Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его сестра, Надежда Судзиловская, тоже очень рано покинула круг революционной молодежи – не потому, что ей грозили преследования, а из-за страха перед той ношей, которую пришлось бы взвалить на себя, решившись трудиться на благо других. Точно не помню, но кажется, она даже не окончила акушерских курсов. Она вышла замуж за студента, не пожелавшего участвовать в деятельности, не обещавшей никакой уверенности в завтрашнем дне.
Шпейер и Венецкий также пробыли с нами недолго. Венецкий стал храбрым и опытным военным врачом и отличился во время Русско-турецкой войны 1875 г. В 1878 г. он был свидетелем на «Процессе 193-х».
Фишера арестовали и судили вместе со всеми нами, но освободили из-под стражи. Позже он много лет был сельским врачом в Вологодской губернии и прославился своей общественной деятельностью.
Меня с сестрой, Ольгой Константиновной Ивановой, связывали узы величайшей дружбы. Она была душой и телом предана общему делу и служила ему всем, чем могла, но, прожив несколько месяцев в нашей коммуне, заболела и умерла. Она посещала акушерские курсы при университете Св. Владимира, и все ее бумаги хранились в канцелярии ректора университета, Бунге,[6] исключительно честного человека и будущего министра финансов. В то время, как и во все периоды конспиративной деятельности, революционеры старались раздобыть подлинные документы и паспорта, поскольку многим приходилось прятаться и жить под вымышленными именами. В тот момент в таких документах нуждалась некая Е. Ширмер, и я попросила Бунге отдать мне документы моей покойной сестры. Подобная просьба была необычна, но я получила их ценой некоторых хлопот и даже уловок.
Позже это привело к серьезной проблеме, когда многие из нас были арестованы и содержались в различных полицейских участках, и жандармы на одном из допросов в участке пытались выяснить адрес и образ жизни Ольги Ивановой у Сергея Филипповича Ковалика.[7]
«Зачем вам понадобилась Ольга Иванова? – спросил он. – Она давно умерла».
Жандармы были поражены, так как, согласно их бумагам, Ольга Иванова находилась под стражей. Личность арестованных не вызывала никаких подозрений. Но Ковалик:, не разобравшись в ситуации, снова и снова утверждал, что она мертва, и жандармы, проведя расследование, убедились, что он прав. Четыре года спустя, как раз перед судом над нами, когда нас содержали в Петропавловской крепости, Ковалик сообщил мне об этом случае, стуча пальцами по оконной решетке. «Больше я не дал никаких показаний, – закончил он свой рассказ, – но и этого хватило, чтобы нанести ущерб делу».
Ковалик был и остается таким интересным человеком, что умолчать о нем невозможно. Позже я расскажу о нем более подробно.
Из первых обитателей нашего подвала самым выдающимся человеком, вследствие своих нравственных качеств, была Мария Александровна Коленкина, подруга моей сестры Ольги по курсам. Прежде я не встречала никого, более решительного и упорного в исполнении принятого решения. Ей превосходно удавалось все, что она начинала, но, будучи сдержанной и скромной, она оставалась в тени более шумных, самодовольных молодых людей, и лишь те, кому довелось участвовать вместе с ней в серьезных делах, могли ее полностью оценить. Она была одна из тех редких личностей, которые обязаны своим совершенством исключительно природным дарованиям и собственным усилиям с целью еще выше подняться по лестнице морального совершенствования.
В двадцатилетнем возрасте она приехала в Киев из Темрюка, маленького городка на Азовском море. Она происходила из небогатой купеческой семьи и получила домашнее образование. Изучая лучших русских писателей, она в совершенстве овладела родным языком, а чтение Некрасова, которого она знала наизусть, развило в ней страстное желание учиться дальше, чтобы служить людям.
Мария Александровна в то время была женщиной среднего роста, изящно сложенной, с правильными чертами лица и волнистыми золотистыми волосами. Она была весьма привлекательной, но притом очень замкнутой. Никогда, ни в шутку ни всерьез, она ни на кого не нападала первой, хотя всегда незамедлительно отвечала на любую шутку или замечание товарищей в ее адрес. Она навсегда присоединилась к нашим революционным кругам и сначала была энергичной и видной работницей, но впоследствии судебные процессы и тяжелые болезни сильно измотали ее. Она отличалась непоколебимым сочувствием к правому делу и неизменной ненавистью к жестокости и несправедливости. Я лично очень часто встречалась с этой выдающейся женщиной.
Мы вели серьезную и спокойную жизнь. Две наши большие комнаты всегда были чистыми. Мужчины прибирались в своей комнате, а мы – у себя. Кроме того, наша комната служила столовой. Помимо комнат, у нас была кухня, где спала женщина, готовившая нам обед и кипятившая самовары. У нее была маленькая пятилетняя дочь, постоянно подражавшая взрослым. Поскольку наши студенты проводили все свое время за книгами, Танюшка тоже брала книгу и часами сидела неподвижно, делая вид, что читает.
После полутора лет странствий в поисках среды, в которой я могла бы проявить свои способности наилучшим образом, я решила осесть в Киеве. Я сожгла за собой все мосты и навсегда отказалась от условностей. Из старой жизни в новую я перешла одна.
