Женщина оставила его вопрос без внимания, продолжая заниматься своим делом: поправляла у матери на голове шаль, которую Николай когда-то подарил Валентине на день рождения.

— Она немая, — объяснил молчание женщины Борис.

Николай по-иному, иными глазами посмотрел на эту стареющую глухонемую женщину. Может, она не по воле случая, а нарочито, обдуманно пошла работать сюда, может, ей, лишенной возможности общаться с говорящими людьми, легче рядом с мертвыми, немыми…

Поправив у матери шаль, женщина на минуту задержалась у ее изголовья, глянула матери в лицо, потом в лицо Николаю и покачала головой. Николай без особого труда понял ее жест, она сокрушается, что мать умерла совсем еще молодой, что ей бы только жить да жить за такими хорошими взрослыми детьми.

— Что поделаешь, — пожал плечами Николай.

Немая поманила Бориса, и они вдвоем, отстранив Николая и Валентину, переложили мать из каталки в гроб. Жесткая, набитая стружками подушка под головой матери едва заметно прогнулась. Николаю показалось, что острые, сломавшиеся стружки причинили матери боль, и он тут же решил, что дома, в селе, обязательно положит матери под голову пуховую мягкую подушку, хотя она и любила спать всегда на чем-нибудь жестком: на небрежно сложенном еще бабкином рядне, а то и на фуфайке.

Пока Валентина доставала из сумки тюлевое покрывало, немая подвела Николая к матери и, показывая на ленточку, начала изображать, будто перевязывает этой ленточкой свою руку.

— О чем она? — спросил у Бориса Николай.

— Она говорит, — пояснил Борис, — что ленточку надо сохранить.

— Зачем?

— Говорят, если случится у кого-либо вывих и перевязать такой ленточкой ушибленное место, то все проходит.

— И ты веришь в это?

— Не верю. Но все может быть…

Николай немного с удивлением посмотрел на Бориса, потом согласно закивал головой женщине, мол, он все понял и сделает все так, как принято, как делают в народе.

Ему вдруг захотелось прикоснуться к материному лицу, к ее рукам, к высохшим пальцам со следами мелких порезов от ежедневной чистки картошки, словно он на мгновение опять усомнился, что мать действительно умерла. Николай коснулся ее лица и тут же отпрянул — таким оно показалось ему холодным и неживым…

— Давайте поскорее, — заглянул в дверь шофер, — я тороплюсь.

— Успеете, — ответил Борис и взялся за крышку гроба.

Немая тут же кинулась помогать Борису, снова отстранив Николая и Валентину. Крышка оказалась неровной, она плохо приставала к гробу, не прихваченная в изголовье и в ногах гвоздями. Немая сердито глянула на шофера, который подогнал автобус к самой двери, и замычала, показывая на крышку.

— Не я же делаю, — стал оправдываться шофер и нетерпеливо глянул на часы. — Грузите побыстрее.

Чисто подметенной асфальтовой дорогой они подъехали к анатомичке, к холодильной камере, где гроб должен был простоять до вечера, пока Николаю дадут машину. Видеть и тем более бывать когда-либо в такой камере Николаю не приходилось. Он плохо представлял, каких она размеров, как оборудована, и невольно вздрогнул, когда они занесли туда мать, от того холода и мрака, которые царили в этом невысоком, обитом оцинкованным железом помещении. Николай вдруг решил, что он ни за что не покинет здесь мать одну, что останется рядом, обнимет, прижмется к ней грудью, как, бывало, прижимался когда-то в детстве, — и если не оживит, не воскресит к жизни, то хотя бы согреет ее, охранит от могильного одиночества и страха…

— Что с тобой? — тихонько спросила его Валентина.

— Ничего, — оторвался Николай от гроба. — Сейчас пойдем.

Он еще раз посмотрел на мать, на ее некрепко, казалось, не навсегда закрытые веки и уже собрался уходить, но вдруг заметил, поймал на себе взгляд Бориса. Он уже не был похож на тот ночной, холодный, почти чужой взгляд, который заставил Николая усомниться в Борисе, заставил его уйти раньше времени. Что-то с Борисом произошло за эти часы, о чем-то он подумал по-иному, что-то по-иному понял. А может быть, Николаю просто так показалось. Но ему все равно захотелось в эту минуту пожалеть Бориса, утешить его, отдать ему самое дорогое, что когда-либо было у Николая в жизни. Но он с болью и отчаянием понял, что ничего этого уже сделать для Бориса не сможет. Самым дорогим в жизни у Николая была мать, а ее уже нет и никогда не будет…

Борис, конечно, прав: Николай сам во всем виноват. Ну, если не во всем, то, по крайней мере, во многом. Будь у Бориса мать, он не допустил бы такой безвременной, ранней ее смерти. Он бы бросил все: город, работу, переселился бы к ней в село, лишь бы каждодневно видеть ее, слышать ее голос, чувствовать ее дыхание. Борис бы сделал это не задумываясь, в одно мгновение, а вот Николай не смог… Он надеялся, что мать будет еще долго жить, до далеких девяностых годов, и он успеет решиться на такой шаг. Но мать поторопилась…

— Мы пошли, — легонько прикоснулся к Борису Николай.

— Да-да, — как-то торопливо, ни на кого не глядя, ответил Борис, но с места не двинулся, оставаясь, словно часовой, стоять у дверного проема.

На улице яркое солнце резко ослепило Николаю глаза, влажный весенний ветер предательски ласково освежил голову. Дышать и жить стало легче, но как-то не хотелось этой легкости. Душа требовала физической изнуряющей боли…

Они зашли на почту и дали две телеграммы: одну домой, в село, другую на родину отца, его сестре Ксении: «Десятого апреля умерла мать. Похороны двенадцатого в Займище». Николай на мгновение представил, что начнется в селе по получении этой телеграммы. Заплачет Соня, засуетится, забегает, готовясь к похоронам, Андрей Петрович, вечный безотказный помощник матери во всех делах, притихнут в школе ученики и учителя, еще не успевшие за эти полтора года отвыкнуть от нее, забыть ее. Но в общем-то жизнь не остановится: так же утром затопят женщины печи, мужики пойдут на работу, кто на тракторы и машины, а кто просто на колхозный двор с вилами и с топорами. Дожидаясь бригадира, они затеют в маленькой прокуренной дежурке игру в карты или в домино и будут обсуждать, что вот — надо же! — умерла Александровна, еще не старая, крепкая с виду женщина. Совсем как в прошлом и как в позапрошлом году будут кружить над селом, над разлившейся Сновью, над сосновым, похожим на лес кладбищем аисты, в березняке мальчишки затеют игру в войну, возле магазина женщины станут ждать автофургон с хлебом. Все будет как прежде, и только не будет в этой жизни матери…

Дома Валентина начала собираться в дорогу. Николай, заметив, как она складывает в сумку свой темный вязаный костюм, туфли, остановил ее:

— Я поеду один.

— Почему? — подошла Валентина к нему.

— Так будет лучше.

Валентина обняла его за голову горячими, чуть вздрагивающими руками и не обиделась, не заплакала, а лишь прижалась щекою и посоветовала:

— Ты бы отдохнул перед дорогой.

— Хорошо, — согласился он, хотя и мало надеялся, что сейчас сможет уснуть.

Но Николай ошибся: сон пришел почти мгновенно, тяжелый, не сон, а забытье. Вначале ему приснился плачущий, не похожий на себя Борис, потом мать девчонкой с тряпичными куклами. Она тоже плачет, качая куклу, похожую на него, Николая, и все время приговаривает: «Как же ты будешь без меня, Коленька, как будешь?» А он отвечает ей тонким детским голосом: «Я тоже умру, мама».

Проснулся Николай от крика. В коридоре кричал Сашка, только что вернувшийся из садика. Он просился на улицу, но не хотел надевать куртку.

Николай вышел в коридор еще весь во власти сна и обещания, данного во сне матери. Сашка перестал плакать, подбежал к нему и неожиданно спросил:

— А мы пойдем сегодня к бабушке?

— Нет.

— Почему?

— Она умерла, — помимо своей воли, помимо своего желания вдруг сказал ему всю правду Николай.

— Совсем умерла? — затих на мгновение Сашка.

— Совсем.

Сашка вопросительно посмотрел на Валентину, как бы желая услышать от нее подтверждение отцовских слов. Та прижала его к своим коленям и, осуждающе покачав головой в адрес Николая, принялась гладить жесткие, чуть-чуть вьющиеся Сашкины волосы. Николай ожидал, что Сашка сейчас заплачет, по тот, проворно высвободившись от матери, самостоятельно, без уговоров натянул куртку и объявил:

— Тогда я пойду гулять.

— Иди, — отпустила его Валентина и, вздохнув, еще раз покачала головой.

Впервые за эти дни в душе у Николая шевельнулась радость. И не за себя, конечно, а за сына. Он, кажется, еще не пережил тех минут отчаяния, которые когда-то в детстве пережил он, Николай, на зимнем заснеженном пустыре. Сашка живет еще в том счастливом возрасте, когда человеку неведомы ни тайна рождения, ни тайна умирания. Он живет пока жизнью природы: деревьев, трав, птиц и зверей, которые, наверное, во сто крат счастливее человека, потому что им не дано бояться последнего своего дня… Хотя кто знает, может, все наоборот, может, истинное человеческое счастье заключается именно в том, чтобы знать конец своей жизни, знать и не бояться его, как никогда не боялась его мать…

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 105

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Заря вечерняя - Иван Евсеенко бесплатно.

Похожие на Заря вечерняя - Иван Евсеенко книги

Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов - Морские приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза
Разбуди меня рано [Рассказы, повесть] - Кирилл Усанин - Советская классическая проза
Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
Так было… - Юрий Корольков - Советская классическая проза
Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] - Иван Корнилов - Советская классическая проза
Рябина, ягода горькая - Геннадий Солодников - Советская классическая проза
Человек умирает дважды - Людмила Георгиевна Степанова - Советская классическая проза
ТЛЯ - Иван Шевцов. - Советская классическая проза

Оставить комментарий