Форма входа
Читем онлайн За что мы любим женщин (сборник) - Мирча Кэртэреску
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Что касается меня, то помимо многих других причуд моего ума — иногда я думаю, что был бы ценным материалом для психолога и даже для психиатра, хотя я не собираюсь продавать свою шкуру так дешево, — ощущения дежавю сопровождали меня константой всю жизнь, к счастью, не так часто, чтобы я перестал обращать на них внимание. Они начались в отрочестве (когда, на самом деле, начинается все) внезапностью обморочного состояния, расщепления в тоске, когда я осенним днем просто-напросто шел по улице в лицей. Мне навстречу шла женщина, от которой повеяло какими-то духами, сладкими и с ноткой мяты, это скорее был запах кофейни, чем дамских духов. На женщине был розовый костюм. Я помнил этот запах, который ни с чем нельзя было спутать, я помнил и эту женщину, я даже знал ее, очень хорошо знал! Когда, разинув рот, я поглядел через плечо, от вида женщины, которая уходила все дальше, но чей шлейф духов все еще дотягивался до меня, у меня снова защемило, снова засаднило на душе. Это безымянное ощущение больше всего, я думаю, похоже на сильную боль от неразделенной или утраченной любви. Я с трудом двинулся дальше к лицею. Мне стало страшно: не схожу ли я с ума? Стоило мне подумать об этом запахе, припомнить его, как тут же ко мне подкатывала огромная волна с готовностью снова вздыбить меня из самого себя.
В последующие десять лет я еще раз семь-восемь натыкался в разных местах на этот запах, который разносил мне голову вдребезги, как пуля. Не понимаю, как я остался в живых, когда раз, будучи студентом, зашел в лифт с особой, которая несла этот запах. После того как она вышла, я остановил лифт между этажами, съежился на полу и сидел так, наверное, целый час, глубоко вдыхая ее розовое благовоние и силясь уловить, где, в моем далеком прошлом, меня зацепило и поволокло этой огромной силой. Я унюхивал этот запах в толпе, в магазинах и троллейбусах, скорее среди публики попроще, чем среди зажиточной. Это мог быть бог знает какой дешевый одеколон, думал я, такие продавались когда-то в пузырьках в форме автомобиля… Всякий раз я собирался догнать девушку, от которой так зверски, так головокружительно пахло, повернуть ее к себе за плечи и спросить: «Откуда я тебя знаю?» или: «Что это за духи?» или: «Выйдешь за меня замуж?» — вопросы, которые казались мне, в моей экзальтации, полностью эквивалентными. Но я так этого и не сделал до того самого дня, когда стало уже слишком поздно. И не потому, что хотел бы, чтобы все осталось, как в книгах Матея Караджале, «за печатью тайны», — напротив, просверк внепространственного воспоминания о некоем мистическом крае, в который все снова и снова возвращал меня этот запах, мучил меня, как Мольна у Алена-Фурнье, — а потому, что я все время отчаянно пытался надышаться посреди этого взрыва ультрасчастливой муки, по сравнению с которой реальность какой бы то ни было женщины, быстро поглощаемой толпой, не слишком много значила. Только раз у меня появилось иллюзорное чувство, что я наконец устанавливаю предмостье к далекому краю: была весна, я стоял в Чишмиджиу на мостике с бетонной балюстрадой, имитирующей переплетенные стволы деревьев, и глядел на проходящие внизу лодки. Вдруг рядом как рвануло — запах застал меня врасплох. Я чуть успел обернуться и увидеть стайку девочек на роликах, пересекающих мост, когда мне показалось, что наконец-то я уловил образ! Я реставрировал его, и меня чуть не разнесло на куски: это была витрина с шоколадными конфетами, звездочки и брусочки в блестящих станиолевых обертках, красных, бледно-зеленых и ярко-фиолетовых, у витрины стояла женщина в розовом и было что-то еще, самое загадочное, какая-то тень, большая тень падала на витрину. Все продержалось долю секунды, а гнездилось, вероятно, в самых чутких зонах моей памяти. Это не было плодом воображения, это было что-то живое, какой-то миг, когда-то мной пережитый и чудесным образом проникший в реальность… Но, как я ни старался, я не мог локализовать в памяти это молнией пронесшееся видение. Может быть, думал я, оно из какого-то моего сна…
Несколько лет после этого меня не посещало ощущение дежавю. Правда, я и не жаловался: начались иные ощущения, одно фантастичнее другого. В тот период ко мне стали приходить «гости». Среди ночи я открывал глаза и видел их: кто-то сидел рядом со мной на краю кровати, мужчина или женщина, и смотрел, как я сплю. Я мог бы нарисовать каждого гостя, так ясно я их помню. Но они принадлежат другой истории. Покамест же, в период полного раздрая, когда я беспорядочно переходил от одной женщины к другой, не зная, чего хочу и кто я вообще такой, я познакомился с одной дамой, прилично старше меня. Мне безусловно нравятся зрелые женщины, которые кажутся всегда такими солидными, недосягаемыми, встроенными в лекала собственной жизни и которые все же, если они решаются высвободиться, становятся самыми что ни на есть сладкими и чувственными любовницами. Такую вот чудную женщину я поджидал как-то зимним вечером, в снегопад, у себя. Какое-то время, пока мы болтали за стаканом вина, а на самом деле думали только о том, что будет дальше, все шло ритуальным образом, направляясь к нормальному финалу. Нам предстояло прожить ночь любви, по всей вероятности, единственную. Ни она, ни я не хотели друг от друга ничего большего. Но в постели я с беспокойством почувствовал, что из-под крепких французских духов, которыми она надушилась в тот вечер, ее теплая и нежная кожа пахнет тем самым… Правда, крайне слабо, но совершенно определенно. Я продолжал снимать розовое кружево, которым были окутаны ее сокровенные места, но мои мысли были уже далеко. Это упругое и живое тело, за которое в любой другой ситуации я отдал бы все, больше меня совсем не привлекало, как будто оно было иной породы, чем я. Это было что-то чужое, по-прежнему очень красивое, но чужое. Со мной еще не случалось такого — провала в полную инертность рядом с женщиной — и все же у меня не было ни конфуза, ни чувства вины. Мы уснули рядом невинные, как Тристан и Изольда, и во сне, который приснился мне под утро, я наконец-то попал на тот дальний берег.
