внуки. Они ж меня, в отличие от тебя, не бросают.
Олежкой звали старшего Варвариного брата, и тот, в отличие от матери, ее даже повидать не захотел.
– Я с предателями не разговариваю, – отрезал он и бросил трубку.
– Это кого же я предала? – со слезами в голосе спросила Варвара у матери. – Тебя, что ли?
– Родину, доченька, родину, – ответила мать со вздохом. – У нас с Америкой этой никогда хороших отношений не было. Все эти годы они так и норовили лапу наложить на наши природные ресурсы да территории. И сейчас угомониться не могут. Все лезут и лезут в наши внутренние дела. А ты там двадцать лет прожила, а теперь вернулась. Как понять, с чего да почему?
– Мам, вы с Олегом считаете, что я шпионка, что ли? – От осознания этого факта Варвара так и ахнула.
– Ну, шпионка не шпионка, а что там у тебя в голове, никому не ведомо. Все эти геи и трансгендеры, знаем мы, как людей обрабатывают. Вот и детей у тебя нет. В сорок-то лет. Разве это нормально?
И мать туда же. Варя уехала обратно в Москву в тот же день, решив, что помириться с семьей еще успеет. Вот отсудит она у Миронова деньги, рассчитается со старыми и новыми долгами, заживет спокойно, забеременеет, там мать и потеплеет. А где мать, там и Олег.
– Родить ребенка и без мужа можно, – объяснял ей Трезвонский, с которым она поделилась горестными результатами поездки на малую родину. – Есть такая клиника, «Райский плод» называется. Там и без мужа можно забеременеть. От донора. И выносить помогут, и родить. Были бы деньги. Раньше у меня там хороший знакомый работал, доктор Эппельбаум, но из-за вашего бывшего мужа место потерял [5]. У него вы бы вообще были как у Христа за пазухой. Но и сейчас все возможно.
И почему из-за Виталия вечно страдают хорошие люди? Варя даже рассердилась. Сам поднялся, а других топчет. Впрочем, именно так бизнесы и делаются. Это все знают. Думать о Миронове как о плохом человеке все же гораздо проще. Плохих людей надо наказывать, потому что добро всегда побеждает зло. Это все знают.
Как на грех, в голове то и дело всплывали совсем другие картинки. Вот она стоит на мосту через небольшую речушку в парке, а к ней подходит высокий молодой человек, протягивает ей кленовый лист, желтый-желтый, с ярко-красными прожилками. Это их с Виталием первая встреча.
Вот на том же самом мосту он делает ей предложение стать его женой, и начинается дождь, и они мокрые и счастливые бегут к ротонде на выходе из парка, а потом целуются в ней, не обращая внимания на неодобрительные взгляды окружающих. Вот Варя в свадебном платье, очень скромном, потому что на другое не хватило денег, говорит Виталию «да», и он надевает ей на палец кольцо. А вот она просыпается ночью на диване в их убогой квартирке и видит, как Виталий уснул за письменным столом над своими учебниками.
Он всегда хотел спать, потому что много работал, дежурил ночами и готовился к экзаменам, а Варя сердилась, что он уделяет ей мало времени, и она, возвращаясь из института, большую часть дня, как, впрочем, и четыре ночи из семи, проводит одна. Если бы ей кто-то тогда сказал, что результатом этих бессонных ночей станет такой роскошный дом, она бы ни за что не поверила.
В какой-то день она попробовала позвонить Миронову, номер телефона ей дал Трезвонский, чтобы рассказать, что не может спать из-за этих воспоминаний, но он, услышав ее голос, сухо сказал, что все общение через адвоката, и повесил трубку. Больше Варя не звонила, потому что, несмотря на все жизненные передряги, гордость у нее все-таки осталась.
Не хочет по-хорошему, значит, будет по-плохому. Ей некуда отступать, потому что впереди либо полная нищета и возвращение в Америку, где не ждет ничего, кроме бостонского разбитого корыта, либо победа и счастливая жизнь в Москве, с ребенком. Пусть и от донора.
Полная подобных мыслей, Варвара неторопливо шла по Сретенке, которую когда-то очень любила, наслаждаясь теплым летним днем и не спеша оглядывая дома вокруг.
– Варя! – услышала она и повернулась с некоторым удивлением.
Не было в Москве ни одного человека, который бы мог ее окликнуть.
На противоположной стороне улицы стояла женщина в шелковом летнем костюме. Варя пригляделась внимательнее и тут же ее узнала. Это же ее однокурсница Ира Попова, с которой она, как и со Светкой, жила в одной комнате в общежитии до того, как Варя вышла замуж за Миронова.
Готовясь к свадьбе, Варя все мучилась, кого из двух закадычных подружек взять в свидетельницы. Выбор пал все-таки на Светку, но Иринка не обиделась. Они продолжали дружить втроем и часто бегали в кино или вместе сидели в библиотеке даже после Вариного замужества.
– Ира, как я рада тебя видеть.
Это было правдой. Варя бросила на подругу мимолетный оценивающий взгляд. В отличие от нее самой, Ирина не растолстела, сохранила фигуру. Лицо у нее довольно ухоженное, хотя морщинки у глаз предательски выдавали возраст. Обручального кольца не имелось, только один перстень, серебряный, вычурный, видно, что дорогой.
Ира перешла дорогу, и они обнялись.
– Я тоже рада тебя видеть. Никак не ожидала встретить тебя в Москве. Ты же у нас американка, как и Света.
– Да. Света – американка, это точно. Счастливая жена и мать троих детей, старшему из которых уже девятнадцать лет. А я вот вернулась в Москву.
– Да я знаю, знаю. Мы же со Светкой все эти годы переписываемся. Она меня несколько раз звала приехать погостить, а у меня так и не получилось выбраться. Сначала денег не находилось, потом дети еще маленькие, потом с мужем развелась, одна их поднимала, денег опять нет, потом поленилась затеваться с визами и собеседованиями в посольстве, а сейчас и подавно. – Ирка махнула рукой.
– Да. Мы в последние годы тоже только переписываемся. Две тысячи километров – слишком большое расстояние для встреч. Пару лет назад я на Рождество к Бартонам летала, но американские семейные праздники не для меня. А у тебя, значит, тоже дети.
– Да. Дочки-двойняшки. По пятнадцать лет исполнилось. С одной стороны, помощницы, а с другой, подростки во всей прелести этого слова. Ну, и сыночек Ванечка. Два годика ему. Это я во второй раз замуж вышла.
Варя вдруг почувствовала острый укол в самое сердце. Нет, это не зависть, скорее боль. У всех вокруг кипела счастливая жизнь, и
