Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что говорить, хорошо, уютно в Морисовом небольшом, но достаточно вместительном кабинете, устроенном в угловой башенке, откуда через оконце виден, естественно, все тот же храм – белоснежный, недавно отреставрированный (кстати, не без участия Мориса), розово светящийся в лучах закатного солнца, видна и часть дубравы, мощные многолетние деревья, гордость городка…
Храм, как уже сказано, стоял на другом холме, а между ним и Морисовым домом, в низинке, как и кладбище, хотя и по другую сторону, налезали буквально один на другой мелкие с высоты башенки домики, сараюшки, плетни и огородики, а в этих огородиках муравьишками копошились попками вверх люди, вроде как гномики. Несмотря на свою оптическую малость, они меж тем были совсем близко.
Поздняя весна, народ полол и сеял, сеял и полол, а мы смотрели сверху (Морис и во всякое другое время года смотрел, зимой и летом, и осенью) – по-хорошему как-то по-другому должно быть, но что сделаешь? Тогда надо жить где-то еще, в какой-нибудь ласковой стране, в летящем самолете (с Хакамадой), а может, и на необитаемом острове.
Морис же видел храм, видел дубраву, а люди… ну что люди?
Не надо только думать, что Морис не разумел про дом, про себя и про людей в ветхих лачужках (у кого-то, впрочем, и ничего, отстроились) вокруг, всё он понимал. Не такой он, чтобы не понимать, просто у него получалось, а у кого-то нет, он хотел, а другие, может, и хотели, да не умели, не могли, мало ли что. Но если удача и деньги сами (не без усилий, конечно, с его стороны) шли ему в руки, а он всегда хотел иметь дом, большой, красивый, удобный дом, где было бы просторно, опрятно, уютно для всех – для детей, для жены, для родителей, для гостей (любил принимать).
Такая у него с юности отчего-то была мечта – ну да, дом, именно такой, какой он построил теперь, в центре города, с видом на храм и дубовую рощу. Он в этом городке, как и все мы, родился, жил в барачной коммуналке с матерью, спотыкался о громоздящиеся в длинном темном коридоре сундуки, вдыхал кухонный сковородный смрад, нетерпеливо переминался перед занятым сортиром, таскал на помойку мусорные ведра, смотрел из окна, как гоняет голубей сосед Колька, в общем, все как у всех, как и потом в однокомнатной квартирке блочной пятиэтажки с сыреющими обоями и сыплющейся штукатуркой.
Это позже выяснилось (другой исторический мотив), что у его прадеда был дом в Москве (или два), естественно, экспроприированный, сам же прадед вовремя отбыл в мир иной, а вот дед еще и баланды нахлебался в местах не столь отдаленных по причине уже отъятой частной собственности. Так что, можно сказать, у Мориса чуть ли не на генном уровне было – дом.
Сбылась мечта – и такое случается (кому повезет), а лачужки и огородики вокруг… да что об этом?
Для города Морис тоже немало делал, хотя и был с администрацией в непростых отношениях. Убежден был, что если бы все захотели… Злился на идиотские препоны, с которыми неминуемо приходилось сталкиваться даже в самых, казалось бы, простых и полезных для города затеях, бывало, даже напивался сильно, стучал кулаком по столу, ходил с красными глазами и набрякшими веками, в общем, терзался. Но ведь не из-за себя же терзался, а оттого, что не давали или мешали.
Не отчаивался же, однако: раньше или позже, убежден был, но и на месте этих лачужек тоже вырастут настоящие дома, может, и не такие, как у него, но и ненамного хуже, и не будет этого жалкого вида, убогости этой. Главное – начать, главное, чтобы кто-то наконец захотел исполнить задуманное, вот как рассуждал. Можно, конечно, и по-другому – накопить деньжат да и слинять куда-нибудь, желательно подальше, вселиться в обихоженное жилье в чужой ласковой стране (или даже обзавестись своим), где все уже давно обустроено, отлажено, отутюжено, но ведь совсем не то будет, совсем…
Ему верили. Смог же он…
Многим он помогал – не деньгами, хотя и деньгами, впрочем, тоже, а – давая работу. Кто-то становился продавцом в каком-нибудь из его магазинов, кто-то менеджером в туристической фирме, кто-то официантом в кафе, а кто-то вкалывал на строительстве… Платил он не так чтоб очень щедро, но на жизнь хватало, а если оглянуться окрест, то и вообще.
Находились, натурально, и недовольные. Разве может человек устоять против обиды – на кого-нибудь за что-нибудь? Кто-то считает, что его недооценивают, кто-то рассчитывал на большее, кто-то просто завидует, сам не отдавая себе отчета… А кому-то в чем-то было отказано, случалось. Были и такие, даже из близких знакомых, кто элементарно не хотел. «Не хочу я на них (на него) работать» – и всё. Пахать денно и нощно за нищенскую зарплату, неизвестно на кого, и главное, зачем – пожалуйста, а «на них/на него» ни за что. А кое-кто, поразительно, откровенно ненавидел Мориса: стоило упомянуть его имя, как тут же атмосфера накалялась и в воздухе искрились разряды.
