Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он говорил так же тихо, как она.
-- Очень нездоровы? А дома у вас нечего принять, лекарства какого-нибудь?
-- Принять... -- Голос ее замер. Она сказала: -- Надо же. -- И вдруг сказала: -- Уже поздно. А вам еще четыре мили идти.
-- Я уже прошел. Я уже здесь. -- Голос его был тих, спокоен, безнадежен. -- Наверно, времени много, -- сказал он. Затем что-то произошло. Не глядя на него, она почувствовала перемену раньше, чем услышала в его погрубевшем голосе: -- Что у вас за болезнь?
Она молчала, не двигалась. Потом сказала, глядя в землю:
-- У вас никогда не было девушки. Ручаюсь, что не было. -- Он не отвечал. -- Не было? -- Он не отвечал. Она шагнула к нему. Дотронулась до него -- впервые. Взяла его за руку, легонько, обеими руками. Глядя на нее сверху, он видел силуэт головы -- опущенной, как будто от рождения неправильно сидевшей на шее. Она объяснила ему -- запинаясь, нескладно, теми единственными словами, какие ей были известны. Но он уже это слышал. Он уже бежал назад, мимо убитой овцы, очистительной жертвы: к тому дню, когда он сидел на берегу ручья -- не столько удивленный или обиженный, сколько возмущенный. Рука, которую она держала, освободилась рывком. Она не верила, что он хотел ее ударить; она предполагала другое. Но результат не стал от этого другим. Провожая взглядом фигуру, тень, растворявшуюся в темноте, она думала, что он бежит. Она еще слышала его шаги, когда он пропал из виду. Она не сразу пошла назад. Стояла в той же позе, неподвижно, потупясь, словно ожидая удара -- который уже был нанесен.
Он не бежал. Но шел быстро -- и не к дому, стоявшему в пяти милях отсюда, а прочь от него, по-прежнему не задумываясь о том, как проникнуть обратно в комнату, из которой он вылез через окно. Он быстро шел по дороге, потом свернул в сторону и прыгнул через изгородь на вспаханную землю. На поле что-то росло. Дальше был лес, деревья. Он дошел до леса и углубился в чащу твердых стволов, ветвями крытую глушь, давящую тишиной, давящую запахом, непроглядную. В беспросветности тяжкого знания, как в пещере, он словно видел уходящий вдаль ряд мягкоконтурных ваз, выбеленных лунным светом. И ни одна не была целой. Каждая была с трещиной, и из каждой трещины сочилось что-то жидкое, зловонное, мертвенного цвета. Он прикоснулся к дереву. Он уперся в ствол руками, видя перед собой вереницу освещенных луной ваз. Его вырвало.
К вечеру следующего понедельника он успел запастись веревкой. Он ждал на том же углу; он опять явился рано. Наконец увидел ее. Она подошла к нему.
-- Я думала вы не придете.
-- Да? -- Он взял ее за руку и потащил по дороге.
-- Куда мы идем? -- спросила она. Он молча продолжал ее тащить. Ей приходилось бежать рысцой, чтобы поспеть за ним. Она трусила неуклюже: животное, которому мешало то, что отличало его от животных: каблуки, Платье, миниатюрность. Он потащил ее прочь от дороги -- к изгороди, которую перепрыгнул неделю назад. -- Подождите... -- сказала она. Слова выскакивали отрывисто: -- Забор... Я не могу... -- Когда она нагнулась, чтобы подлезть под проволоку, которую он перешагнул, платье зацепилось. Он наклонился и рванул его с треском.
-- Новое куплю, -- сказал он. Она не ответила. Она покорилась рукам, которые не то тащили, не то несли ее между каких-то растений, по бороздам, к лесу, в чащу.
Аккуратно свернутую веревку он держал у себя на чердаке, за той же отставшей доской, за которой миссис Макихерн держала свою мелочь, -- только веревка была засунута поглубже, куда миссис Макихерн не могла дотянуться. Идею он позаимствовал у нее. Порой, когда старики храпели у себя внизу, он размышлял над этим парадоксом. Даже хотел открыться ей, показать, как он прячет орудие греха, научившись у нее, воспользовавшись ее же идеей и хранилищем. Но он знал, что единственным ее желанием будет желание помочь ему -- чтобы он продолжал грешить, а она помогала ему хранить это в секрете; что в конце концов, при помощи многозначительных сигналов и шепота, она разведет такую таинственность, что Макихерн поневоле заподозрит неладное.
Так он начал красть-таскать деньги из тайника. Очень возможно, что не она толкнула его на это, что о деньгах она с ним не говорила. Возможно даже, он не понимал, что платит деньгами за удовольствие. Просто он много лет наблюдал, как миссис Макихерн прячет деньги в определенном месте. Потом у него самого появилось, что прятать. Он прятал в самое безопасное место, какое знал. И каждый раз, когда он засовывал или вынимал веревку, на глаза ему попадалась жестянка с деньгами.
В первый раз он взял пятьдесят центов. Он немного поколебался, взять ему пятьдесят или двадцать пять. Взял все же пятьдесят -- ему как раз столько было нужно. На эти деньги он купил лежалую, засиженную мухами коробку конфет -- у человека, которому она досталась за десять центов в магазинной лотерее. Конфеты подарил официантке. Это был его первый подарок Он дал ей коробку так, будто никому до него в голову не приходило что-нибудь ей дать. Когда она взяла большими руками эту обшарпанную, пестро размалеванную коробку, на лице ее было странное выражение. Она сидела на кровати -- дело происходило в ее спальне, в домике, где она жила с мужчиной по имени Макс и женщиной по имени Мейм. Как-то вечером, примерно за неделю до этого, Макс к ней зашел. Она раздевалась -- сидя на кровати, снимала чулки. Он вошел с сигаретой в зубах и прислонился к комоду.
-- Богатый фермер, -- сказал он. -- Джон Джейкоб Астор с сеновала.
Она чем-то прикрылась и продолжала сидеть, неподвижно, потупясь.
-- Он мне платит.
-- Чем? Он что -- не промотал еще свои пять центов? -- Макс посмотрел на нее. -- Обслуживаем землепашцев. Для этого я тебя вез из Мемфиса. Теперь остается только жратву раздавать бесплатно.
-- Я это -- в свободное время.
-- Еще бы. Запретить я не могу. Мне просто смотреть на это противно. Пацан, долларовой бумажки в глаза не видел. А в городе навалом денежных ребят, -- я понимаю, эти бы хоть ухаживали как люди.
-- А может, он мне нравится. Об этом ты не подумал?
Макс разглядывал ее -- макушку неподвижной, опущенной головы, руки, лежавшие на голенях. Он курил, прислонясь к комоду.
-- Мейм! -- сказал он. И, подождав немного, повторил: -- Мейм! Поди сюда. -- Стены были тонкие. Немного погодя в передней послышались неторопливые шаги блондинки. Она вошла. -- Слыхала? -- сказал мужчина. -Говорит: может, он мне нравится больше всех. Ромео и Джульетта. Мать моя!
Блондинка посмотрела на темную макушку:
-- Ну и что?
-- Ничего. Прелесть. Макс Конфрей представит вам мисс Бобби Аллен, подружку малолетнего.
-- Выйди, -- сказала женщина.
-- Сей момент. Я просто занес ей сдачу с пяти центов. -- Он вышел. Официантка не шевелилась. Блондинка подошла к комоду и прислонилась к нему, глядя на ее опущенную голову.
-- Он тебе платит хоть? -- спросила она.
Официантка не шевелилась.
-- Да. Платит.
Блондинка смотрела на нее, прислоняясь к комоду, как перед этим Макс.
-- Ехать сюда из самого Мемфиса. Тащиться в такую даль, чтобы давать бесплатно.
Официантка не шевелилась.
-- Максу же это не мешает.
Блондинка смотрела на опущенную голову. Потом повернулась и отошла к двери.
-- Да уж, постарайся, чтоб не мешало, -- сказала она. -- Это дело недолговечное. Маленькие городишки долго такого не терпят. Я-то знаю. Сама в похожем выросла.
С пестрой, дешевой коробкой в руках она сидела на кровати -- сидела так же, как во время разговора с блондинкой. Только не блондинка, а Джо теперь смотрел на нее, прислонясь к комоду. Она засмеялась. Она смеялась, держа в мосластых руках размалеванную коробку. Джо наблюдал за ней. Наблюдал за тем, как она встает и, потупясь, проходит мимо него. Она вышла за дверь и позвала Макса по имени. Джо видел Макса только в ресторане -- в шляпе и грязном фартуке. К тому же он вошел сейчас без сигареты. Он сунул Джо руку.
-- Как живешь, Ромео? Джо пожал ему руку, еще не совсем понимая, кто это.
-- Меня зовут Джо Макихерн, -- сказал он. Блондинка тоже пришла. Ее он тоже впервые видел вне ресторана. Он видел, как она вошла в комнату, наблюдал за ней, наблюдал за тем, как официантка открывает коробку. Она протянула ее вошедшим.
-- Джо подарил, -- сказала она.
Блондинка скользнула по коробке взглядом. Она даже не шевельнула рукой.
-- Спасибо, -- сказала она. Мужчина тоже взглянул на коробку, не пошевелив рукой.
-- Так, так, так, -- сказал он. -- Смотри, как рождество иногда затягивается. А, Ромео? -- Джо отодвинулся от комода. Он впервые попал в этот дом. Он смотрел на мужчину чуть озадаченно и примирительно, но без тревоги, -- наблюдал за его непроницаемым монашеским лицом. Но ничего не сказал. Сказала официантка:
-- Если не нравится, можешь не есть. -- Он следил за Максом, следил за его лицом, слушая голос официантки -- понурый голос: -- Ни тебе... никому это не мешает... В свободное время... -- Он не смотрел ни на нее, ни на блондинку. Он следил за Максом -- по-прежнему мирно и с недоумением, но без испуга. Теперь говорила блондинка; казалось, они говорят о нем и при нем, но на своем языке, зная, что ему не понять.
- Поджигатель - Уильям Фолкнер - Зарубежная классика
- Полковнику никто не пишет - Габриэль Гарсия Маркес - Зарубежная классика / Разное
- Сонеты - Уильям Шекспир - Зарубежная классика
- Вечер Джона Джо Демпси - Уильям Тревор - Зарубежная классика
- Сон в Иванову ночь - Уильям Шекспир - Зарубежная классика
- Победивший дракона - Райнер Мария Рильке - Зарубежная классика / Классическая проза / Разное
- Плоды земли - Кнут Гамсун - Зарубежная классика / Разное
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика