Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Делает ему честь. У него был неплохой вкус.
Сомс удивился: мысль, что у Джорджа был вкус, показалась ему невероятной.
— Нет, — сказал он внезапно, — ему просто нравилось, что от этих глаз человеку становится не по себе.
— Это одно и то же. Я никогда не видел более потрясающей сатиры на человеческую жизнь.
— Не понимаю, — сухо сказал Сомс.
— Да ведь это превосходная аллегория, сэр. Съедать плоды жизни, разбрасывать кожуру и попасться на этом, В этих глазах воплощенная трагедия человеческой души. Вы только посмотрите на них! Ей кажется, что в этом апельсине что-то скрыто, и она тоскует и сердится, потому что не может ничего найти. Ведь эту картину следовало бы повесить в Британском музее и назвать «Цивилизация, как она есть».
— Нет, — сказала Флёр, — ее повесят здесь и назовут «Белая обезьяна».
— Это то же самое.
— Цинизм ни к чему не приводит, — отрывисто сказал Сомс, — Вот если бы вы сказали: «Наш век, как он есть»
— Согласен, сэр; но почему такая узость? Ведь не думаете же вы всерьез, что наш век хуже всякого другого?
— Не думаю? — переспросил Сомс. — Я считаю, что мир достиг высшей точки в восьмидесятых годах и больше никогда ее не достигнет.
Художник задумался.
— Это страшно интересно. Меня не было на свете, а вы, сэр, были примерно в моем возрасте. Вы тогда верили в бога и ездили в дилижансах.
Дилижансы! Это слово напомнило Сомсу один эпизод, который показался ему очень подходящим к случаю.
— Да, — сказал он, — и я могу привести вам пример, какого вам в ваше время не найти. Когда я совсем молодым человеком был в Швейцарии с родными, мои две сестры купили вишен. Когда они съели штук шесть, то вдруг увидели, что в каждой вишне сидит маленький червячок. Там был один англичанин-альпинист. Он увидел, как они были расстроены, и съел все остальные вишни — с косточками, с червями, целиком, — просто чтобы успокоить их. Вот какие в те времена были люди!
— Ой, папа!
— Ого! Наверно, он был в них влюблен.
— Нет, — сказал Сомс, — не особенно. Его фамилия была Паули, и он носил бакенбарды.
— Кстати, о боге и дилижансах: я вчера видел экипаж, — вспомнил Обри Грин.
«Было бы более кстати, если бы вы видели бога», — подумал Сомс, но не сказал ничего вслух и даже удивился этой мысли — он-то сам никогда не видел таких вещей.
— Может быть, вам неизвестно, сэр, что сейчас гораздо больше верующих, чем до войны. Люди открыли, что у них есть не только тело.
— Ах, Обри, вспомнила! — вдруг сказала Флёр. — Не знаете ли вы каких-нибудь медиумов? Нельзя ли мне заполучить кого-нибудь из них к себе? На таком полу, как у нас, да еще если Майкла выставить за дверь, можно наверняка сказать, что никакого обмана не будет. Бывают ли эти чернокнижники в свете? Говорят, что они необычайно увлекательны.
— Спиритизм! — буркнул Сомс. — Угу-мм! — он не мог бы выразить свою мысль яснее, говори он хоть полчаса!
Глаза Обри Грина скользнули по Тинг-а-Лингу.
— Попробую вам это устроить, если вы мне дадите вашего китайчонка на часок завтра днем. Я приведу его назад на цепочке и накормлю самыми вкусными вещами.
— А зачем он вам?
— Майкл прислал мне сегодня замечательную маленькую натурщицу, но, понимаете, она не умеет улыбаться!
— Майкл?
— Да. Совершенно новый тип, и я кое-что задумал. Когда она улыбается, будто луч солнца скользит по итальянской долине; но когда ее просишь улыбнуться, она не может. Я и подумал — не рассмешит ли ее ваш китайчонок?
— А мне можно прийти взглянуть? — спросила Флёр.
— Да, приведите его завтра сами; но если я ее смогу уговорить, она будет позировать для нагой натуры.
— О-о! А вы мне устроите спиритический сеанс, если я вам одолжу Тинга?
— Устрою.
— Угм-мм, — снова проворчал Сомс.
Сеансы, итальянское солнце, нагая натура! Нет, пора ему снова заняться Элдерсоном, посмотреть, чем можно помочь, а эти пусть играют на скрипке, пока Рим горит!
— До свидания, мистер Грин, мне некогда, — сказал он вслух.
— Чувствую, сэр, — сказал Обри Грин.
«Чувствую!» — мысленно передразнил его Сомс, уходя.
Обри Грин тоже ушел через несколько минут встретив в холле какую-то даму, просившую доложить о себе.
А Флёр, оставшись наедине со своим телом, снова провела по нему руками сверху вниз. «Нагая натура» напомнила ей об опасности слишком драматических переживаний.
V. ДУША ФЛЕР
— Миссис Вэл Дарти, мэм.
Имя, которое даже Кокер не смог исказить, подействовало на Флёр так, словно чей-то палец внезапно притронулся к обнаженному нерву. Холли! Флёр не видела ее с того дня, как вышла замуж не за Джона. Холли! Целый поток воспоминаний — Уонсдон, холмы, меловая яма, яблони, река, роща, Робин-Хилл! Нет! Не слишком приятно видеть Холли; и Флёр сказала:
— Как мило, что вы зашли.