Впрочем, и самом Морису до благостности было далековато. Срывался, случалось (немудрено). Однажды пришлось быть свидетелем, как он кого-то отчитывал по телефону, резко, даже с угрозой, лицо хмурое, щека нервно подергивается: «Пусть лучше не суется, понятно? Надо будет, достанем…» – ну и так далее.
Бремя.
Иногда вспоминалось, как в детстве мы с Морисом и другими пацанами находили какую-нибудь заброшенную скособоченную сараюшку, пахнущую гнилой, запревшей доской, подполом, сыростью, мышами, и устраивали там гнездо – «штаб» это называлось. Впрочем, это могла быть и вырытая нами же землянка, шалаш в лесу… Что-то романтическое было в этих странных убежищах. Почему-то хотелось непременно чего-то тайного, скрытного – вдали от людского глаза, под землей, на дереве, в густом укрытии листвы.
Все это давно кануло в прошлое, разве что затхлый запах тех тесных, согретых нашим дыханием укрывищ, где мы, прижавшись друг к другу, смолили короткие сигареты «Новость», а став постарше, выпивали какой-нибудь портвейн, накрепко впитался в наши ноздри.
Да, теперь у него был не один, а аж два дома (намечался и третий). Сруб – на Селигере, солидный кирпичный – в городке. Но отделаны оба были с той основательностью и серьезностью, какие были присущи именно Морису.
В городе он был видной фигурой, не таил своей обеспеченности (впрочем, были и побогаче его) и жил совершенно открыто, как если бы все так же инженерил на здешнем заводе: ходил с кошелкой на рынок, а в джип садился только когда надо было ехать на Селигер либо по каким-то делам в область или в столицу. Картинка: Морис бредет вечером из офиса пешком домой (двадцать минут ходьбы). Между прочим, обычное явление, будто никто про него, верней, про его богатство и не знает, а только – Морис и Морис. Словно ничего ему не грозило и не могло грозить. Конечно, все про всё знали, в небольших городках быстро друг про друга узнают, а быстрее всех – те, кому есть в этом интерес. И про Мориса, соответственно, тоже.
И сам он, разумеется, должен был проявлять осмотрительность и осторожность. Стал бы он (не было сомнения) что-нибудь серьезное предпринимать, не найдя себе соответствующую, как теперь говорят, крышу? Причем понадежней, чем у других, потому что присосавшихся всегда много, но есть кое-кто, от кого действительно зависит (иногда и жизнь).
Так мы думали, беспокоясь о его безопасности, он же вроде совсем об этом не пекся и потому ходил по городу совершенно безмятежно, в замшевой коричневой куртке или в свитере (а иногда и в костюме), любил в середине рабочего дня перейти из своего офиса на другую сторону самой широкой центральной улицы в принадлежащую ему же уютную кафешку (там часто назначались всякие встречи) и выпить там кофе или пива, а то и рюмку водки, даже не обязательно в отдельном кабинете (для избранных). Здесь же он мог обсуждать проект сооружения нового торгового центра или создание новой реэлторской фирмы (спрос на жилье растет), да и просто о жизни поболтать – в зале тепло, светло, музыка тихо играет или телевизор на кронштейне под потолком что-то бормочет, симпатичная официантка Настя и бармен Костя – свои люди…
Может, нравилось ему смотреть из окошка кафе на снующих по улице прохожих, на проезжающие машины, на белую девятиэтажку через дорогу, где в одной из комнат принадлежащего опять же Морису большого магазина с красиво оформленными витринами уже почти с десяток лет (трудно поверить) размещался его офис, нравились негромкие голоса в самом кафе – мирно текущая жизнь, постепенно меняющаяся…
Помню, однажды, давно, лет пятнадцать назад (еще в пору своего инженерства), Морис признался: «Знаешь, что меня больше всего угнетает в нашем городе? – Он грустно окинул взглядом пустынную привокзальную площадь: выщербленный, с провалами асфальт, приземистое серое здание с крохотным зальчиком ожидания, закутком начальника вокзала, медпунктом и отделением милиции. Тут же и кассы. Неподалеку два кособоких обшарпанных ларька (пресса и пирожки). Дальше какие-то серые и бурые пакгаузы, пустырь, бараки, лачуги…– Что ничего, ну абсолютно ничего не меняется… Убожество и есть убожество», – и безнадежно махнул рукой.
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Веселые истории про Антона Ильича (сборник) - Сергей и Дина Волсини - Русская современная проза
- Элегiя на закате дня - Олег Красин - Русская современная проза
- Правда о золоте Кубанской рады. Информация. Мистика. Приключения - Владимир Болховских - Русская современная проза
- Анфиса в Стране чудес - Наталья Рубанова - Русская современная проза
- Голос моря (сборник) - Виктор Меркушев - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Полиция Бога - Виталий Васильев - Русская современная проза
- Рассказ в стихах «Ночной разговор», или Сказка-матрёшка «Про Мирана, про перо и про кое-что ещё». Книга 1 - П. Саяпин - Русская современная проза
- Тени иного. Рассказы - Алекс Ведов - Русская современная проза