Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из единомышленников Геккеля, пожелавший остаться анонимным и писавший под псевдонимом Ф. М., уверял, что «Россия и Сербия не входят в число цивилизованных наций. Это все еще разбойные образования, состоящие из банд воров в облике государства». Другой геккелист сокрушался по поводу вовлечения в европейскую борьбу «низших рас», в результате чего «негры видят войну, в которой белые убивают друг друга».
Естественно, интеллектуалы стран Антанты не остались в долгу и отвечали «грязным гуннам» в таком же духе. Английский химик Уильям Рэмзи, нобелевский лауреат 1904 г., в статье «Цели и амбиции Германии» проявил не меньший национализм. Он скептически отзывался о достоинствах германской расы (по его мнению, многими культурными достижениями Германия обязана евреям) и пророчествовал, что «избавление от тевтонов избавит мир от владычества посредственности». В России немцев изображали как «диких и озверевших варваров, современных тевтонов с новейшей технологией, дикарей с утонченно-садистской психологией и имплицированной жестокостью, невежественных Митрофанов и т. д.»{236}. Русский психиатр П. И. Ковалевский издал «психологический очерк», лаконично названный «Немцы», пользовавшийся в период патриотического подъема (или шовинистического угара, кому как больше нравится) немалой популярностью. Вот что узнавал из этого сочинения о враждебном народе русский обыватель: «Поскоблите немца, он и ныне окажется варваром, и притом варваром низшего сорта, без чести, правды и порядочности. Если немец нравственно опускается, то пределов его низости нет». Далее следовал длинный перечень пороков, будто бы «органически» присущих немецкой нации: цинизм, нахальство, наглость, бесстыдство, бесчеловечность, злобность, жестокость, бездушие, высокомерие, самомнение, завистливость, алчность, мрачность, тупость, банальность, чинопочитание… Вот где пригодились социал-дарвинистские идеи о врожденных биологических особенностях отдельных наций, их пороках и недостатках. Правда, чего было еще ожидать от Ковалевского, известного своими радикальными расистскими и националистическими взглядами (в целом редкими среди русской интеллигенции того времени).
Кто повел себя хуже – европейское ли светило Геккель или мало кому известный за пределами России Ковалевский, сказать не берусь. «Война профессоров» – одна из позорнейших страниц в истории европейской науки. К счастью, она длилась недолго. Уже на второй год войны пришло отрезвление, и многие ученые стали осуждать ее или, по крайней мере, воздерживаться от ура-патриотизма. По оценке немецкого историка Т. Маурера, российские ученые в этой войне умов оказались в целом «более разумными и сдержанными, чем их немецкие коллеги»{237}.
Мировая война лишь обострила до надрыва те противоречия и предрассудки, которыми дышала целая эпоха. Социал-дарвинистскими мотивами полна массовая культура тех лет, они встречаются в литературных произведениях самых талантливых писателей. Достаточно назвать имя Герберта Уэллса, биолога по образованию, который был, что называется, вполне «в теме». Вспомним его «Войну миров», где борьба марсиан с людьми преподносится как схватка высшей и низшей рас. Высшая – это марсиане (поясняю для тех, кто никогда не читал роман или успел его забыть). А в «Машине времени» Уэллс ставит смелый мысленный эксперимент в области социал-дарвинизма.
Представьте, далекое-предалекое будущее… Стрелка на циферблате машины показывает 802701 г. нашей эры. Восемь тысяч веков неуклонного прогресса. Блаженный мир без тревог и забот. Люди забыли, что такое болезнетворные микробы. Земля не рождает ни сорняков, ни плесени, даже комары и мошки не докучают, повывелись. В этом земном раю обитает раса элоев – тщедушных и почти ко всему безучастных, практически невменяемых. Их растительная жизнь – результат очень долгого социального отбора, которому подверглись высшие, материально обеспеченные слои общества. Достаток их и сгубил. Устами своего героя, Путешественника во времени, Уэллс произносит целую проповедь о вредных последствиях благополучия:
При таких условиях те, кого мы называем слабыми, были точно так же приспособлены, как и сильные, они уже не были слабыми. Вернее, они были даже лучше приспособлены, потому что сильного подрывала не находящая выхода энергия. ‹…› Все наши чувства и способности обретают остроту только на точиле труда и необходимости, а это неприятное точило было наконец разбито.