— Я сегодня встретилась с вашим мужем на Грин-стрит, и он пригласил меня. Какая чудесная комната!
— Тинг! Пойди сюда, я тебя должна представить. Это — Тинг-а-Линг, правда — совершенство? Он немного расстроен из-за новой обезьянки. А как Вэл, как милый Уонсдон? Там было так изумительно спокойно.
— Да, славный, тихий уголок. Мне никогда не надоедает тишина.
— А как… как Джон? — спросила Флёр с легким сухим смешком.
— Разводит персики в Северной Каролине. Британская Колумбия не подошла.
— Вот как! Он женат?
— Нет.
— Он, верно, женится на американке.
— Ведь ему еще нет двадцати двух лет.
— Господи! — сказала Флёр. — Неужели мне только двадцать один год! Мне кажется, будто мне сорок восемь.
— Это оттого, что вы живете в гуще всех событий и встречаете такую массу людей.
— И, в сущности, никого не знаю.
— Разве?
— Конечно нет. Правда, мы все зовем друг друга по именам, но в общем…
— Мне очень нравится ваш муж.
— О, Майкл — прелесть! А как живет Джун?
— Я ее вчера видела — у нее, конечно, опять новый художник, Клод Брэйнз. Он, кажется, так называемый вертижинист.
Флёр закусила губу.
— Да, их теперь много. Но, вероятно, Джун считает его единственным.
— Да, она считает его гением.
— Удивительный она человек.
— Да, — сказала Холли. — Преданнейшее существо в мире, пока увлечена чем-нибудь. Возится, как наседка с только что вылупившимися цыплятами. Вы никогда не видели Бориса Струмоловского?
— Нет.
— И не смотрите.
— Я видела его скульптуру — он лепил одного из дядей Майкла. Вполне нормальная вещь.
— Да. Джун решила, что он сделал эту вещь только ради денег, а он ей этого не мог простить. Она, конечно, была права. Но как только ее питомец начинает зарабатывать, она ищет другого. Она — прелесть!
— Да, — сказала Флёр, — мне она очень нравилась.
И еще поток воспоминаний: и кондитерская, и река, и маленькая столовая в квартирке Джун, и комната на Грин-стрит, где она под пристальным взглядом синих глаз Джун переодевалась после венчания.
Флёр схватила «Обезьяну» и подняла ее повыше.
— Ну разве это не сама жизнь? — проговорила она. Пришла бы ей такая мысль в голову, если бы не Обри Грин? Но в этот момент его слова казались удивительно правильными.
— Бедная обезьянка, — вздохнула Холли. — Мне всегда так их жаль! Но картина, по-моему, чудесная.
— Да, я ее повешу вот тут. Достать еще одну картину — и комната была бы закончена. Но все так дорожат своими китайскими вещами. Эту я получила случайно — умер один человек, Джордж Форсайт, — знаете, тот, что играл на скачках.
— О-о! — тихо протянула Холли. Она вдруг вспомнила насмешливые глаза этого старого родственника в церкви, когда венчали Флёр, услышала его глухой шепот: «Выдержит ли она дистанцию?» А правда, выдерживает ли она дистанцию, эта хорошенькая лошадка? «Хотел бы, чтобы она отдохнула. Жаль, что ей некуда дезертировать!» Но нельзя задавать такие интимные вопросы, и Холли ограничилась общим замечанием:
— Как вы воспринимаете жизнь. Флёр? Вы, современная золотая молодежь? Когда оторвешься от всего и проживешь двадцать лет в Южной Африке, чувствуешь себя как-то вне жизни.
— Жизнь! О, мы, конечно, знаем, что жизнь считается загадкой, но мы и не пытаемся ее разгадывать. Мы просто хотим пользоваться минутой, потому что не верим, что что-нибудь долговечно. Но мне кажется, мы не вполне умеем пользоваться ею. Мы просто летим вперед и надеемся на что-то. Конечно, существует искусство, но не все мы — художники; а кроме того, экспрессионизм… вот Майкл, например, говорит, что в нем нет никакого содержания. Мы с ним носимся, — но Майкл, верно, прав. Я встречаюсь с невероятным количеством писателей и художников — считается, что они очень занятные люди.
Холли слушала с совершенном удивлении. Кто бы подумал, что эта девочка так все понимает? Может быть, ее наблюдения и неправильны, но все же она что-то и как-то понимает!
- Сэр Гибби - Джордж Макдональд - Классическая проза
- Памятный гербарий - Артём Соломонов - Классическая проза / Русская классическая проза
- Остров фарисеев. Фриленды - Джон Голсуорси - Историческая проза / Классическая проза
- На Форсайтской Бирже (Рассказы) - Джон Голсуорси - Классическая проза
- Наслаждение - Джон Голсуорси - Классическая проза / Рассказы / Эротика
- На восходе солнца - Василь Быков - Классическая проза
- Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Стейнбек - Классическая проза
- Вторник, 12 октября 1916 года - Лео Перуц - Классическая проза
- Мидлмарч - Джордж Элиот - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза