Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но здесь я опускаю взор с боязнью, ибо углядел немалую опасность: я едва не перестал воспринимать себя с должной серьезностью! А подобные оскорбления смываются только кровью. Кроме того, я не расслышал последнего твоего замечания, что-то насчет выбора стиля. Да-да, Брат Осел, выбор стиля есть вещь прежде прочих важная; и в цветочном магазине родной словесности ты порою встретишь странные и ужасные цветы, где сверхъестественна эрекция тычинок. О, если бы писать, как Рёскин![58] Когда бедняжка Эффи Грей[59] попыталась залезть к нему в койку, он просто-напросто сказал девчонке: «Брысь!» О, если бы писать, как Карлейль![60] Всевластье чар, и мысли, и пера. Когда Шотландец спустится с вершин, Что в город прянет вскоре вслед за ним? Ясное дело, Весна-Красна. И во всем, что бы ты ни сказал, вдосталь будет правды и остроты ума через край; правды, конечно, весьма относительной, и остроты куда больше, нежели ума, однако в целом схолиасты рецептурою сильны, и есть чему у них поучиться, коль скоро уж стиль для тебя так же важен, как для меня, несчастного, — суть.
Ну, с кого бы нам начать? Китс, пьяный звучаниями слов, искал меж гласными созвучий своей внутренней музыке. И выстукивал терпеливой костяшкою пальца гулкую домину безвременной своей кончины, вслушиваясь в тусклый отзвук обещанного, наверное, бессмертия. Байрон с языком обходился свысока, как со слугой хозяин; и язык, не будучи лакеем по природе, прорастал тропической лианой сквозь трещины в его стихах, едва не задушив бедолагу насмерть. Он жил взаправду, и жизнь его была полна воображения самого неподдельного; сквозь фикцию порывов и страстей просвечивает маг, пусть сам он, скорей всего, о том и знать не знал. Донн встал ногой на обнаженный нерв, и под высоким напряжением его череп сам собой разразился симфонией нестройных звуков. Истина должна прошибать насквозь, таких он придерживался мнений. Испуганный тем, как легко течет его стих, он нарочно делает нам больно; и, чтобы голос вдруг не оборвался, его стихи приходится жевать до боли в скулах. Перед Шекспиром вся как есть Натура стоит склонивши голову. Поуп методом измучен был[61], как гимназист запором, и вот надраивал, полировал поверхности форм своих, чтоб только было нам где поскользнуться. В великие стилисты попадают те, кто часто и понятия не имеет об эффектах стиля. Они решают все задачки на ходу, по неграмотности не заглядывая в книжки! Элиот прижал прохладную подушку с хлороформом к горячечным устам перенапрягшегося от обилия знаний духа. Его безупречное чувство меры, его отчаянная смелость возвращаться из раза в раз на одну и ту же плаху — всем нам вызов; да, но позвольте, где же улыбка? Ты в пляс — он корчится от боли, растянул, бедняга, связки! Он вместо света выбрал серый цвет и причастился от Рембрандтовой чаши. Блейк и Уитмен — связанные кое-как посылки в оберточной бумаге, а там, внутри, священные сосуды, взятые во храме в долг; дернешь чуть сильнее за бечевку — то-то будет грохоту и звону! Лонгфелло ознаменовал собой начало эпохи изобретателей и рационализаторов, он первый выдумал механическое пианино. Жмешь на педаль — оно само стихи лабает. Лоренс был — побег всамделишнего дуба, в обхват и в высоту достигший нужных измерений. Зачем он только дал понять, что и сам об этом знает, что сок берет из древнего ствола, — и сразу стал общедоступной мишенью. Оден же все говорит и говорит. Он выпустил из бутылки разговорный…
Но будет, Брат Осел, довольно; подобной критики под каждым под забором скосишь стог! Помпезная, напыщенная чушь, и совсем уже не в духе старейших наших университетов, где доблестные рыцари науки все пыжатся методом сухой возгонки добыть из искусства хотя бы тень оправдания собственному образу жизни. «Доктор, ведь есть еще надежда?» — читаешь в их глазах отчаянный вопрос. В конце концов, нельзя же не сыскать хоть зернышка надежды во всем том беспредельном море слов, что льется неостановимо, от поколения к поколению, из уст беспардонного нашего племени. Или, может, искусство — просто белая тонкая трость, какой снабжают всех слепых, чтобы они стук-стукали себе по ухабистой дороге, которой даже и не видят, но уверены, что она должна быть где-то у них под ногами? Брат Осел, тебе решать!
