Форма входа
Читем онлайн Взрыв - Кирилл Шишов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И чувствует душа короткую материнскую радость птицы, радуется вчуже ее пичужьей любви, пьет пахнущие разнотравьем ароматы лета. Коротки эти мгновенья и у птицы, и у человека…
Встреча
В тряском троллейбусе, в пестрой толкотне лицом ко мне стоит молоденькая девушка. Она прелестна той мгновенной красотой юности, что придает обаяние каждому жесту, каждой улыбке. Молочно-чистое личико с черносмородиновыми глазками, беличьи бровки и крохотный ротик, открывающий в улыбке мелкие мраморные зубки. Она невольно кокетничает и капризно кривит рот, когда троллейбус резко тормозит, и шейка ее трогательно-беспомощно выглядывает из ровного, с ленточкой обреза кружевной кофточки-безрукавки. В ней все изящно — крохотные раковины ушей с простыми крыжовенными клипсами, павший на лоб каштановый завиток, белая гипюровая юбочка с полотняными пуговицами и шлицами. Даже розовый стыдливый цвет комбинашки, что виден в прорезы блузки, наивно просит обратить на нее внимание, заметить ее выход в свет…
Она едет с подругами на танцы в парк. Едет из пригорода в большой мир надежд, свиданий, музыки оркестра… Я невольно сравниваю ее с розой, что вчера чуть-чуть распустила кремовые лепестки у нас в саду. Напряженно-робкий бутон прелестен именно в этот миг, когда дрожит внутри его чаши индиговая роса, когда упруги волокна… Потом, через день-два, разлохмаченный, распластанный на ветру, он непривлекателен, слишком ярок и пышен. Память всегда возвращается к юной розе, такой, как эта девушка, напряженно-ждущая будущего и улыбающаяся неизвестному впереди…
Мальчик
Он приходит к своей сестре по воскресеньям. Сестра крохотная, с голубыми васильковыми глазками, полным, одутловатым личиком и цепкими быстрыми пальчиками, которыми она ловко цапает принесенную шоколадку. Золотистая обертка металлически шуршит, и пухлые губки девочки коричнево мажутся шоколадом. Они играют в «ехали-поехали», и он прижимает ее к своему костистому подростковому телу, вдыхая запах застиранных ползунков, щекоча ноздри ее шелковистыми волосинками.
Его допускают до сестры на полчаса. Высокий раздраженный чужой мамин муж стоит рядом и недовольно щурится через плоские тараканьего цвета очки, когда, увлекшись, мальчик целует сестру в припухлые складочки затылка, в красноватое родимое пятно, похожее на белой коже на размытую красную тушь. Потом мальчик встает, вежливо возвращает брыкающееся горячее тельце ребенка матери и уходит в прихожую, где долго сопит, возится, надевая в одиночестве неподатливые калоши с антрацитовым блеском…
А мать, кусая губы, смотрит на сына из комнаты, уставленной блестящими полированными шкафами, и хочет помочь ему, когда детский палец мешает каблуку залезть в эластичную обойму калоши, но не двигается с места, а девочка, бормоча, упрямо ковыряет розовым пальчиком золотые с аметистом сережки в мочке маминого уха.
Щербатый снег
Свежей капустой скрипит наст под кленовой древесиной лыж. Дымчато-зеленоваты сугробы. Молодые, в рост человека сосенки — в скрипучих бараньих полушубках свежего снега. Рядом — бронзовые, в пятнах патины мачтовые стволы их пращуров, отдаленные десятками, сотнями лет. Поколение, живущее своей высотной жизнью, свистом ветров и отмиранием сучьев. Там, на верхотуре, хозяйничает черно-пестрый дятел в малиновой феске, гулко и дробно стуча по клавиру.
Выхожу к прибрежному тальнику. Здесь, не доходя до сырых, заливаемых паводком мест, поросших ольхою и осиною, на крутояре стоят мои любимцы — кряжистые трехвековые гиганты, кора которых тускло-коричнева, словно проржавевшая сталь. Им повезло: они не теряют своих сучьев. Выросшие на отшибе от тесноты бора, они распластывают свою крону на воле, пружинят ею, когда тяжесть снегового покрова становится непосильной, и с хрипом сбрасывают ломти вниз. Снег под ними щербат и изранен, покрыт остатками хвои и сухими иглами. Эти сосны умеют бороться, их не повалят лукавые объятия снегопада, как многих и многих, бессильные корни которых взметнулись в бору… Снегопад с оттепелью — страшная вещь.
Трещина
На маслянисто-сизом металле она подобна извилистой черной ниточке. В мартеновском цехе грохочет завалочная машина, сотрясая стальные ребра колонн. Смертельным адским жаром пышет от заслонок печей. Голоса не слышно в трех шагах, и я, наклоняясь к самому его черному от копоти и мазута уху, кричу:
— Авария будет! Смотри — трещина!
Он складывает губы для плевка — неестественно синие на чумазом потном лице:
— Вчера пять штук залатал! Откуда прут, сволочи?
