Рейтинговые книги
Читем онлайн История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 228
и Джурджан – старинные центры непокорности всякому правительству. Впрочем, хотя темная деятельность этой беспримерной в истории династии – частные судьбы которой не представляют для нас дальнейшего интереса – зависела единственно от сравнительно незначительного числа отдельных личностей, но она имела огромное влияние на развитие исламского мира. Где бы только, от Хорасана до Сирии, ни возвышалась, во время вскоре разразившихся войн между султанами и эмирами, выдающаяся личность, нарушавшая – по мнению главы секты, который внимательно следил за всеми событиями из своего Орлиного Гнезда, – равновесие борющихся друг с другом сил, для нее уже был отточен кинжал федавия, и не раз таким способом внезапно оканчивалось начинавшееся улучшение печальных государственных условий. Если глава ассасинов не стремился возбуждать в массе народа иного волнения, кроме волнения страха и ужаса, то, с другой стороны, он, естественно, желал быть вполне уверенным в том, что с ним везде находятся в согласии подходящие для его целей люди, которые могли доставлять ему ценные сведения и от которых он мог ожидать, что они повлияют в желательном для батинитов направлении на государей и придворных, заведут интриги при дворах султанов и эмиров, словом, сделают все нужное для достижения питаемых главою секты намерений.

Мы имеем доказательства, что высокопоставленные военачальники и сановники сельджукских династий не раз вступали в тайные сношения с повелителями Аламута. Слишком многие были готовы оказывать весьма веские услуги за то, чтобы удар кинжала был направлен на соперника или на личного врага, и скоро стало ясно, что прилив новой турецкой крови в тело стареющего арабско-персидского ислама не вызвал оздоровления испорченных соков; врожденная турецкая честность была вытеснена уже в третьем поколении господствующих семей персидскою склонностью к обману и хитрости, и если магометанские государи до появления на сцене великого Нуреддина могли почти сравняться в вероломстве с христианскими рыцарями-крестоносцами, то не могло быть и намека на то, чтобы нашелся человек, который смелым и честным ударом поразил бы батинитского дракона – того дракона, которого так удобно было в случае нужды употребить для истребления опасного противника. Не раз по повелению султана войска его направлялись против Аламута, и не раз жители Орлиного Гнезда были почти принуждены к сдаче голодом; но всякий раз случалось какое-нибудь таинственное происшествие – то внезапная смерть повелителя, то неосторожность нападающих, так что в последнюю минуту приходилось снять осаду. Нам так же легко представить себе ослабляющее влияние подобных обстоятельств на всю государственную жизнь, как вообразить ту иронию, какую вызывало в страшном знатоке людей Хасане, «старце гор»[80], и в его преемниках сознание, что, в сущности, весь этот ничтожный мир получает своих правителей с Аламутской скалы, недаром и по форме похожей на льва, готовящегося к прыжку.

Если Хасан ибн Саббах находил удовольствие в сатанинском романтизме созданного им себе положения, то само собой разумеется, что он не забывал об отмщении «крестьянскому сыну и турку». В 485 (1092) г., когда он, вероятно, был как раз занят обучением своих федавиев, случилось событие, которое в первый момент, вероятно, рассердило его, так как оно не дало ему возможности произвести желаемое впечатление, но которое в то же время должно было в значительной мере содействовать поддержанию и усилению его власти. Он только что с большим трудом, посредством ночного нападения, отделался от войска, посланного его прежним другом Низамом аль-Мульком для разрушения Орлиного Гнезда, и, может быть, раздумывал, как бы ему отплатить за оказанное ему внимание, как вдруг пришло неожиданное известие: турок и крестьянский сын разошлись после двадцатилетней совместной деятельности, ознаменованной самыми блестящими успехами. Мелик-шах, которому было в то время 38 лет, находясь в цвете сил и в полном развитии своей власти, вероятно, чувствовал себя подчас стесненным той самостоятельностью, которую приобрел Низам аль-Мульк во время своего тридцатилетнего управления государством и которую он удерживал за собой и в семьдесят семь лет, благодаря признанию его заслуг и опытности. Как бы то ни было, но возможно, что оба они могли бы продолжать работать вместе, памятуя о своей долговременной и испытанной верности друг другу и о том, как недолго осталось жить визирю, если бы не разъединил их самый опасный из всех опасных в нашем мире элементов, именно честолюбивая женщина. Это была Туркан-хатун, самаркандская султанша, которая, преследуя свои своекорыстные цели, погубила и себя, и власть своих родственников. У Мелик-шаха был от нее сын Махмуд, родившийся в 480 (1087) г. и в то время имевший несколько больше пяти лет от роду; кроме того, от других жен у Мелик-шаха были еще сыновья: Баркиярок (род. 471 = 1078/79 г.[81]), Мухаммед (род. 474 = 1082 г.) и Синджар (род. 479 = 1086 г.). Когда поднялся вопрос о престолонаследии, то все говорило в пользу Баркиярока, не только потому, что он был старший, но и потому, что мать его происходила из рода сельджуков, а это имело влияние на отношение к нему многих из высокопоставленных лиц государства.

Ввиду этого, когда Мелик-шах, еще будучи во цвете лет, начал, по весьма понятным причинам, обсуждать это важное дело, то Низам аль-Мульк высказался в пользу Баркиярока, и Мелик-шах, по-видимому, склонялся к тому, чтобы и в данном случае последовать совету своего визиря. Но на это никак не могла согласиться Туркан-хатун. Женщина умная и энергичная, она стремилась играть первенствующую роль в случае смерти своего супруга; поэтому все ее усилия были направлены к тому, чтобы наследником был провозглашен ее маленький сын, и так как в этом отношении она встретила отпор со стороны визиря, то она решила свергнуть его. Она сумела внушить султану, что министр недостаточно чтит авторитет государя, что сыновья и другие родственники визиря, которых он посадил на самые доходные места, позволяют себе всевозможные злоупотребления относительно служащих и подданных, словом, что Низам пускается на самые бессовестные проделки, прикрываясь именем своего повелителя. «Пословица гласит: кто слушает, тот верит», – умно замечает по этому поводу персидский историк. И действительно, Мелик-шах поддался влиянию нашептываний на старинного слугу своего дома; через некоторых придворных султан послал визирю весьма немилостивое распоряжение, давая ему при этом почувствовать его подчиненное положение по отношению к своему повелителю и приказывая ему положить предел злоупотреблениям, в которых его обвиняли. Престарелый визирь был возмущен до глубины души подобным неделикатным поведением государя, который был обязан Низаму своею властью и своими величайшими успехами; он громко выразил свое неудовольствие в присутствии вручивших ему султанскую грамоту и заключил свои слова так: «Его корона неразрывно связана с моим письменным прибором; если я закрою свой прибор, то

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 228
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер бесплатно.
Похожие на История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер книги

Оставить комментарий