Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня такие же проблемы… — сказал Колмар и с озорной улыбкой показал на небо.
— Так вот, мой директор решил, что дело завершено. Потом его отправили на отдых, а версия так и осталась официальной. К этому добавилась еще одна проблема: один глупый мальчишка из Мангейма обнаружил в декабре, что ему нравится все поджигать: сначала гараж, потом что-то еще, и вдруг сгорел пасторский дом Нассмана, прежде чем мы успели его обследовать. Этот пожар не укладывается в картину огненных шалостей парня, зато очень на руку убийце, желающему избавиться от всех следов. Глупая ситуация: мы арестовали парня, и он во всем признался, даже в поджоге пасторского дома. Я уверен, что его принудили к этому, но он все еще настаивает на своих показаниях.
— Но разве мог убийца рассчитывать, что поджог повесят на мальчишку? — проницательно спросил Колмар.
— Я тоже думал над этим, — солгал Тойер. — Пожалуй, мог, если он знал парня лично либо надеялся, что мы его не поймаем. Тогда можно считать огромным везением, что он попался нам в Гейдельберге вечером того же дня… Бывает ведь такое. — Тойер решил не упоминать про детали задержания. — Еще мы выяснили, что в доме отца Рони обосновался бывший террорист. Тридцать лет назад у него был роман с дочкой одного из ваших предшественников… как там ее звали…
— Сара Денцлингер, — епископ кивнул. — Я хорошо помню.
— Снова всплывает эта церковь, понимаете? Впрочем, этот экс-террорист расстался с жизнью в Базеле — несчастный случай, но вызванный ужасным страхом, перед кем — узнать теперь нелегко. Вы можете рассказать мне про эту историю с Сарой? Официально считается, что она пропала без вести на Ближнем Востоке, но до нас дошли слухи, что она никуда и не уезжала…
Колмар долго обдумывал что-то. Наконец покачал головой:
— Пастор Денцлингер был в Гейдельберге чуть ли не полубогом. Я узнал об этом — не мог не узнать, — когда пришел на его место…
Теперь он зажег дорогую сигару. Курил он непрерывно, не хуже Хафнера, но благодаря нескончаемому ассортименту табачных изделий такая зависимость меньше бросалась в глаза. Конечно, Хампельманн вскоре оказался окутан синеватой весенней дымкой.
— В своем приходе он почти не вел работу с молодежью, и когда первые студенты отпустили волосы и пошли на баррикады, он тогда… да, он взбесился от ярости. Что и понятно, ведь его единственную дочь — а он, вероятно, любил ее без памяти — тянуло к революционерам. И в конце концов он ее потерял из-за них. Вот так я считал до сих пор и не слышал ни о чем другом.
Тойер кивнул. Легкая головная боль заскреблась за его лобной костью.
— Мне тут приснился сон, в нем был ворон…
— Ворон или ворона?
— Ой, это я так, не обращайте внимания… Все сгущается вокруг узкого пространства, пустоты и каким-то образом вокруг этой Сары, что-то началось в семьдесят четвертом году и не прекращается до сих пор.
— Что тут удивительного, — усмехнулся Колмар, — мы все верим, что две тысячи лет назад нечто началось да так и не прекратилось до сих пор. Я нахожу интересными ваши слова о пустоте. Для современной теологии Бог — это пустота, да, полагаю, так можно сказать. Мыслящий атеист и просвещенный верующий думают почти одинаково. Только там, где атеист испытывает отчаянье и одиночество, мы представляем себе Нечто.
— Все это невероятно утешает, — произнес Тойер.
Колмар взглянул на часы, на этот раз на изысканные, которые носил на запястье:
— Денцлингер… Как я уже сказал, он был очень популярен. Хорошо произносил проповеди и считался по тем временам прогрессивным. Пожалуй, и в политическом плане он придерживался левей середины. Умел находить правильный тон в общении с людьми. С пожилыми дамами беседовал так, как они и ожидали от пастора, возвышенно и витиевато. С людьми среднего возраста разговаривал обычным, нормальным тоном, ветераны могли подробно рассказывать ему, как чуть не выиграли то или другое сражение… Вот только с подростками у него не очень получалось… Не знаю ничего про его происхождение, тут надо заглянуть в его личное дело… Насколько мне известно, в теологии он был подкован скорее посредственно. Зато много сил и времени отдавал каждодневной работе. Пока не исчезла его дочь.
Тойер откинулся назад и поискал на лице епископа признаки сочувствия. Но не нашел.
— Это полностью выбило его из колеи, что, разумеется, каждый поймет. Одно время все считали, что ему лучше было бы переехать куда-нибудь в другое место и начать все заново. Но он настоял на том, что останется в Гейдельберге, словно хотел что-то сохранить. Мой тогдашний предшественник уступил его просьбе, и Денцлингер получил новую общину в только что отстроенной части города, в Боксберге, кажется. И там выродился в унылого статиста, даже проявлял халатность. Но, конечно, мог не бояться церковного начальства, тем более что в восьмидесятых у него умерла жена — от воспаления легких, если не ошибаюсь, во всяком случае, от болезни, которая теперь не считается смертельной…
— Где же он живет теперь?
— Разумеется, снова в Старом городе. Мой секретарь даст вам потом адрес, мы высылаем иногда нашим пенсионерам возвышенные послания. У него навязчивое влечение к Старому городу. Вообще-то у нас существует неписаный закон: когда пастор покидает общину, он не должен в последующие три года переступать порог своей бывшей церкви, чтобы не осложнять жизнь своему преемнику. Денцлингер абсолютно не соблюдал его. Постоянно торчал у меня, деканат[13] перевели в Нойенгейм, но он не был там ни разу.
— Вы были его преемником. Поэтому так его не любите.
Колмар оставил его замечание без ответа, вместо этого сказал:
— Теперь он состарился. Ему уже, пожалуй, за семьдесят.
Комиссар прокрутил еще раз в уме все дело, затем кивнул. Колмар снова посмотрел на часы:
— Теперь я вынужден проявить невежливость. Мне предстоит еще одна беседа: некий профессор теологии рассказал в газете «Бильд» о своих педерастических наклонностях.
— Теперь его уволят? — равнодушно спросил Тойер.
— Ах, не думаю. Но все-таки посоветую ему теперь прикусить язык.
Полицейский уже собрался уходить, но все же задал последний вопрос:
— Вы вообще-то молитесь?
Епископ дернул за шнур и ничего не ответил. Хампельманн бойко запрыгал на стене.
Они сыграли пару партий, как всегда, молча. Затем продолжили прерванный разговор.
— Мне казалось, что пожар в пасторском доме положит конец всей истории.
— Не хочу вас обижать, но это тоже был не лучший ход. Мальчишка хоть и признался в том, чего не совершал, но если он откажется от своих показаний, тогда даже самому тупому полицейскому станет ясно, что кто-то хотел что-то скрыть…
— А если Нассман делал какие-либо записи? Если бы их обнаружили?
— Я разделяю эти опасения, но предпочел бы пойти на риск. Теперь нам придется иметь дело с более серьезными проблемами.
— С этим Тойером?…
— Представьте себе, какой шум поднимется за границей. Посыплются всевозможные догадки, версии, все начнут искать след в международном терроризме. Никто и не подумает…
— Да, я знаю, нас никто и не заподозрит.
Сыщик вышел из трамвая на Бисмаркплац в полной задумчивости. До отъезда Ильдирим он еще успеет заглянуть к Денцлингеру, а может, и к отцу Адмира. Сколько боли он разворошит? Стоит ли говорить старику, что его дочь, возможно, все годы оставалась в идиллическом Гейдельберге? Спрятавшись от всех, окопавшись!
На Хауптштрассе царила обычная пятничная суета. Довольно противная.
Вокруг памятника Бунзену[14] тусовались неформалы и панки, которые в общем-то недалеко ушли от первых. Русский аккордеонист играл с непостижимой виртуозностью органную токкату Баха. Если бы не такой холод, тут наверняка выставила бы свои мольберты гильдия доморощенных портретистов.
Преступник оставался для Тойера загадкой, умные действия чередовались с дилетантскими. Сыщик никак не мог смоделировать его личность. Для почина он представил себе дородного гейдельбержца, по глупому предложению Хафнера, — почему бы и нет? Ведь мир тоже глуп. Похотливого мерзавца, который убил Сару. Судьба подыграла негодяю, девушку объявили пропавшей без вести. Тридцать лет спустя еще одна девушка, и опять ему везет — он может спихнуть вину на молодого пастора… Нет, чушь. Кроме того, сексуальные маньяки не ждут по тридцать лет.
Взгляд Тойера упал на оригинальное трио. Смуглый мужчина средних лет — Тойер решил, что он перс, — держал за руку женщину с еще более темной кожей; у обоих были обручальные кольца. Супруги оживленно спорили о кубинской революции с маленькой пожилой пруссачкой, одетой неброско и одновременно эффектно, разговаривали они дружески, но твердо стояли на своем. Супруги, очевидно, вышли прогуляться. Маленькая пруссачка вместе с компанией молодых жилистых лысачей выставила информационный стенд о буддизме японского розлива; они даже ухитрились соорудить некое подобие молельни. Ага. Тойер остановился, неприметно, как ему казалось.
- Ключ от проклятой комнаты - Анна Князева - Детектив
- Последствия неустранимы (сборник) - Михаил Черненок - Детектив
- Канун дня всех святых - Чарльз Вильямс - Детектив
- Богатые тоже платят - Светлана Алешина - Детектив
- Успеть до боя курантов - Марина Серова - Детектив
- Философ - Джесси Келлерман - Детектив
- Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
- Убийственный ритм - Вэл Макдермид - Детектив
- Кофе с молоком - Лана Балашина - Детектив
- Черные Земли - Белинда Бауэр - Детектив