не представляешь насколько. Однажды поедем туда вместе, – пообещал Лексос.
Ницос промолчал, но взгляд у юноши был жадный, мечтательный.
– Вероятно, удастся взять тебя в следующий раз. Погуляешь по городу, пока мы торчим на душном собрании. Заранее тебе завидую!
Лексос надеялся получить хоть какой-то ответ: возможно, не бурный восторг, которым его могла одарить Хризанти в схожей ситуации, но хотя бы увидеть улыбку на лице брата или услышать краткое «спасибо» за то, что о нем подумали.
Но Ницос помрачнел и уставился на птичье крыло.
– Ладно. Ну, не буду тебя задерживать.
Лексос растерянно моргнул. Его выгоняли из собственной комнаты? Впрочем, это еще не худший исход разговора с Ницосом.
– Увидимся позже. Постарайся не измазать кровать в машинном масле, – Лексос оставил брата ремонтировать птицу и отправился в высокую башню, где на пьедестале его ждала чаша приливов и отливов, а в шкафу лежала аккуратная сложенная ткань неба.
Лексос не мог вообразить, как слуги справляются с отрезом. Материя так свободно струилась, что казалось ее нельзя даже положить на полку.
Вся его жизнь могла бы сводиться к волнам и звездам – и ничему более. Никаких переживаний, что Васа опозорит их обоих на собрании стратагиози. Никаких разведчиков, посланных в Рокеру, ни страха перед грядущей войной. Но обязанности всегда падали на плечи старшего ребенка. Семья, Васа. Будущее.
Все в его руках.
Лексос растянулся на каменном полу, ощущая легкое дуновение морского бриза. Пожалуй, он вполне заслужил отдых.
Глава 17
Реа
Михали не предложил разделить ложе ни в первую брачную ночь, ни на следующий вечер, ни позже. Прошло больше недели со дня свадьбы, и Рею терзали противоречивые чувства облегчения и досады, она лишь изредка пересекалась с супругом в течение суток, а, поужинав, тот словно испарялся.
Однако девушка редко оставалась одна. Эвантия всегда находилась рядом, и у Реи не было никакой возможности выполнять роль разведчика, возложенную на нее Лексосом. Она понимала, что Михали – идеальный источник информации, но время шло, его смерть приближалась, а шансы хоть что-либо разузнать уменьшались. Сложно выпытывать сведения из человека, которого почти никогда не видишь.
Поэтому сейчас Реа сидела в парадном зале и поправляла отвороты на брюках, пока у камина нагревались сапожки, в которых она собиралась отправиться в город. Михали уже отбыл в самый оживленный район и помогал отцу с делами наместника.
Молодые люди условились встретиться и посетить магазинчик, где, по словам Михали, продавали самого вкуснейшего угря в столице. Реа, мягко говоря, не стремилась попробовать рыбу, но рассчитывала на возможность выпытать у супруга какие-нибудь полезные сведения или хотя бы побродить по городу, высматривая признаки базы сепаратистов. Пускай она до сих пор вспоминала о сделанном выборе со смесью неверия и чувства вины, сейчас поздно что-то менять. А, значит, надо извлечь из ситуации максимум пользы.
Озеро она пересекла без приключений. Реа старалась смотреть только на горизонт и молилась, что ей не попадется на глаза один из знаменитых угрей. Ступив на сушу, девушка поспешила по людному променаду. Повсюду суетились торговцы, предлагая товары, на которые ни у кого из местных, похоже, не было денег. Реа подумала, что, возможно, в ней не узнают Тиспиру из-за полной изоляции Ксигоры. Или без Михали никто и не поймет, что перед ними некая важная персона, да и Тиспира сама по себе горожанам безразлична.
Вскоре она добралась до условленного места встречи с Михали: напротив здания, в котором находился кабинет Янниса. Вечер был поздний, но у дверей сгрудились множество посетителей. Серьезные лица, исполненные надежды, говорили о том, что просителям действительно помогут, поэтому Реа воздержалась от того, чтобы ворваться туда без приглашения.
Девушка направилась к ограде и бросила взгляд на остров, с которого приплыла. Она знала, что добрые люди есть везде. Встречала их в домах прежних супругов, порой даже становилась женой совестливого человека. Почему же увиденное так сильно повлияло на нее?
Вероятно, она просто проголодалась. Весь день почти ничего не ела и только сейчас заметила, как пусто в желудке. Он урчал так громко, что на несколько ярдов[5] вокруг, наверное, слышно.
В основном лавочки с уличной едой стояли вдоль променада, а в одной из них, пожалуй, продавался и ненавистный угорь, но от ближайшего прилавка поблизости исходил чудесный аромат засахаренных каштанов. Реа поспешила к нему, обогнув троицу парней, которые соревновались в том, кто дальше плюнет.
Каштаны, трещащие на сковороде, грелись на горячих углях, а в кувшине плескался напиток с явным запахом алкоголя. Реа заказала и того, и другого у дрожащей на холоде продавщицы. Девушка стала перекладывать каштаны в коричневую бумагу и кивнула на пустые стаканы.
– Берите.
Реа налила себе насыщенный, рубинового оттенка глинтвейн и сделала глоток. В груди расплылось тепло, но вскоре пропало. Даже горячий напиток и теплые каштаны не могли спасти от мороза.
– Не представляю, как вы здесь живете, – призналась Реа. – Я пальцы не чувствую.
Девушка вскинула брови и посмотрела на нее с откровенным осуждением. Реа залилась краской.
– Полагаю, денег у вас достаточно, – сказала продавщица. – Вот, попробуйте. Отлично согревают, – и она достала из-под прилавка стеклянную банку, набитую янтарными шариками.
Если девушка и добавила что-то еще, Реа уже не слушала. Она склонилась над банкой и постучала по стеклу дрожащим пальцем. Кимифи? Лакомство, которое мама научила ее создавать из историй и сахара? Секрет которого вроде бы принадлежал лишь семье Аргиросов?
Откуда кимифи в Ксигоре – в паре сотен миль от дома?
– Что это? – спросила Реа. Может, ей предложили обычные конфеты, а ее просто снедает тоска по дому?
– Кимифи, – ответила девушка, открывая банку, и выудила одну штучку на слабый свет солнца. – В них скрывается тепло. Они вас мигом согреют.
Не может быть, чтобы конфеты оказались такими же, как кимифи Реи, которые обволакивают вкусившего их видениями других мест, оставляют вкус слов на языке…
– Я возьму кимифи, – согласилась Реа. – Сколько с меня?
Рее назвали сумму, которая для нее ничего не значила, но оказалась довольно значительной, судя по выражению на лице продавщицы.
– Прошу, – проговорила Реа, бросая монеты в протянутую ладонь.
Кимифи странно ощущалась на руке. Она была тяжелее, плотнее.
«Совсем не такая, как мои кимифи», – отметила Реа.
– Спасибо, – поблагодарила она продавщицу, не скрывая чувства удовлетворения в голосе, и надкусила конфету.
Она словно очутилась у камина. «Нет, – поправила себя Реа, ахнув от вспыхнувшего в теле жара, – я будто стою прямо в огне».
Кожу обжигало, но не до боли, а перед внутренним