Поскольку сейчас я жила с дорогими мне, но малообеспеченными людьми, было необходимо зарабатывать деньги. Я связывала свои надежды с педагогическими способностями, но не знала, как их применить, поскольку в Киеве у меня не было ни друзей, ни знакомых. Поэтому я не только поместила объявление в газетах, но испробовала и другой способ. Я написала свое имя и предложение брать учеников на восьми листках бумаги. После этого, в два часа дня, когда из Фундуклеевской гимназии расходились ученицы, я смешалась с их толпой и раздала листовки, прося девочек передать их родителям. Мой способ увенчался полным успехом – на следующий день ко мне стали приходить матери гимназисток и нанимали меня давать их дочерям уроки языка. Вскоре у меня было столько учениц, что пришлось отказывать новым желающим.
Через газету я получила предложение преподавать французский в частной школе для девушек из провинции, учившихся в киевских гимназиях. Эту школу основала молодая женщина, чей муж служил инженером во французской компании. Уроки представляли собой разговорную практику, и, чтобы не выделять для них специальное время, они обычно проводились во время обеда или после обеда в саду. Девочкам такой приятный способ учебы очень нравился. Они были старшеклассницами и быстро учились. Я была довольна, что наладила контакт с молодежью, и мало-помалу начала сопровождать объяснения правил грамматики беседами на социальные темы, указывая на резкие контрасты в жизни людей, вызывавшие столько ненависти и взаимного недоверия. Девочки, очевидно, пересказывали мои слова родителям, но никто не выказывал недовольства. Молодой инженер попросил меня позволить ему за особое вознаграждение принять участие в наших уроках. Он объяснил, что его должность во французской компании обязывает его к хорошему знанию французского, и я не могла отказать ему, хотя жалела, что наши беседы стали более формальными. Однако вскоре я отказалась от этих занятий, так как они отнимали два часа в день, помимо долгого пути от университета на Подол, где располагалась школа. Хозяйка школы разозлилась на меня, вероятно, из-за того, что ей было жаль терять учительницу, которая давала двухчасовые уроки, стоившие по меньшей мере 75 рублей, за обед и 25 рублей. Но поскольку у меня было достаточно предложений и, следовательно, возможность выбирать, я предпочла давать уроки ближе к дому и там, где больше платят.
В промежутках между уроками я торопливо возвращалась в свой подвал, чтобы пообедать или выпить чашку чаю, и всегда заставала там двух или трех посетителей. Одним из самых частых гостей был некто П. Б. Аксельрод.[8] Он был очень деятельным человеком, всегда готовым к новым, рискованным начинаниям. Он представил нам двух братьев Левенталь и сестер Каминер. У Судзиловского и других студентов были свои друзья, которых они приводили с собой. Наш дом славился гостеприимством и свободой, киевская молодежь любила его, и к нам часто приводили новых друзей и знакомых.
Пока что мы не вели у себя никакой реальной конспиративной работы, хотя постоянно шли разговоры на революционные и социальные темы. Однажды я застала у нас Аксельрода, обедавшего с неизвестным господином. После того как все ушли, Аксельрод, который в то время был членом киевского кружка чайковцев,[9] таинственно и даже робко сказал мне, что своей властью приглашает меня на собрание делегатов организации Лаврова.[10] Социально-политические теории Лаврова служили основой для учения Чайковского. Далинский, помещик из южной губернии, только что прибывший из-за границы, был отправлен в Россию проинспектировать все группы чайковцев на предмет практического приложения их сил к революционной работе. Аксельрод рассказал, что Далинского сопровождает студент из Одесского университета, некто Желябов,[11] и что собрание проводится в строжайшем секрете. По его словам, на собрании будут присутствовать исключительно чайковцы, и ему стоило изрядных трудов добиться разрешения привести меня. Иван Федорович Рашевский и его друг Эмме, самые выдающиеся чайковцы в Киеве, которые тоже знали меня, но не обладали энтузиазмом Аксельрода, возражали против моего присутствия. Я сама не приняла бы приглашение, если бы не настойчивые уговоры Аксельрода. Во-первых, я не думала, что речь пойдет о таких делах, для которых требуется особое мужество, и поэтому чрезмерная секретность встречи мне не нравилась. Во-вторых, меня не привлекала перспектива долгой ночной прогулки после дня тяжелой работы. Но Аксельрод ждал меня, и мы отправились по темным улицам на встречу с неизвестностью. Аксельрод предупредил, что собрание состоится в необставленном и необитаемом доме.
- Россия. Крым. История. - Николай Стариков - История
- Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - Владилен Николаевич Виноградов - История
- Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки - Рене Павловна Арманд - Биографии и Мемуары / История
- Ленин в августе 1914 года (Преображение России - 12) - Сергей Сергеев-Ценский - История
- Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов - А Спиридович - История
- Русь - Россия - Российская империя. Хроника правлений и событий 862 - 1917 гг. - 2-е издание - Борис Пашков - История
- Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев - История
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков - Биографии и Мемуары / История / Политика
- От депортации в Вавилон к Первой русской революции. Версия национального развития российской ветви еврейского народа в духовно-политическом контексте Ветхого Завета - Тамара Валентиновна Шустрова - История