Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну да Керстаффер-то, он на всем деньгу зашибает.
Исстари в Нурбюгде водилось много помешанных. То есть, пожалуй, нельзя сказать, что исстари, но вот уже много поколений. Старики, помнящие то, что слышали в молодости от других стариков, рассказывают, будто некогда в селении помешанных было не больше, чем в других местах. Теперь, конечно, не так, а вот в свое время их было меньше. Стало быть, причина беды, ясное дело, в чем-то новом. Кто его знает в чем. Одни считают, что все это от большого, темного леса. Не диво, говорят они, что в Оппи столько помешанных. Хутор-то как раз под Черной горой стоит.
Но лес — он-то ведь всегда здесь был.
Другие считают, будто причина в том, что родственники все время на родственниках женятся. Говорят, это запрещено законом. Ну, вот в старые времена — тогда это и впрямь запрещалось. А какой нынче толк в запрещении? Если двоих родственников обуяло греховное чувство друг к другу, то им надо только подать прошение королю. Стоит это несколько далеров, и вот незаконное становится законным — пожалуйста, сходитесь себе на здоровье. Ну как тут не быть беде? Раньше, в старину, людей, которые делали что им в голову взбредет, ставили к позорному столбу или сажали на «клячу»[6]. А теперь такого нет уже и в помине, у церквей не увидишь ни позорного столба, ни «клячи».
Так поговаривает кое-кто из стариков. Другие — такие же старые да мудрые — говорят иное. Нам-то еще радоваться надо, говорят они, в нашем селении не так быстро все меняется, как в прочих местах; там им только новое подавай.
Говорится и такое: как все заведено в селении, так оно и всегда было, и всегда будет. У молодых ветер в голове, но с годами они взрослеют и набираются ума. Бедняки так и останутся бедняками. А на богатых дворах всегда хозяйствовали те, кто сейчас живет на них или люди из их рода.
А того, что богатые дворы не раз и не два переходили от одного рода к другому, — этого вроде бы и не замечают.
Известно: мы живем в греховном мире и человек слаб. Поэтому самые простые истины надо вдалбливать людям, чтобы они их даже во сне помнили.
Хорошему человеку позор прижить ребенка с дочкой хусмана. Но это могут и забыть. А вот если он на ней женится, такого вовек не забудут.
Позор наживать деньги нечестно. Но уж если они попали в кубышку, так никуда оттуда не денутся.
Но не все так просто.
Вот, к примеру, очень важно происходить из хорошего рода, но, если младший сын с хорошего хутора становится хусманом, люди сначала помнят, что хозяева этого хусманского домика из хорошего рода, а через одно-два поколения позабывают.
Годы текут над Нурбюгдой, как над другими селениями, но не приносят больших перемен. Нурбюгда стоит себе и не меняется. Но ведь не всегда же так было? Ведь когда-то кто-то первым вырубил здесь лес. Кто же? Изгнанник, объявленный вне закона? Или поначалу это были выселки? Какие же дворы были поставлены первыми?
Точно никто ничего не знает. Когда-то это случилось, но давно, в незапамятные времена. Быть может, даже до принятия христианства. Да, пожалуй, что так. Ведь стоит же на чердаке у Нурбю несколько странных фигур, без спору поганые языческие идолы. На одном из них еще написано: «Св. Халвард».
Мало кто покидает Нурбюгду, а приезжает сюда народу и того меньше. Она — особый мир. И народ здешний — особый народ, оттого что жители из поколения в поколение, сколько существует Нурбюгда, вновь и вновь женятся на своих. Так сложился особый народ, и каждый, кто хоть раз побывал здесь, легко отличит его от других.
Что же особого в здешних людях? Видимо, что-то в лице — может быть, брови? Или же скулы? Или рот? Трудно сказать, но что-то есть. Может, какая-то тяжесть или печаль? Да нет, едва ли: смеются в Нурбюгде часто и охотно. И все-таки, пожалуй, какая-то печаль, которая отступает всего лишь на миг, когда они смеются — чаще всего злорадно — над глупостью и простодушием своих односельчан. А затем она, эта самая печаль, вновь возвращается и ложится на их лица, угрюмая, как темный лес или унылая осенняя хмурь, переходящая в темную, морозную зиму.
Что делать долгими зимними вечерами? О чем мечтать? О чем думать? О чем говорить? Ну ясно — о том, что делают другие. О том, что они делают хорошего… но хорошего ведь так мало. О том, что делают плохого… а плохого — ох, не дай господи!
Событий мало. Вернее, те, кто поездил по свету, сказали бы, что событий в Нурбюгде мало. Зато уж, если что случится, это непременно заметят, пересудят на все лады и нескоро забудут. Оттого-то, наверное, и обиды — или то, что можно счесть за обиду, — помнят так долго и так редко прощают. Оттого-то, наверное, столько тропинок между хуторами заросло травой.