Синие с радужной пленкой рубцы сварки блестят в отблесках огня, а чуть видная змейка трещины выползает из-под них, ритмично раскрываясь под тяжестью колес груженой машины. Ровно и страшно гудит пламя, когда, скрипя цепью, открывается броневой щит мартена и пушечный ствол машины погружается в аспидно белое чрево печи. Я не отрываю глаз от кончика трещины-волосочка, подползающего к краю стального в палец листа. Мне кажется — секунда — и кррах! Грохот падающей машины, вопли людей, раскаленная лава языками выплескивается из ванны…
— Ладно, — сплевывает он на трещину, и слюна тотчас, дымясь, испаряется с поверхности, чуть смыв абразивную крошку и железную перхоть. — Завтра засверлим. Прохудилась, старая калоша… — И, почти не касаясь ладонями перил, мгновенно соскальзывает по стальным сходням вниз, к печам. Моряк и на сухопутном корабле всегда моряк…
Окно
Это было мучительно — жить столько лет вблизи и не забывать. Он избегал этих окон, отворачивался, когда торопливо пересекал двор, сокращая путь под каменной аркой. А окно все равно светилось в его воображении, светилось желтым горячим светом, и на ярком квадрате чернели два силуэта: девушки и мужчины.
Чувствовали ли они, что он часами тогда простаивал возле окна, со слезами глядя на мелькающие тени и отблески на потолке. Тот, другой, конечно, не ведал, но она, верно, знала и нарочито картинно обнимала жениха вблизи стекол и надолго припадала к жесткому горбоносому профилю…
А он стоял внизу и плакал и не знал, когда это кончилось — юность, ее румяные апельсиновые щеки, смоль волос, стихи на вырванных арифметических листочках, жалкие журнальные вырезки на стенах ее комнатки. Он рыдал, не в силах вернуть ту легкую и крутую минуту, когда у книги, коснувшись его упавшей прядью, она странно замолчала, мелко задрожала и вдруг — упала ему на грудь, пряча сухие глаза, вся изнемогшая и горько-напряженная… Он даже не помнил, что именно он тогда сделал… Замолчал? Испугался? Вышел?..
Помнил только, что это была их последняя встреча…
Другая тема
— Все о любви да о любви, неужели нет другой темы для души? Труд, например, — он говорил это раздраженно, выцарапывая ногтем перхоть в волосах и морща бесцветные тусклые брови. Вокруг него все было скучно и случайно: выгоревшая бумага, пресс-папье, чернильница, высохшая от неупотребления. Все ненужное и чужое…
И тут я вспомнил, как с колотьем в сердце пришел на завод, где по моему проекту собирали из стальных жердочек цех. Бумагомарака, ластикотер, тихушник — и эта панорама, рычащая бурыми от глины бульдозерами, набыченными самосвалами, хриплыми голосами. Подобно боксеру на ринге, ухал с нахрапом копер, погружая сван в желтую жижу.
Я стоял на краю котлована, медленно курил и вдруг увидел вдали, увидел знакомый треугольный абрис, ажурную решетку, сухой ритм раскосов… Это висела в жилистых расчалках тросов моя первая в жизни ферма, моя чудесно потяжелевшая мысль, линия моего карандаша…
Я не заплакал от счастья. Не полез, не разбирая дороги, к сухощавым стволам колонн. Я внезапно подумал с радостью и тревогой: «А ведь можно теперь и жениться!»
У колыбели
Святые мысли рождаются у детской кроватки. Тянет сонным голоском протяжную песенку полугодовалая дочь, крутит начисто вытертым затылком по синему горошку подушки. Аромат молока, стираных фланелевых распашонок, детского крема… В полусне цепляются точеные пальчики за мои фаланги, сжимаются — разжимаются в безотчетном ритме вспыхиваний и дремоты. И думаешь, какая страстная натура — человек! Как наполнен его живой сосуд изначала жизни желаниями, прихотями, упрямой тягой вперед…
Только что она рвалась с рук, стремясь отталкиваться ногами о твердое. Только что судорожно хватала цветастые книжки, настенные гравюрки из металла, оловянных солдатиков брата… И сон свалил ее посреди этой страсти, этой тяги познания, этого буйства исторгаемых из самой плоти звуков восторга перед красотами мира…
Опасность добра
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Взрыв - Кирилл Шишов бесплатно.
Похожие на Взрыв - Кирилл Шишов книги
- Разбуди меня рано [Рассказы, повесть] - Кирилл Усанин - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Раноставы - Василий Снегирёв - Советская классическая проза
- Большие пожары - Константин Ваншенкин - Советская классическая проза
- Повести и рассказы - Олесь Гончар - Советская классическая проза
- Дороги, которые мы выбираем - Александр Чаковский - Советская классическая проза
- Завтра была война. Неопалимая Купина. Суд да дело и другие рассказы о войне и победе - Борис Васильев - Советская классическая проза
- Рябина, ягода горькая - Геннадий Солодников - Советская классическая проза
- Когда зацветут тюльпаны - Юрий Владимирович Пермяков - Советская классическая проза
