Форма входа
Читем онлайн Повесть о двух головах, или Провинциальные записки - Михаил Бару
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Две последних недели весны напоминают вечер пятницы. Даже если ты успел заранее расцвести, то для того чтобы успеть опылиться, отложить яйца, икринки, образовать завязь или хотя бы просто пригласить поужинать в ресторан, надо долго стоять в очереди…
Выкса
Рассказ о Выксе надо начинать издалека – из Тулы. Даже и еще дальше – из Санкт-Петербурга. Кабы императрица Елизавета Петровна не запретила вырубать леса в радиусе двухсот верст от Москвы, то никакой Выксы и не было бы. Так бы и подвозили подмосковные дрова к тульским железоделательным заводам, так бы и дымили они во все трубы, а мурома с мордвой так бы и жили себе в Нижнем Поочье по берегам тихих речушек Выксуны и Железницы, так бы и пили железистую на вкус воду. Занимались бы мурома с мордвой охотой и рыболовством, ковали бы наконечники для копий, стрел, ковали бы мечи и ножи из железа, которое выплавляли бы в примитивных рудообжигательных печах – сыродутных домницах со снесенным колошником, сильно выгнутой лещадью, без шлаковыпуска, работавших на принудительной тяге через керамические сопла, вставленные в полностью закрытое устье печи. Нет, я не знаю, что такое колошник и чем он отличается от кокошника. Про лещадь я даже боюсь догадываться. Я просто списал эти слова из умной книги об истории Выксы. Ну, хорошо, хорошо. В металлургическом словаре написано, что лещадь – это просто нижняя, донная часть футеровки печи и ничего больше, но вы немедля спросите – что такое футеровка и мы… никогда не доберемся до Выксы.
Короче говоря, спустя одиннадцать лет после известного указа тульские мастеровые и железного дела промышленники братья Андрей и Иван Баташевы основали первый Выксунский железорудный завод. Тут надобно сказать о братьях Баташевых[42], этих русских Крупках[43] восемнадцатого века. С одной стороны, они, безусловно, были из «стаи славной екатерининских орлов», о которых писал Александр Сергеевич, а с другой… Шиллер по ним плакал. В том смысле, что пьеса «Разбойники» – это тоже о них. Правдами и неправдами, коих было… и быльем поросло, а более всего при помощи железной воли, изобретательности и деловой хватки братья построили второй, третий, четвертый… десятый заводы, наладили выпуск сотен тысяч пудов чугуна, отлили несметное количество ядер и пушек, из которых российский флот изо всех сил палил по турецкому, получили вожделенное потомственное дворянство, чины коллежских асессоров и… разделились. По условиям раздела Андрею Родионовичу достались отцовские дома в Туле, Москве, дворцы в Петербурге и половина заводов, в том числе и в окрестностях Гуся-Железного. Остальные семь заводов и дом братьев в Выксе отошли Ивану Родионовичу.
Почему они разделились… Бог весть. Может быть, потому, что были слишком разными. Андрей был своенравен, жесток. За упущения в деле мог работника и на дыбу… Цель у него всегда оправдывала средства. Попробовала бы только не оправдать. И еще он был многоженцем. Иван Родионович не любил всех этих, с позволения сказать, архитектурных излишеств. Человек он был уравновешенный, скромный, семейный[44] и бережливый. Кроме дела у него была всего одна страсть – театр. Вернее, балет. Который он и завел в Выксе – сначала в доме, который был построен еще на двоих со старшим братом, а потом и в огромном парке. Тут бы и написать, что ставили в баташевском театре оперы и балеты на производственные, металлургические, темы. Крепостные балерины, тонкие и гибкие, как тростинки, собравшись в круг, извиванием рук изображали бы языки пламени в доменной печи, а плечистые юноши на счет «раз» черпали бы из доменной печи жидкий чугун, а на счет «два» лечились бы от ожогов… Нет, Иван Родионович был не настолько передовых взглядов на балет. И в страшном сне ему не могли присниться пьеса «Сталевары», опера «Сталевары» и балет «Стальной скок». В его времена до них еще было, слава богу, почти две сотни лет. Шел я по улице Красные Зори[45], которая проходит через центр Выксы, и думал, что толстовское «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» к нашим городам не применить. Несчастливых городов в нашей провинции я видел множество – все в них, увы, одинаково. Заводская труба, в которой уже много лет вьют гнезда вороны, давно неметеные улицы с разбитым асфальтом, краеведческий музей с протекающей крышей и заброшенный храм вовсе без нее, дома с облупленной штукатуркой, такие же облупленные жители и время, вытекающее по капле из остановившихся часов на фронтоне городского вокзала. И всё тебе, если ты, конечно, не иностранец, понятно – почему не работает завод, почему протекает крыша в музее, почему ямы в асфальте, почему облупилась штукатурка и жители. Да потому. Гораздо сложнее объяснить – почему наоборот. Видишь чистые улицы Выксы, и незаметно для самого себя начинаешь озираться вокруг в поисках инопланетян с серебристыми мусороуборочными летающими тарелками или, на худой конец, хотя бы приезжих из стран ближнего зарубежья, славящихся своими трудолюбивыми дворниками, с метлами, и не находишь ни тех, ни других. Видишь дым из трубы завода и думаешь – ну, это ненадолго. Прошлогодние листья жгут или разноцветные обертки от несбывшихся надежд. Видишь свежевыкрашенное, тщательно отреставрированное здание музея и… не знаешь, что и думать.