Пусть чужаки говорят, что селение отсталое. Так оно, верно, и есть, если взять, к примеру, дороги и всякие там штуки в этом роде. Зато обошел его стороной и тот, можно сказать, разврат, который от дороги идет. Ни тебе кабаков, ни тебе придорожных изб с девками и картами. А кому хочется подобных радостей, пусть ищет их где-нибудь подальше.
Да, уезжает мало народу, а переселяется сюда и того меньше. У жителей на памяти всего три-четыре случая, когда односельчане привозили себе жен из других мест. Да и тогда делать это было ни к чему. Спору нет, Рённев Ульстад вроде бы баба неплохая, по крайней мере хозяин Ульстада, Ула, худо о ней не говорил, пока жив был. Но он и вообще-то мало говорил, Ула Ульстад — царствие ему небесное!
И не успела еще на его могиле вырасти трава, как Рённев снова вышла замуж. Да за настоящего чужака! Вот ведь какие дела.
Ханс Нурбю и его друзья
22 апреля 1818 года состоялось бракосочетание почтенной вдовы Рённев Ларсдаттер Ульстад из Нурбюгды и Ховарда Ермюннсена Виланна, управляющего усадьбой приходского пастора Педера Лаурентиуса Тюрманна. Многим запомнился тот день. Свадьбу справили в Ульстаде, гуляли три дня, и такое множество гостей не собиралось в Нурбюгде уже много лет. Подобные свадьбы люди помнили годами, это были как бы дорожные столбы у серого большака. Так и говорили: «А, это — это было через год после свадьбы в Ульстаде».
Но день запомнился не только поэтому. Многие бабы в селении так рассуждали: если уж такая богатая вдова, как Рённев, выходит замуж за пришлого, у которого и хутора-то своего нет, так, стало быть, есть у нее на то причина. А значит, скоро кое-что случится, так что считай, загибай пальцы.
Они чинно сидели на стульях и скамьях вдоль стен, эти бабы. Сидели чинно, но их быстрые глаза следили за всем и кое-что примечали.
Еще загодя — за много недель — об этой свадьбе шло немало толков. Разных толков.
Что Рённев нашла себе чужака — это баб не так удивило, как глупых мужиков. Ведь если разобраться, то и сама-то Рённев в Нурбюгде пришлая, правда, не издалека, из главного прихода.
А вот он, этот ее новый муж, и впрямь чужак, ничего не скажешь. Издалека его принесло. Недаром, видно, говорит старая пословица, что тролль тролля и за горой учует…
Вот Ула Ульстад занесся и взял себе жену со стороны, а что хорошего получилось? Пришлось ему, говорили, кормиться заводчиковыми объедками. Но даже не в том дело. А вот наследника, о котором он мечтал, так с этой бабой надутой и не прижил. Да и вообще звону от Улы было много, говорил народ, а толку-то ни на грош. И погиб он ни за понюшку табаку в расцвете сил, вот чем все кончилось: высоко в горах, в лесу, разможжила ему грудь упавшая сосна, так что пришлось тащить его домой на конной волокуше, словно бревно. И на этот раз едва ли что путное выйдет. Теперь в Ульстаде будет двое пришлых, а этот новый, что Рённев себе выискала, он-то, собственно говоря, не хозяин, а вроде как бродячий подмастерье, раньше он работал у пастора в усадьбе. Никто ведь даже и не знает, откуда он, никто ничего не знает о его родне. Говорят, мол, из Телемарка. Вроде это где-то далеко на западе, где-то чуть ли не у самой у Англии. А этот брат его, что околачивается тут на свадьбе, — это и впрямь его брат? Чем это докажешь — вот разве что только оба говорят на том же чудном языке, словно поют. Да разве так по-людски говорят? Нет, не к добру это все! Чего же можно ждать от такой, как Рённев, которая сначала жила много лет с заводчиком, пока не надоела ему и он не дал ей отставку? Но она времени даром не теряла и тотчас заарканила спесивого Улу Ульстада…
Глаза следили за пляшущими Рённев и Ховардом.
По Рённев пока еще ничего не видно. Пока еще нет. Да, пожалуй, загибать пальцы надо с этого месяца.
Мужчины говорили «гм», и «да», и «н-да…». Шустрый он парень, этот Ховард, ничего не скажешь. Коленце, которое он в пляске выкинул в первый вечер свадьбы, мало кто смог повторить… И Рённев баба хоть куда, спору нет. Но могла бы найти себе мужа и в Нурбюгде, сколько тут вдовцов свободных, у которых и дом свой, и лес, и чего душе угодно…
- В двух километрах от Счастья - Илья Зверев - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Сборник " " - Эд Макбейн - Современная проза
- Выкрикивается лот 49 - Томас Пинчон - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 01 - журнал - Современная проза
- Игнат и Анна - Владимир Бешлягэ - Современная проза
- Дневник сельского священника - Жорж Бернанос - Современная проза
- Медведки - Мария Галина - Современная проза
- 1979 - Кристиан Крахт - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза