Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тысяча девятьсот двенадцатый год постройки. Архитектор Гимпель. Доходный дом купца Синебрюхова. Хозяева жили в третьем этаже, остальное сдавалось. После революции квартиры большей частью коммунальные вплоть до недавнего времени. Сейчас в городе работает программа расселения: бывшие коммуналки выкупают состоятельные люди. Делают перепланировки, ремонты…
Неожиданно для самой себя я перебила его:
– Вы можете рассказать, что там было во время войны?
– Ну… Что я могу сказать… – он откашлялся. – Конкретно эта местность не сильно пострадала во время бомбёжек. Дом уцелел, как и окрестные здания. Сразу после войны вернулись эвакуированные хозяева квартир…
– Вы знаете о «грязных» квартирах? – не удержалась я.
В трубке на мгновение повисла тишина, но он всё же ответил:
– Видите ли, сударыня, я не люблю спекуляций на эту тему. Понимаете, я – историк. А блокада – тяжелейшее для города время. Осталось уже совсем немного очевидцев тех событий, однако те, кто не имеет понятия о том, что происходило, активизировались в последние десятилетия. Эти слухи…
– Так это слухи? – Мне снова не хватило терпения дослушать.
Он хмыкнул.
– Скажу так, сударыня. К весне сорок второго года в Ленинграде не осталось ни одной кошки, собаки или голубя. И случаи людоедства в блокадном городе имели место. Это факт. Но та истерия, которую пытаются в последнее время раздуть из этого некоторые недобросовестные так называемые историки-краеведы, по меньшей мере, неуместна…
– Ну а что с этим домом? – настаивала я.
– Этот дом… был известен в те годы. В одной из квартир проживала организованная банда каннибалов, орудовавшая в городе.
– Банда? Это была не семья?
– Да вы владеете информацией, сударыня! – удивился он. – Вы правы. Изначально это была семья. Отец, мать и две дочки-подростка. Потом к ним прибились ещё родственники, кажется, дальние какие-то… В итоге глава семьи и ещё несколько мужчин из родни были осуждены. Тогда это квалифицировалось как бандитизм – отдельной статьи для таких преступлений не было.
– Где они жили?
Мой собеседник молчал, и я переспросила:
– В какой именно квартире? Где был вход? С улицы? Или со двора?
– Вход со двора. Под арку налево. Верхний этаж, – отчеканил он, снова как будто читая по бумажке. – В последний раз я интересовался этим вопросом в начале девяностых, когда открыли архивы милиции. Этот адрес фигурировал в сводках. Я даже побывал там, ну а сейчас… Насколько мне известно, последняя хозяйка завещала квартиру в какой-то культурный фонд… Деталей я не знаю.
– Кто она – хозяйка? Если были в квартире, вы ведь видели её? Она из той семьи?
– Я не знаю. Видите ли, сударыня, когда я появился у неё на пороге в девяносто четвёртом, я… Как бы сказать… Был молод, у меня висела диссертация недописанная, мне нужно было открытие. И вот я собирался пытать девочку из семьи людоедов, а встретил… бабушку после инсульта: руки трясутся, лицо наполовину парализовано… Я не стал копаться, кто она, что она…
– Но она могла быть одной из девочек из той семьи?
– Ну да, могла. Судя по фамилии, по документам она… прожила там всю жизнь.
Я поблагодарила его и спросила, сколько должна. Но, к моему удивлению, мой собеседник не взял денег. Сказал: «не за что» и повесил трубку. Он, наверное, решил, что я – охотница за «жареным». Но как я могла рассказать, что живу в той самой квартире?
Я шла домой на ватных ногах. Те вещи, что я видела: зубы, кольца, обувь… и волосы… Господи, волосы! Парики, которые делала её мамаша после войны! Сообразив, из чего они были сделаны, я едва сдержала тошноту.
Тот же сладковатый затхлый запах, что вечно стоял в квартире, ощущался теперь и на лестнице. От него першило в горле, грудь распирал кашель. Запах смерти пропитал это место насквозь. Он не выветривается от сквозняков. Он в этом месте навечно.
«Она мне ничего не сделает, – повторяла я про себя, поднимаясь по ступеням. – Это немощная старуха. Она ничего не сможет мне сделать».
С этой мыслью я переступила порог квартиры и едва не столкнулась с ней. Старуха ждала меня: лицо перекошено, руки трясутся, глаза лихорадочно блестят. По спине побежали мурашки.
– А ты, оказывается, воровка! – зашипела бабка.
Я хотела пройти мимо, но она схватила меня за предплечье своей жилистой рукой, от которой несло сырым мясом.
– Кто тебе позволил взять пуанты?!
Её рука ходуном ходила, но вцепилась она крепко. Мне с трудом удалось отодрать от себя скрюченные пальцы.
– Они не ваши! – выпалила я, освободившись.
– Мои! – взревела старуха.
Но я не сдавалась:
– Я не слепая – видела инициалы. И размер я в состоянии оценить. Они вам и на нос не налезли бы!
– Лучше тебе их вернуть, – её голос вдруг стал тише и оттого прозвучал зловеще. – Ты не знаешь, чьи пуанты надела.
– Я танцую в своих собственных пуантах. Они мои. А если вы о предыдущей владелице… – я долго не решалась произнести это, но всё же выдала: – Если она одна из тех, кого вы сожрали, то ей уже всё равно!
Старуха дёрнулась всем телом, как будто её током ударило.
– Что?! – взревела она. – Ты что врёшь? Как выдумала такое?
– Ну-ну, – распалилась я. – Давайте, расскажите сказку про эвакуацию! Я знаю всё. Про вашего отца – он ведь сидел за людоедство, про вас с сестрой. Ни в какой Перми вы не были! Здесь, в этой самой квартире, вы расчленяли людей! Я видела их вещи: кольца, зубы, волосы… Скажите ещё, что это вам бабушка в наследство оставила!
Старуха пожирала меня глазами. На её губах блестела пена.
– Ты ничего не знаешь! Ничего не знаешь, пигалица! Зачем врёшь про меня?
– Это вы врёте! С первого слова и до последнего – одно враньё! Кошки шугаются вашего вида – где вы берёте мясо, а? Прикармливаете их, а потом забиваете по старой привычке?
Старуха вся затряслась.
– Я была в эвакуации, – выдавила она, стиснув зубы до мерзкого скрипа. – Здесь жил мой отец с мачехой и её детьми. Я была в эвакуации с училищем.
– Ну, конечно! С вашей-то фамилией вы были в эвакуации! – выдала я и, заметив удивление в её глазах, добавила: – Да, я и это знаю! Мне много чего теперь известно. Так чем вы меня накормили тогда, а? Кошками? Или у вас ещё человеческое в запасе осталось?
– Ах ты! – Старуха двинулась на меня, и её впалые глаза засверкали. Будь у неё под рукой нож, она бы набросилась. Но я не испугалась.
– Я знаю всё о вашей семье, но и вы знаете, кто я! Знаете, потому-то шагу не даёте мне ступить и в комнате шаритесь, когда
- Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров - Екатерина Неволина - Ужасы и Мистика
- Ты - Светлана Уласевич - Ужасы и Мистика
- Утопленница - Кейтлин Р. Кирнан - Триллер / Ужасы и Мистика
- Крики за стеной - Кирилл Зоркий - Социально-психологическая / Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Графские развалины - Виктор Точинов - Ужасы и Мистика
- Дни безвременья. О чём молчит волчица - Алина Шефер - Ужасы и Мистика / Фэнтези
- Мегалодон - Стив Олтен - Ужасы и Мистика
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Большая книга ужасов – 55 (сборник) - Эдуард Веркин - Ужасы и Мистика