Музей истории Выксунского металлургического завода находится в том самом усадебном доме, который построили себе еще братья Баташевы. За две с половиной сотни лет здание ушло в землю более чем на полметра. Эти полметра убрали. Сотни кубометров твердой, как камень, земли убрали, чтобы открыть полностью окна первого этажа. Когда мне рассказал об этом экскурсовод в музее, я покивал головой и не поверил[46]. То есть я бы поверил, конечно, если б мне сказали, что раньше дом Баташевых был о-го-го! Были ажурные чугунные балконы, ажурные чугунные лестницы внутри, ажурные чугунные завитки украшали крыльцо, но осталось все это великолепие только на старинных фотографиях. Деньги для ремонта выделяли, но так давно и так мало, что никто и не заметил их исчезновения. Так было всегда. И тут вдруг выясняется, что ты не в привычном родном Зазеркалье и перед твоими глазами, а не на старинных фотографиях ажурные чугунные балконы, ажурные лестницы, ажурное крыльцо и даже львы у входа…
Рассказали мне и о том, что при уборке лишней земли вокруг дворца более всего было найдено осколков цветного бутылочного стекла. Эка невидаль – бутылочные осколки. Кабы нашли залежи дирижерских палочек или несметное количество булавок для галстухов… Находили самовар, оклад иконы, курительную трубку, монеты, печные дверки, но Главной и, быть может, Страшной Тайны, как сказал экскурсовод, дом еще не выдал, а ведь она есть. Ее просто не может не быть. Лежит где-нибудь в бездонных баташевских подвалах полуистлевший, написанный лично рукой одного из братьев, рецепт чугуна, из которого получаются самые меткие пушки и самые тяжелые сковородки, но, может, это и не рецепт вовсе, а письмо Ивана к Андрею с настоятельной просьбой разделить имущество, или карта стен дворца с указанием мест, где замурованы сокровища, или чертеж мартеновской печи, до изобретения которой было во времена Баташевых еще сто лет, или один из потайных подземных ходов, до которых Иван был большой охотник. По этим ходам он незаметно приходил и в кухню, чтобы проверить, доливают ли его любимому коту Чугунку сливок в блюдце, и в заводскую контору – не обделяет ли себя зарплатой слишком честный приказчик, и в доменную печь с ревизией – не отлил ли кто себе воровским манером чугуна на личную пушку или сковородку. В таком подземном ходу запросто могло остаться какое-нибудь привидение вроде Черного металлурга. Вообще-то, Черные металлурги чаще всего водятся на заброшенных металлургических заводах, и видеть их можно только по ночам, но в Выксе нет заброшенного завода, а есть действующий. Такое у нас хоть и не слишком часто, но случается. Мало того, он действует в три смены. Куда, спрашивается, податься привидению, если и ночью все гремит, грохочет, пышет огнем и паром?
Заводской цех, где делают колеса для железнодорожных вагонов, напоминает чрево огромного кита. И то сказать – редкий кит вырастает до длины в два с половиной километра. Каждый год этот исполин производит почти девятьсот тысяч колес. Каждые двадцать пять секунд – колесо. Не всякая треска выметывает столько икринок, каждая из которых, между прочим, более трех центнеров весом.
Огромный, с трехэтажный дом, чудовищной, невероятной силы гидравлический пресс в десять тысяч тонн-сил. Он окутан змеиным шипением пара, в его внутренностях малиново светится раскаленное новорожденное колесо, он ухает, грохочет, утробно урчит, протяжно стонет, он медленно, могуче двигает блистающими машинным маслом цилиндрами, он шевелит множеством трубок и трубочек на своих, выкрашенных зеленой краской боках. Красное от натуги, пышущее нестерпимым жаром колесо забирает черная железная рука и кладет на стальной транспортер, который везет его к следующему прессу и затем дальше, дальше в бесконечную перспективу цеха[47].
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Повесть о двух головах, или Провинциальные записки - Михаил Бару бесплатно.
Похожие на Повесть о двух головах, или Провинциальные записки - Михаил Бару книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- В перерывах суеты - Михаил Барщевский - Современная проза
- Молоко - Илья Картушин - Современная проза
- Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи - Патрик Бессон - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Две строчки времени - Леонид Ржевский - Современная проза
- Почтенные леди, или К черту условности! - Ингрид Нолль - Современная проза
- Зуб мамонта. Летопись мертвого города - Николай Веревочкин - Современная проза
