Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После долгого пути мы остановились у дома, окруженного строительными лесами. Перешагивая через доски и бревна, вошли в угловую комнату, ремонт в которой почти закончился. Вероятно, тут жили рабочие, так как в комнате был стол, сбитый из досок, и несколько скамеек. Нас встретили Эмме, Рашевский, Далинский и высокий, цветущий, черноволосый молодой человек с большими, живыми, даже веселыми глазами. Это был Андрей Желябов. Он был самым молодым из нас и относился ко всем прочим с заметной почтительностью. В то время он только начинал свою революционную карьеру, очевидно, считал себя неопытным и стремился лишь к тому, чтобы участвовать в движении, не претендуя на руководящую роль в нем.
Далинский привез с собой из-за границы вопросник, и дискуссия должна была вестись на его основе. Я забыла большинство вопросов и сколько их всего было. Однако один вопрос я помню очень хорошо, так как мы разбирали его подробно. Заграничная организация запрашивала своих российских товарищей, считают ли они необходимым наряду с революционной пропагандой заниматься также преподавательской работой и не полагают ли они, что основание школ в деревнях и малых городах должно стать обязательной частью их программы.
Эмме и Далинский думали, что революционеры не должны заниматься чисто просветительской деятельностью, поскольку преподавание в школах для детей отнимает много сил и дает малую отдачу вследствие общего невежества населения. Но я, никогда не терявшая тесный контакт с массами, знала, с какой жадностью они тянутся даже к самым элементарным знаниям. Я утверждала, что даже если мы, революционеры, не в состоянии открывать школы для детей крестьян, то мы должны по крайней мере просвещать всех способных детей более старшего возраста, насколько это в наших силах. Я полагала, что неграмотному народу очень трудно привить наши социалистические взгляды и нашу решимость покончить с монархией. Аксельрод, часто разделявший мои взгляды, соглашался со мной, и на вопрос дали утвердительный ответ. Было сочтено желательным учить детей старшего возраста.
Встреча продолжалась долго. Ораторы говорили медленно и с запинками, и две пылкие головы – моя собственная и Аксельрода – устали и постепенно стали клониться. В конце концов мы погрузились в такой глубокий сон, что товарищи разбудили нас только на рассвете. Нам было очень стыдно, особенно когда мы узнали, что наши товарищи приняли множество резолюций по разным вопросам. Нам зачитали эти резолюции, в числе которых значилась и рекомендация всем группам чайковцев создавать школы для подростков.
Еще до того, как мы постыдно уснули, Аксельрод с восхищением рассказал нам о происхождении Желябова. Он был сыном крепостного в поместье богатого южного землевладельца и провел детство среди дворовых как казачок. Теперь же он учился в Одесском университете. В то время это было крайне необычно и вызывало у народников не только внимание, но также удивление и восторг. Крепостной мальчик, ставший студентом университета, представлял собой неопровержимое доказательство того, что наш народ достоин усилий и жертв, понесенных, чтобы поднять его интеллектуальный и духовный уровень. Это было 44 года назад, но я как сейчас вижу перед собой энергичную фигуру Андрея и его красивое лицо, лучащееся счастьем. Вероятно, наше восхищение его несколько поражало, однако он был явно доволен, видя искреннюю радость, с которой «интеллигенция» приветствовала и принимала в свои ряды выходца из самых низов народа. Роль, которую играл Желябов в организации народников, была плохо известна полиции, и, когда он был схвачен во время массовых арестов 1874 г., его вскоре отпустили под поручительство и поселили под надзором полиции поблизости от Одессы.
Глава 2
Чайковцы. Петербург, 1873 год
При описании событий, случившихся более сорока лет назад, невозможно восстановить прошлое во всех подробностях. Имена, даты и многие характерные черты людей позабылись. Легко ошибиться с датой появления на сцене кого-либо из товарищей. Затруднительно сохранять точность даже в описании собственных перемещений. По крайней мере, мне это не по силам. Но я прекрасно помню, что все обитатели нашего подвала вели трудолюбивую, серьезную и мирную жизнь. Наш круг быстро рос, а в непрерывных разговорах все более и более четко обрисовывалось, к какому типу работы склонен каждый из нас.
Организация революционных сил шла по всей России, и киевские революционеры отличались не меньшей энергией, чем их товарищи из обеих столиц. Пылкий темперамент южан сильно способствовал налаживанию общего дела, которое должно было вестись не только для народа, но и вместе с народом.