Случилось как-то раз, что Бальтазар поставил мне в упрек уклончивость словес моих и мнений. И я ответил, ни секунды не подумав: «Поелику слова суть такие, какие они есть, и люди суть такие, какие они есть, — может, лучше говорить всегда не то, что ты думаешь, а с точностью до наоборот?» Когда впоследствии я поразмыслил над сказанной фразой (я, кстати, и знать не знал, что придерживаюсь подобных взглядов), она показалась мне более чем здравой и даже исполненной мудрости! И к черту рефлектирующую личность: видишь ли, мы, англосаксы, патологически не способны думать за самих себя; о самих себе — сколько угодно. Размышляя о себе, мы путешествуем с комфортом по всем возможным языкам и весям и пробуем на вкус все мыслимые диалекты родного наречия: от хрен поймешь йоркширской трескотни до — на выдохе, будто горячую картофелину во рту катают, — пришепетывания дикторов Би-би-си. Вот здесь мы на коне, ибо зрим себя отдельно от реальности, как некий насекомый феномен под микроскопом. Сама идея объективности есть в этом смысле не что иное, как наше возведенное в степень лицемерие. Но едва только начнешь думать за себя — лицемерие, езда с комфортом более невозможны. А какой же англичанин не любит проехаться с комфортом? Ах! — да слышу, слышу я твой вздох: еще один, мол, доморощенный гений, надзиратель и тюремщик душ! Как они все нас достали! Твоя правда, и правда весьма печальная.
Как, Альбион, скучна твоя езда!Как педантично ходят поезда!И я потрачу жизненный свой путь,Чтоб кверху дном локомотив перевернуть.Долой езду, да здравствует!
Ежели образ на твой вкус нуждается в увеличении, обратимся к Европе, к той, что простирается, скажем, от Рабле до де Сада. Эволюция от желудочного самосознания к самосознанию головному, от еды и плоти к сладкому (сладкому!) разуму. В сопровождении хора переменчивых недомоганий, за коими следим с насмешкою. Прогресс от религиозных озарений к язве двенадцатиперстной кишки! (А может, без мозгов оно и здоровей?) Но, Брат Осел, есть одна заковыка, которой ты не взял в расчет, когда решил вступить в борьбу за обладание Почетным Поясом Супертяжеловеса от Искусства за Истекающее Тысячелетие. И жаловаться поздно. Ты думал, что тебе удастся обойтись без взбучки, что от тебя потребуют всего-то навсего продемонстрировать умение играть словами. Но слова… это всего лишь эолова арфа, дешевый ксилофон. Даже и морского льва можно научить держать на морде мяч, а не то еще играть на тромбоне, в цирке-то, нет? А что лежит за всем за этим?..
Нет, серьезно, если уж ты вознамерился быть — не скажу оригинальным, пусть просто современным, — ты мог бы попробовать фокус на четыре карты в форме романа; просто нанизав на единую ось четыре сюжета и каждый посвятив, ну, хотя бы одному из четырех ветров небесных. Континуум, вот уж воистину, и воплощение не temps retrouvй[62], но temps deliver.[63] Курватура пространства сама по себе даст тебе стереоскопический характер повествования, в то время как человеческая личность, увиденная через посредство континуума… не возникнет ли в этом случае некоего призматического эффекта? Кто знает? Бросаю идею на драку собакам. Я могу себе представить форму, которая, при условии удачного ее воплощения конечно, способна отследить в человеческих взаимоотношениях проблемы причинности или неопределенности… И, в общем, ничего особливо recherchй.[64] Обычная история по типу «мальчик встретил девочку». Ты, однако, обретешь таким образом необходимую точку опоры, и тебе не придется, подобно большинству современников, тащиться сонно вдоль пунктирной линии сюжета.
Рано или поздно подобного рода вопросы перед тобой встанут непременно. («Никогда не быть нам в Мекке!» — так, кажется, говаривали чеховские сестры, забыл, в которой пьесе.)
И сферу духа он от сферы половойНе различал. И термином «Натура»Охватывал и мир, и обнаженных гурий.Природу — разом. Гурий — по одной.
Мечта, хотя бы только мечта о том, чтоб удержать ускользающий образ истины во всей его ужасающей множественности, — у кого достанет смелости на подобного рода мечты? (Нет уж, нет уж, давайте лучше пообедаем все вместе, с надлежащей радостью душевной, объедками древних пиршеств и станем ждать, пока наука расклассифицирует нас на истинных засланцев из выси небесной и просто протирателей штанов.)
Кто удильщики сии на берегах туманной Леты, что пытаются на залежалый хлеб поймать цветную ленточку в петлицу?
Ведь пишешь-то, Брат Осел, для париев духа, для умирающих от жажды духовной! И таких всегда будет большинство, даже и в далеком светлом будущем, когда последний нищий заимеет свой мильон в надежных государственных бумагах. Смелей, было бы слово сказано, а слушатель найдется. Гения, которому нельзя помочь, следует вежливо игнорировать.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Голова в облаках (Повесть четвертая, последняя) - Анатолий Жуков - Современная проза
- Тихик и Назарий - Эмилиян Станев - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Четвертая рука - Джон Ирвинг - Современная проза
- Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
- Трепет намерения - Энтони Берджесс - Современная проза
- Охотники за удачей - Гарольд Роббинс - Современная проза