Общество элоев сильно смахивает на компанию тихих помешанных, наслаждающихся безмятежным покоем в саду сумасшедшего дома. Но по ночам их настигает кромешный животный страх. После заката из-под земли выползают отвратительного вида существа, пожирающие беззащитных элоев, «прекрасных ничтожеств». Это морлоки, тоже продукт социальной эволюции, потомки рабочих индустриальной эпохи, заточенные в своих подземельях и деградировавшие до звероподобного состояния, до светобоязни. Нарисованная Уэллсом картина пессимистична до жути. Трудно быть морлоком, но и элоем не легче. А третьего не дано. Таков закат человечества, «золотой век», обернувшийся социал-дарвинистской антиутопией.
⁂
Считать социал-дарвинизм особой научной теорией, такой же, как ламаркизм или дарвинизм, нельзя. Это слово-зонтик, под которым укрывались многочисленные частные концепции, иногда настолько разные, что их приверженцы не подавали друг другу руки при встрече. Немецкий исследователь Маркус Фогт определяет социал-дарвинизм как смесь науки, лженауки и политической пропаганды. По его мнению, социал-дарвинизм не являлся наукой уже потому, что практически все его виды и подвиды взывали к «бессознательным эмоциям и иррациональной мотивации», творили «мифические образы»{238}. Всех их объединяло только одно – ссылки на дарвинизм и «законы природы». Обычно выделяют расистскую, либеральную, националистическую, империалистическую и социалистическую версии социал-дарвинизма. Познакомимся с ними поближе.
Первыми в списке идут расисты. Ну, об этих ребятах сказано уже достаточно, и больше не хочется. С либеральным социал-дарвинизмом тоже все относительно понятно. Его сторонники ратуют за свободную конкуренцию в обществе, невмешательство государства, и пусть победит достойнейший. Наиболее последовательно либеральный социал-дарвинизм развивался в США, где до сих пор сохраняет определенное влияние. В самых крайних своих формах он противостоял не только естественному для человека чувству справедливости, но и теориям радикального равенства в стиле незабвенного Полиграф Полиграфыча: «Взять все, да и поделить!» Американцы, впрочем, вдохновлялись не только Дарвином. Большое влияние на них оказывал кальвинизм. Эта протестантская конфессия полагает, что жизненный успех, в первую очередь финансовое преуспевание, есть самый верный признак богоизбранности. Кого Бог возлюбил, того Он наделяет богатством и успехом в жизненной борьбе. Бедняк, несчастливец и лузер обречены не только на нищету в этой жизни, но и на вечное проклятие в жизни будущей. Всевышний их отверг по одному Ему известным соображениям. В этом, как доказывал великий социолог Макс Вебер, коренится характерный для многих протестантских стран «дух капитализма», в котором не ограниченное никакими нормами стяжательство становится самоцелью, почти что сакральной обязанностью человека в этом бренном мире. Эндрю Карнеги, американский промышленник и филантроп, так и назвал изданный в 1900 г. сборник своих эссе – «Евангелие от богатства».
Националистический социал-дарвинизм считает высшей целью выживание и благополучие нации, которую видит как «коллективное народное тело», борющееся за выживание с другими подобными «телами». Нацию надо спасать от вырождения, выкорчевывая малоценных и вредных субъектов – алкоголиков, душевнобольных,
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Учение Чарлза Дарвина о развитии живой природы - Г. Шмидт - Биология
- Жизнь Маяковского. Верить в революцию - Владимир Дядичев - Биографии и Мемуары
- Лев Толстой и его жена. История одной любви - Тихон Полнер - Биографии и Мемуары
- Сокровенное сказание монголов. Великая Яса - Чингисхан - Биографии и Мемуары
- Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - Александр Васькин - Биографии и Мемуары
- Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов - Биографии и Мемуары
- Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической биографии - Игорь Мардов - Биографии и Мемуары