась их взглядами, их попытками быть к ней ближе.
Постепенно она поняла: вещи — это власть. И это ощущение перевесило её детские обиды. Зависть к тем, чьи родители встречали их после школы, уводя за руку, начала угасать. Её внимание переключилось на то, как быть той, к кому стремятся, кем восхищаются, кому завидуют, и кому стремятся угодить.
Долгое время она оставалась идеальной внучкой для бабушки. Училась на отлично, старалась радовать её. Каждый её успех был шагом к признанию, которого она так жаждала. Но в один момент всё изменилось, появился Николай.
Он был её противоположностью. Она вспомнила его глаза — яркие, полные и молодого азарта. Эти глаза были воплощением свободы и риска, чего-то совершенно противоположного её аккуратной, продуманной до мелочей жизни под строгим взглядом Елизаветы Петровны.
Он появился в её жизни в старших классах, словно вихрь, сбивая с ног привычные устои. Николай выделялся — рискованный, смелый, с мотоциклом, сексуальной небрежностью в каждом движении. От его дерзкого взгляда замирало сердце у половины девчонок в школе.
Наверное, её внутренний протест, подавленный годами строгого воспитания, всё-таки жил в ней. Именно поэтому, когда Елизавета Петровна в очередной раз жаловалась на Николая, как на хулигана, которого невозможно контролировать, Маша увидела в этом шанс.
Она умела слушать — по-настоящему слушать, улавливая не только слова, но и то, что скрывалось за ними. Анализировать, обрабатывать и использовать. Была ли это врождённая способность или результат её жизни