Кроме того, во всех главных центрах России преобладало мнение, что «интеллигенция» должна наладить тесные и непосредственные связи с народом. Процессы над каракозовцами[12] и особенно нечаевцами[13] со всей очевидностью показали, что идет переход от чисто теоретической работы к прямому распространению этих теорий в массах. Именно по этой причине молодежное революционное движение в начале 1870-х гг. сводилось в основном к личной пропагандистской работе в деревнях и мастерских. И в столицах, и в самых глухих уголках молодежь, словно охваченная единым порывом, мечтала о том, чтобы установить тесные связи с трудящимся населением. Единственное отличие в подходе к этому вопросу состояло в том, что молодым людям не терпелось смешаться с народом с целью воспринять все крестьянские обычаи, почувствовать себя своими среди трудящихся и тем самым завоевать их доверие, в то время как более старые и опытные относились к революционной работе среди нового элемента более спокойно и старались собрать вокруг себя молодежь, которая могла бы здесь принести пользу.
Осенью того же (1873) года, в достаточной мере познакомившись с группой киевской молодежи, которая планировала принять участие в общем движении, я решила посетить Петербург, чтобы получить полное представление о тамошней ситуации. Другие члены нашей коммуны предпочли остаться в Киеве, чтобы вербовать в свои ряды новых товарищей.
Итак, я покинула Киев и окунулась в бурную и напряженную петербургскую жизнь. К тому времени там уже шла систематическая организационная работа. Кружок Чайковского, служивший зародышем, превратился в крупную и мощную организацию со множеством центров. В этих центрах молодежь получала возможность приобрести теоретические и практические знания, а также проявить свои способности к пропаганде на фабриках и в мастерских. В Петербурге эта работа велась более целенаправленно и решительно, чем где-либо, и поэтому сюда за советом и руководством обращались молодые люди со всех концов России. Это было очень опасно, и требовалась строгая конспирация. Мне, никогда не жившей в столице, было бы трудно разобраться в этой многогранной и усердной деятельности, если бы я не приучила себя к наблюдению и к размышлениям над социальными проблемами.
Молодежи были интересны люди, долго жившие в провинции и принимавшие участие в работе земств[14] и организации учебных заведений, поэтому ко мне стали приходить гости и приводить с собой других. Кроме того, я нашла в Петербурге своих старых друзей – Ковалика и Каблица. Наконец, там я подружилась с Софьей Александровной Лешерн фон Герцфельд, которая впоследствии сыграла важную роль в наших сибирских процессах. Частым гостем у меня стал Лизогуб,[15] которого я знала дома, еще ребенком. Сейчас он был студентом и пытался узнать, как самым полезным образом распорядиться своим большим состоянием. Он производил впечатление человека, искренне и серьезно преданного народному делу. Он нуждался в советах и инструкциях, но я старалась не говорить ему ничего определенного. Я считала, что с молодыми людьми надо вести себя осторожно, чтобы они испытали свои силы в разных областях, прежде чем делать окончательный выбор. Кроме того, я обычно старалась обойти стороной вопрос о финансах тех, кто собирался вступить в нашу организацию. Что касается Лизогуба, я не думала, что этот человек, проведя все детство среди богатства, в аристократическом окружении, действительно мог решиться всецело посвятить себя борьбе за права и благоденствие народа. Однако те, кто знал его впоследствии, и товарищи по процессу высоко ставили его благородство и мужество борца, погибшего раньше времени. Он не дожил до осуществления хотя бы десятой части своих планов.
В разных частях города были основаны мастерские, где юные революционеры учились кузнечному, плотницкому или сапожному ремеслу. Некоторые из них попадали в обычные мастерские. Все они очень гордились своими успехами. Молодые женщины, особенно курсистки, искали работу на фабриках. Они радостно рассказывали нам о своих достижениях, о новых знакомствах, о любопытных сторонах жизни в новой среде. Тогда была зима. Они же летом готовились идти «в народ», хотя некоторым приходилось оставаться в городах, чтобы обеспечивать связь между разбросанными по всей стране товарищами и сообщать в несколько центральных организаций о том, что происходит в России.
- Россия. Крым. История. - Николай Стариков - История
- Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - Владилен Николаевич Виноградов - История
- Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки - Рене Павловна Арманд - Биографии и Мемуары / История
- Ленин в августе 1914 года (Преображение России - 12) - Сергей Сергеев-Ценский - История
- Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов - А Спиридович - История
- Русь - Россия - Российская империя. Хроника правлений и событий 862 - 1917 гг. - 2-е издание - Борис Пашков - История
- Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев - История
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков - Биографии и Мемуары / История / Политика
- От депортации в Вавилон к Первой русской революции. Версия национального развития российской ветви еврейского народа в духовно-политическом контексте Ветхого Завета - Тамара Валентиновна Шустрова - История