вдруг твой педрила-мученик не переживёт разлуки и сдохнет, не дай Боже!
– Алло, – я пропустила его колкость, уже смирившись, что это только начало, кое-как села в кровати, пытаясь понять, который час, и что я пропустила, пока спала в чужом доме.
– Ты где, мать твою! – взревел Георгий. – Второй час тебе названиваю!
– Прости, оставила телефон в машине. Я на даче была у Тайки, хотелось отоспаться, – осматривала комнату, искала свою сумку, но пусто было.
– А Таисия разве в городе? – зашептал Ляшко.
– Нет, она в Москве ещё, но кошку-то кто-то должен кормить?
– У неё есть муж, в конце-то концов! Ты зачем потерлась к черту на кулички? – Ляшко не унимался. Он словно был решительно настроен учинить допрос, что ему совершенно не свойственно. У нас были спокойные, предсказуемые и договорные отношения, где всплеск эмоций скорее считался моветоном, чем страстью. Какая муха его укусила? – Адель, что происходит? Я уехал всего на три дня, а ты трубку сразу перестала брать.
– Георгий! – зашипела я, вскакивая с кровати. – Мне можно просто отдохнуть? Могу побыть в одиночестве и не брать гребаную трубку? Я вторую неделю таскаюсь по всем мероприятиям, покорно улыбаясь, как кукла! Что ты ещё от меня хочешь?
– Всё-всё… Успокойся, а то вскипишь, – он усмехнулся, решив не связываться со мной. – Я просто позвонил, пока есть свободная минута перед форумом, напомнить, что завтра у тебя встреча со спонсорами. Ты же не забыла?
– Я помню!
– Ладно, давай, приходи в себя и перезвони, а то через трубку руку оттяпаешь. Пока…
Отбросила телефон и буквально стала срывать с себя сарафан. От волос несло водорослями, они спутались соломой от солёной воды, а кожу лица стянуло со страшной силой. Набралась смелости и, не думая, ворвалась в ванную, но там оказалось пусто. Я даже не заметила, когда Денис вышел, но это только к лучшему.
Вбежала под душ, крутанула вентиль на холодную воду и зашипела. Моя кожа плавилась! Казалось, я покрыта ноющим ожогом, и лишь когда по ней заскользили ледяные струи, смогла вдохнуть. Паника, что сжимала горло, стала медленно отступать, принося мелкую дрожь. Растирала ладонями тело, специально надавливала на красные отметины, оставленные его руками, и скулила от боли. Лбом прижалась к каменной стене и застонала…
Боже! Мозгом понимала, что сделала правильно. Но душа просто трещала от саднящей боли. Как теперь смотреть ему в глаза? Я и раньше не очень-то с этим справлялась, а теперь? Может, сбежать?
Эта мысль пробила разрядом тока… В голове стали пролетать картинки дома, я вспомнила открытую дверь в сад, а там и до воли рукой подать. Так, телефон у меня, а остальное неважно… Только бы добраться до дороги!
– Сука! – его оглушающе громкий голос взорвал мои перепонки. – Я даже с расстояния двух метров чувствую, что ты головку свою ломаешь, как бы съебнуть!
– Думаю! – заорала я, оборачиваясь. – Да, Раюша! Думаю, блядь!
Раевский сидел на бортике ванны и так откровенно рассматривал меня с ног до головы. Скользил медленно, понимая, что отсюда мне точно никуда не деться, потому что, чтобы выбежать, нужно перепрыгнуть через его широко расставленные ноги. Его взгляд был не оценивающий, а изучающий, как тогда, в туалете ресторана. Он довольно вальяжно попивал кофе из небольшой серебристой чашки и после каждого глотка затягивался сигаретой, чуть щуря глаза. И от этого взгляда жить не хотелось! Он словно души касался, полосуя чем-то, наблюдая, как я корчусь от боли.
– Оденься, – он кивнул на оставленный на тумбе халат и вышел.
Сука! Я себя чувствовала,как перед расстрелом, а Раевский превратился в моего палача. Закрывала глаза и видела в его руках топор… Он дразнил, занося его над моей грешной головой, но останавливался всего в сантиметре. Казалось, что моя жизнь полностью зависит от него в прямом и переносном смыслах.
Взяла в руку тюбик с его шампунем и пошатнулась от сладости коньячной вишни. Если уж и погибать, то красивой! А что? Сына я вырастила, жизнью сыта по самое горло, можно и отправиться в рай с музыкой.
Взбивала пену, вдыхая аромат полной грудью. Не открывала глаз, ощущая его тихое присутствие. Чувствовала кожей пекучий взгляд, двигающийся вдоль хребта. Он здесь…
– Блядь… – зашипел Денис, и по позвоночнику заскользили его пальцы. Он буквально впивался в кожу, то ли желая содрать её, то ли пытался поверить, что я реальная. Что здесь, с ним… – Я столько раз представлял нашу встречу, но ни в одном из сценариев я не узнавал, что всё это время, оказывается, был отцом… Сын?
Я не могла говорить. Стояла к нему спиной, лишь аккуратно придерживаясь рукой за металлический поручень. Сжимала его до скрипа кожи по мокрому глянцу и отчаянно кивала.
– Д-д-д-и-и-има… – выдохнула имя сына, но Раевский всё прекрасно понял и отнял руку так резко, что я пошатнулась.
– Где же твоя ненависть? – его шепот раздался так близко. Дыханием обжёг мочку уха. Струи душа стали рассыпаться в разные стороны, создавая вокруг хаос и вакханалию. Он уложил руки мне на плечи и внезапно зарычал, поняв, что я просто бьюсь от холода. Он крутанул ручку на кране, и на нас рухнул тропический поток согревающе-теплой воды. – Где, Ночка? Ты же шипела, рассыпала искры, грозя спалить всё, к хуям собачьим? Ненавидела меня настолько реально, правдиво, что я даже стал сомневаться, не я ли свалил от тебя тогда на вокзале.
Он делал паузу и давал время на ответ. Но я не могла. Стояла куклой, впитывала его аккуратные касания и тихо плакала, радуясь, что он не видит. Пыталась сделать шаг назад, чтобы спиной прижаться к его груди, но он не позволял! Упирался кулаком в копчик, не давая мне украсть немного его тепла!
– Выходит, это я должен тебя ненавидеть? Да? А вот скажи мне, Ночка… А каково это – быть матерью? Каково быть не одной? Не подыхать от одиночества, обиды и злости на самого себя? Я загибался, пока ты была любящей матерью. Я скуривался и спивался, пока пытался пьяным мозгом найти тебя! А ты… Ты…
– Вини, Рай… Вини!!! – захлебываясь водой, выкрикивала я.
– А что это ты такая послушная? – зашипел он и с силой укусил мочку моего уха. – Где, мать твою, зубки и оскал волчицы? А?
– Не старайся, Денис, больнее мне уже никто не сделает. Просто выскажись и отпусти…
Раевский дернулся и вышел из душа, убивая меня полнейшим ощущением опустошенности. Пусть сердится. Пусть орет и кроет проклятьями, но рядом пусть будет…
– Одевайся, Ночка. Не тяни время,
