соединит нас через несколько дней в нашем счастье. Я целую также бедного Георгия, у которого всегда несчастный вид. Теперь я должна с тобой расстаться. В комнате страшный беспорядок. Все бегают и поднимают адский шум, я просто не могу продолжать. Итак, до свидания. Даст Господь, через несколько дней я расцелую тебя от всего сердца, мой дорогой и горячо любимый Саша. На всю жизнь
Твоя горячо любящая Минни.
Данциг[387]. 5 октября 1889. Яхта «Держава».
Мы благополучно прибыли, и я страшно рада вновь тебя увидеть, мой любимый Саша. Не хочешь ли ты ненадолго приехать сюда или же предпочитаешь, чтобы, наоборот, мы приехали к тебе. Мне кажется, было бы лучше и приятнее подождать здесь, на борту, чем в вагоне, пока не перевезут багаж и т. д. Я жду твоего ответа, в любом случае я буду готова только через полчаса. Обнимаю тебя от всего сердца
Твоя Минни.
Четверг. 23 мая 1891. Ливадия[388].
Мой дорогой любимый душка Саша!
Вот я и добралась до чудесной Ливадии и, наконец, увидела моего любимого Георгия[389]. Слава Богу, у него хороший загорелый вид, правда, он немного похудел, и от этого его глаза кажутся впалыми более обычного. Однако он весел и доволен и не кажется огорченным и раздраженным врачами, которые являются к нему утром, пока он еще лежит в постели. Ты даже не можешь себе представить, как я была счастлива вчера утром, когда мы приехали в Севастополь и я увидела Георгия на вокзале! Он вошел в вагон, и я была так рада, что могу, наконец, обнять его и прижать к своему сердцу. Это не поддается никакому описанию! Мы оба были, так растроганы, что я начала плакать. Но на этот раз это были слезы счастья, которые только на пользу. Но как я хотела, чтобы в тот момент ты тоже был рядом. Всю мою радость омрачает то, что нам с тобой пришлось расстаться, любимый мой Саша! Я ужасно грустила, когда мне пришлось покинуть тебя в Москве. Я потом долго не могла успокоиться. Для меня так тяжело и печально быть без тебя! Добрый дядя Миша[390] долго оставался со мной. Он совершенно отчаялся меня успокоить и закончил тем, что сам расплакался. Но вообще он веселый и довольный и ни на что не жалуется. Ольга[391] прислала мне телеграмму, что 26-го числа покидает Афины и увозит с собой Минни и маленького Христо[392]. Я очень рада, что Минни тоже приедет.
Сейчас, любимый мой Саша, мне придется с тобой расстаться. Уже за полночь, и это письмо уезжает завтра утром с Вяземским[393].
Обнимаю тебя от всего сердца и уже радуюсь, что ты пообещал мне прислать ответ. Да сохранит и благословит тебя Господь, вот ежеминутная молитва Твоей преданной и верной подруги Минни.
Георгий и Ксения тебя обнимают, а также я, дорогие дети и Аликс[394].
Без даты, без начала и без окончания.
[…] у нас в нашем дорогом маленьком доме. Георгий живет в твоих комнатах. Надеюсь, ты не сердишься. Дело в том, что внизу очень сыро, и вообще я довольна, что он рядом со мной. Ксения расположилась внизу налево от входа, а дядя Миша – в угловых детских комнатах, потому что он хотел жить рядом с нами. Сандро[395] уезжает завтра, так что все устроилось к лучшему!
Этим утром после кофе мы втроем, Георгий, Ксения и я, совершили длительную морскую прогулку. Там было очень жарко, по дороге нас застал дождь, но потом солнце опять появилось, и мы вернулись красные от загара. Я была совершенно обессилена этой жарой. Мне пришлось сразу сменить одежду. Георгий чувствует себя очень хорошо, он может запросто подняться на гору, но все время немного кашляет, я все время это слышу, хотя Алышевский[396] утверждает, что он не кашляет. Все это печально, и к тому же у него такая грусть в глазах, мне это раздирает сердце.
…Алексеев[397] с большой осторожностью приближался к бухте Ялты[398], начиная с Ай-Тодор[399], мы еле двигались и бросили якорь очень далеко от дамбы. Это потому, что раньше он здесь никогда не был. Дорога на маленькой шлюпке тоже была достаточно долгой. К счастью, дядя Миша знал, где нужно причалить. Копытов[400] тоже был здесь впервые. Мы уже заворачивали к бухте, когда место было найдено. На пристани было огромное, количество народа и еще почетный караул. А вместо ковра были дивные розы, великолепно уложенные большим углом. И было очень жаль, что мы их, естественно, растоптали. Пришли старые Титовы[401], Григорий Гагарин с женой[402], старые Милютины[403] и многие-многие другие, так что в конце голова пошла кругом. Здесь перед домом стоял третий почетный караул, это не считая местных школ. Еще был Вяземский и новый интендант. Затем мы пошли в церковь, где старый священник и дьякон прочитали краткую молитву. После этого мы еще вышли на площадь вместе с Пушкиным[404], Копытовым, Лавровым[405] и управляющим порта, а потом подняли якорь. Мы величественно вышли из порта в сопровождении новых красивых судов Черноморского флота – «Екатерины», «Чесмы», «Синопа», «Терца», «Черноморца» и семи торпедоносцев. К несчастью, два из них тут же столкнулись. Мы были страшно взволнованы, потому что все это произошло у нас на глазах. Было впечатление, что бедный маленький торпедоносец тут же уйдет на дно, прежде чем к нему подоспеют большие суда. В результате его нос полностью ушел под воду, и вот таким образом его и отбуксировали в Севастополь. Бедный Копытов был в отчаянии от того, что этот несчастный случай произошел в самом начале. Только вечером мы узнали, что один несчастный матрос был тяжело ранен, а второй – легко. Я так переживала. Наша поездка по морю прошла изумительно. Погода стояла чудесная, ни ветерка, море – как зеркало. Мы развлекались, любуясь двумя очаровательными обезьянками, Всю дорогу они доставляли нам наслаждение. А еще перед нами прогуливалась маленькая прелестная прирученная газель…
…дамы, офицеры, солдаты, студенты Харькова и еще крестьяне. Все они были с грустными лицами, как будто бы только что произошла какая-нибудь катастрофа. Это было очень трогательно, и я счастлива, что была там, жаль только, что со мной не было тебя. Профессор Грубе[406] тоже приехал из Харькова и все люди, которые были с нами. Студенты мне подарили