Мама была огромной рядом со мной. Мне было года три, а может, не было и трех. Трамвай, на котором мы ехали в гости к тете, потряхивало на рельсах. Спина вагоновожатого в пропотевшей рубашке напоминала вздутый парус корабля. Мы сошли на Кольце, на щебенку вокруг статуи. Статуя в центре площади, окруженной странными зданиями с изобилием гипсовых горгон и атласов, была просто колоссальной и, как гномон, отбрасывала тень на витрину кофейни. Мы направились к двери с колокольчиком. На витрине были шоколадные конфеты в разноцветных блестящих обертках. Мама зашла в дверь «на минутку», оставив меня ждать снаружи. Облака разрывались о шлем на голове статуи. Наш трамвай укатил, и площадь была пуста, только по периметру сверкали рельсы. Между чужих фасадов установилась полнейшая тишина. И мама все не выходила из кофейни. Я потерялся, я останусь навсегда тут, на площади с огромной статуей. Я съежился и заорал что было сил — и тут дверь открылась, я увидел розовый рукав, и я знал, что это мама. Вал любви, какой мне не придется испытать впредь никогда, накатил на меня. Мама, ее каштановые локоны, ее тонкое лицо, ее шея, ее руки! Я вцепился в ее подол, смеясь сквозь слезы, и тут почувствовал запах. Сладкий, с ноткой мяты, который мне не суждено будет забыть во веки веков. Мама держала бумажный кулек с зубчатыми краями. «Смотри, что я тебе купила!» В кульке были конфеты, розовые невесомые овалы из сахарной ваты. «Называются висюльки», — сказала еще мама. Это пахли они, это они так наполняли площадь запахом, что статую едва было видно, как из-за тумана.
И там, во сне, снова рвануло у меня в мозгу, и я заплакал от счастья или от горького горя, и плакал, пока меня не разбудила, удивленная, моя приятельница и не отерла мне слезы.
О близости
Когда-то, как будто в другой жизни, мне пришлось пожить в Амстердаме, в мансарде одного фламандского дома по Ватерграфсмер. На трех нижних этажах жила домовладелица-полячка с краснощекой дочкой. По вечерам они вместе принимали ванну, визжа и прыская друг на друга водой, ночью полячка в одиночестве напивалась, оплакивая умершего мужа… В моей комнате с косым потолком были только кровать, стул и стол. Еще у меня были сиди-плеер и несколько дисков, которые я непрерывно слушал первые дни, пока не выучил наизусть. Все время накрапывал дождь и стояли сумерки с прожелтью, и так несколько месяцев подряд. Я сходил с ума от одиночества. В университете я читал для маленькой группы элементарный курс румынского. По вечерам выходил и часами гулял по городу под стук капель о зонтик. Я шел вдоль полукружья каналов, переходил их по горбатым мостикам, углублялся в кривые улочки с подозрительными магазинчиками… Поскольку я был черт знает какой длинноволосый и в кожаной куртке, ко мне цеплялись те, кто продавал марихуану, особенно негры и азиаты, — совали мне под нос перехваченные резинкой сверточки. От скуки я заходил в темные забегаловки, подсаживался к раскаленной печурке и, пока от моей куртки шел пар, глотал в одиночестве можжевеловую водку, а рядом, смачно и вызывающе, целовалась какая-нибудь парочка лесбиянок.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу За что мы любим женщин (сборник) - Мирча Кэртэреску бесплатно.
Похожие на За что мы любим женщин (сборник) - Мирча Кэртэреску книги
- Infinite jest - David Wallace - Современная проза
- Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Гадальщик на камешках (сборник) - Мирча Элиаде - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Учитель заблудших - Гилад Атцмон - Современная проза
- Еще один круг на карусели - Тициано Терцани - Современная проза
- Посторонний - Альбер Камю - Современная проза
- Посторонний - Альбер Камю - Современная проза
- Мясорубка для маленьких девочек - Тонино Бенаквиста - Современная проза
