И снова началась уже знакомая работа по устройству границы.
4
Получив директиву советско-румынской смешанной комиссии об установлении государственной границы, все командиры заставы в первый же день вышли на место для ознакомления с обстановкой. Их уже ожидали там румынские представители. Установление линии границы не вызвало никаких недоразумений с обеих сторон, все происходило в спокойной, деловой обстановке. Тягач с трехлемешным плугом медленно двигался за Кольцовым и капитаном румынской стражи, а бойцы следом устанавливали пограничные знаки, перебрасываясь с соседями шутками.
Занятый сооружением укреплений вдоль границы, Кольцов редко заглядывал в канцелярию заставы, и когда позвонили из штаба отряда, к телефону подошел Байда. Штаб требовал немедленно представить точное описание линии границы и подробное донесение о положении на участке заставы. При этом работник штаба сообщил, что на тридцатую едет начальник пограничных войск.
Политрук кратко доложил обстановку и попросил обождать с подробным донесением.
— Поймите, что нам сейчас не до этого, еще не развернулись…
— Минуточку, — прервал его работник штаба, — с вами будет говорить полковник Стусь.
В трубке телефона послышался жесткий голос Стуся:
— Вы слишком много на себя берете, политрук? У вас, оказывается, до сих пор не выветрились партизанские замашки, даже начинаете давать свои советы штабу… За пререкание со старшим начальником от имени начальника войск объявляю выговор…
А вечером к заставе подкатили три машины. Генерала сопровождали Кузнецов, Стусь, Птицын и начальник местного райотдела НКВД капитан Чемерыс. Осмотрев участок границы, жилые и подсобные помещения, генерал с удовлетворением заметил:
— Словно по щучьему велению. Даже мостик через ручей соорудили. Как же вы это успели, товарищи?
— Армейцы помогли, товарищ генерал, — ответил Кольцов.
— Молодцы! — Он повернулся к своему адъютанту. — Заметьте для приказа: за проявленную инициативу и оперативность по организации службы всем командирам заставы объявляю благодарность с выдачей премии в размере месячного содержания. Всем младшим командирам и бойцам — благодарность.
— Разрешите обратиться, товарищ генерал! — громко произнес Байда, взглянув на Стуся.
— Что там еще? Вы недовольны, товарищ политрук? — улыбнулся генерал.
— Очень доволен! Но я уже получил от вашего имени одну награду. Не много ли две награды в один день?
— В чем дело? Какую там еще награду? — удивился начальник войск.
— Выговор…
— Кто наложил взыскание?
— Я, товарищ генерал, — выступил вперед полковник Стусь. — За пререкания со штабными командирами…
— Объясните, политрук!
Байда рассказал о состоявшемся по телефону разговоре.
— Вы служили когда-нибудь на заставе, полковник?
— Нет, товарищ генерал…
— Плохо. Может, поменяетесь с политруком местами? — Стусь покраснел, стушевался. — Немедленно снять взыскание! Политрук вам не подчинен. Пользоваться моими правами я, кажется, не разрешал. Понятно?
Поверяющие уехали поздней ночью. Наряды несли службу на новой границе.
«Если враг не сдается…»
1
Новая граница — новые заботы. Но к этому уже все привыкли. Даже Василий Иванов как будто подружил с границей. Службу несет отлично, много читает. Должно быть, слова политрука о мореходке крепко засели в его сознании. Все чаще можно было слышать, как он говорил товарищам: «Служба — везде есть служба».
В начале сентября наряды все чаще стали замечать на сопредельной стороне необычное оживление. По дорогам скакали на лошадях офицеры, появлялись и исчезали машины с военными, кое-где снималась пограничная стража. Участились перебежки молдаван и украинцев на советскую сторону. Они сообщали о фашистских погромах, о восстаниях крестьян. Отряды жандармерии свирепствовали в пограничных селах… Вскоре стало известно, что румынский король призвал к власти Антонеску и отрекся от престола в пользу своего сына Михая.
Еще через несколько дней Румыния была провозглашена «легионерским государством», а его главой — «кондукатором» — назначен генерал Антонеску. «Железная гвардия» стала единственной легальной партией.
Затем румынские бояре сделали последний шаг к установлению фашистского режима в стране: присоединились к антикоминтерновскому пакту. Все это не могло не отразиться на службе советских пограничников. Положение осложнялось и тем, что Кольцов уехал на краткосрочные курсы. Обязанности начальника на это время принял политрук. Вдвоем с Тимощенко они ни днем, ни ночью не знали покоя.
Как-то наряд в составе Воронина и Иванова стал свидетелем странного происшествия на той стороне…
Румынский офицер ехал на лошади вдоль границы. За ним бежал солдат, должно быть, ординарец. За плечами у него большой вещевой мешок, сбоку — котелок. Солдат, видимо, напрягал все силы, чтобы не отстать. Мешок подскакивает на спине, котелок позванивает. Вдруг офицер остановился и что-то сказал. Солдат беспомощно развел руками. В руках офицера взвилась нагайка и со свистом опустилась прямо на голову ординарца. Потом еще и еще.
— Вот сволочь! — выругался Иванов, наблюдая эту картину.
Вдруг ординарец перебросил из-за спины карабин и в упор выстрелил в офицера.
Проследив взглядом, как шарахнувшаяся от выстрела лошадь понесла раненого офицера, румынский пограничник бросился на советскую границу, озираясь, словно затравленный заяц. Перебравшись через проволочное заграждение, он положил оружие перед подбежавшими пограничниками и попросил отвести его к командиру.
На заставе рассказал политруку:
— Я убил офицера… Не выдавайте меня, домнул командир…
Растерянный, напуганный собственным поступком, он дрожал и исподлобья посматривал на Байду. Его красивое лицо то бледнело, то вспыхивало ярким румянцем.
— За что же ты убил его?
— А вот поглядите… — он склонил обнаженную голову. Из копны растрепанных густых волос медленно стекали на затылок капли крови… — Терпения нету… А тут, в Баштианах, моя хата, мать похоронена… Вы спросите людей — все знают Думитру Лабу.
— Думитру? А Тодора Падурару ты знаешь?
— Бади Тодор? Где его сейчас найдешь? Давно погиб, наверно.
— Здесь, здесь Тодор Михайлович. И Марика здесь, в твоей хате и живут.
— Марика! — вскрикнул Думитру и, словно подрубленный, упал на стул…
Перебежчик сообщил, что на границу часто приезжают работники сигуранцы, а с ними какой-то немецкий майор. Присутствовавший на допросе комендант участка Птицын спросил:
— А где сейчас начальник вашей стражи полковник Грицеску?
— Говорят, руки на себя наложил…
По просьбе Тодора Падурару, которого в отряде хорошо знали, Думитру оставили в родном селе. Марика светилась от счастья.
После разговора с Марикой и ее отцом жители Баштиан возвратились в свои домики и занялись решением главного вопроса: как быть с землей Грицеску? На общем сходе, как было и в Ольховом, крестьяне упорно настаивали:
— Поделить землю! Пусть каждый знает, где его кусок! И все имущество бояра раздать людям, нашим горбом наживалось…
Лишь после того, как вернулся в село Думитру, Тодору Михайловичу удалось собрать несколько молодых энтузиастов, которые осмелились бросить вызов дедовским традициям и решили совместно обрабатывать землю.
При распределении помещичьего имущества даже самые осторожные, из тех, кто предпочитает выжидательную позицию, не стеснялись, добиваясь куска повкуснее. Тем более, что риска никакого: помещик, говорят, загнулся, а наследники его — где они?
На самом деле полковник Грицеску и не помышлял о сведении счетов с собственной жизнью. Кто пустил слух о самоубийстве, неизвестно. Не исключено, что сам полковник.
Грицеску, не без ведома майора Шмитца — деятельно занялся сколачиванием диверсионных групп в горах, невдалеке от границы. Он еще окончательно не решил, как осуществить свою месть, а пока занялся мелкими диверсиями.
Первым объектом бандитского нападения стало село Турятка на участке соседней, двадцать девятой, заставы. Сам полковник, понятно, участия не принимал. «Просто банда разного сброда из польских и молдавских эмигрантов напала на пастухов села, перейдя границу, и угнала часть общественного стада».
Такова была официальная версия в ответ на протест нашего правительства. А что при этом погибли два пограничника, пытавшиеся остановить банду, это расценили как обычное уголовное преступление неизвестных бандитов. Никого из официальных лиц при этом не упоминали.
Окрыленный этой удачей, оставаясь в тени, мнимый самоубийца готовился к следующей, более крупной операции в Баштианах.
