Форма входа
Читем онлайн Живи и помни - Валентин Распутин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
- Иннокентий Иванович, дождались! - крикнула она.
- Дождались, - степенно ответил он и спросил:- Нету известий от твоего?
- Нету, - хохотнула и смело заглядывая ему в глаза, ответила она. Нету, Иннокентий Иванович. Ни слова, ни полсловечка. И, подумав, добавила:
- Может, ты знаешь, где он, - скажи? Иннокентий Иванович отшатнулся.
- Я-то откуда буду знать? - изумился он. - Чудишь ты, бабонька, чего-то.
- Если что - говори, Иннокентий Иванович, не скрой, - подбавила еще она все с тем же подозрительным хохотком. - А я - тебе скажу. Не сомневайся, Иннокентий Иванович, скажу.
Во дворе избы-читальни горели огни и в двух больших котлах кипело варево. Оказалось, что Максим Вологжин, новый председатель артели, позволил по случаю Победы заколоть колхозного барана. Бабы, расположившись на бревнах, чистили картошку. Народу толклось дивно: собралась вся деревня. В помещении составили в один ряд столы и накрывали их тем, кто что принес. А натащили по малости много: капусту, огурцы в глубоких чашках, творог и тарак в кринках, свежедобытую рыбу, тертую редьку, калачики, шаньги, яйца, полпирога с черемухой - не жалели ничего, несли последнее. Один отряд из ребятишек помельче отправили за березовым соком, чтобы было что наливать, если не хватит приношений; второй отряд, постарше, сидел на Ангаре за рыбой. Каждый пойманный ельчик, пескарь, а пуще того - хариус незамедлительно, еще живой, доставлялся на столы и прыгал на них, то заскакивая в чашки, то обрываясь на пол. Окна распахнули, на подоконнике наяривал во всю ивановскую патефон, возле него, прижимая к груди заводную ручку, стояла Надькииа Лидка. Надька тоже чистила картошку. Настена подошла к ней, присела поперед на корточки и остановила Надькины руки.
- Дождались, Надька? - со слезливым, блажным смехом спросила она. Надька, не отвечая, отвела глаза. Настена нашла Лизу Вологжину и обняла ее.
- Ты че, Настена, ты че, - забормотала занятая у котлов Лиза, оборачивая к Настене красное от огня и спокойное лицо. - Радая?
- Радая.
- Ждешь своего Андрея?
- Жду.
Максима она поцеловала, обхватив его принародно руками за шею, и он, сконфуженный и довольный, закричал:
- Кто еще? Подходи, пока Лиза добрая.
- Я те дам добрая! - отозвалась Лиза полушутливо-полусердито. - Я только Настене позволила, да и то взаймы, до Андрея, а боле никому.
Настена тыкалась в людей и дрожащим, услужливым шепотом, смутно и виновато улыбаясь или хихикая, как ненормальная, говорила, не то спрашивая, не то напоминая: "Дождались?" - ничего больше она сказать не могла. Но в этот день все было кстати. Она обнимала, и обнимали ее, она показывала слезы, и ей отвечали слезами; она принималась смеяться - ее поддерживали. Она точно не помнила себя, пораженная редкой душевной болезнью, чувства ее, привыкшие к жизни простой, понятной и надорванные, задерганные лихорадочной пляской, толкающей то плакать, то смеяться, то радоваться, то замирать от жути и страха, а сегодня и вовсе растерявшиеся и загнанные, - чувства ее отказали ей, и она, обычно сдержанная и осторожная в последнее время, знающая отвечать, а не спрашивать, послушно пошла туда, куда ее повело. Впоследствии ей было неловко, что она не догадалась даже помочь бабам и села на готовенькое. Она помнила: почему-то казалось, что этот день - последний, когда она может быть вместе с людьми, завтра она останется одна, совсем одна, в какой-то беспросветной глухой пустоте.
Сели за столы. Максим Вологжин по праву - и как фронтовик, и как председатель - занял первое место. По одну руку от него устроился, конечно, Нестор, по другую - нарочный из Карды, время от времени закрывающий глаза и роняющий голову, но вздергивающий ее снова и снова. Максим, звякнув медалями, поднялся.
- Люди! - тонким, застрявшим внутри голосом начал он, и застолье замерло. - Люди! Я не мастер говорить, сейчас бы нам кого другого послушать. Да и что говорить! Что говорить, когда
победили! Не придумали еще таких слов, чтоб сказать. Выстояли, выдюжили и пошли, сломали спинной хребет лютому зверю, проклятому Гитлеру. Я там был, я знаю, что там творилось. Сердце кипит... - Максим набрал полную грудь воздуха и, вздрагивая, выдохнул его. - Вы все знаете. Сейчас все мои товарищи, все, как один, бойцы, кто живой, стремятся домой, чтобы двинуть нашу жизнь дальше. Много у нас потерь. Там, где прошла война, земля поднялась от могил. Земли стало больше, а рук меньше. Что говорить?! Нам ни за что бы там не выдержать без вас, кто оставался здесь. Потому что мужик воюет, а баба кормит, мужик ненавистью на врага исходит, а баба за тыщи верст сердце его собой да семьей мягчит, чтоб не взялось то сердце камнем. Ни черта бы мы без вас не сделали, и не было бы счас этого дня. Великая наша страна, огромадная страна, а без нашей Атамановки не обойтись. И мы там воевали, и вы здесь подмотали. Поднимитесь, люди, взглянем во все глаза на сегодняшний день и на веки вечные запомним его. Не было еще такой войны, а стало быть, не было такой победы. Отметим, люди.
Застолье поднялось и, звякнув стаканами, охнув единым вздохом, в молчании село обратно. Настена потянулась чокаться с Надькой, рядом с которой сидела, но Надька успела выпить раньше всех. Была она в этот раз на удивление молчаливой, в разговоры не ввязывалась и смотрела вокруг себя пристально и как бы непонимающе, что происходит, почему нарушился порядок мучительных, но уже привычных дней. Для ее жизни, как и для любой жизни, нужен был мир, но теперь, когда он наступил, Надька с тревогой думала о том, что теперь и ясней, резче, безжалостней обозначится счастье одних и несчастье других.
Кардинский нарочный, выпив, опять затянул:
Наша поступь тверда,
И врагу никогда
Не гулять по республикам нашим.
Кто-то ласково осудил его:
- Ой, хороши-ый! Как он домой-то поедет?
- А он это... не придумал, что война-то кончилась? Такой, правда, пьяный. Мало ли что на ум взбредет...
- Я придумал?! - расслышал нарочный и стал подниматься, с трудом поднялся, и в глазах его блеснули слезы. - Я придумал? - спрашивал он, обводя всех отчаянным, умоляющим и возмущенным взглядом. - Вы че это? Вы че это?! - сильней выкрикнул он и задохнулся, не сразу отыскал голос. - Кто посмеет, чтоб придумать! Вы думаете, об чем говорите?! Я к вам скакал... чтоб знали. От своего народа ускакал. Ну, спасибо... Да у кого зла хватит, чтоб придумать? Вы че это?!
Его кинулись успокаивать:
- Да нет, нет, не придумал... Не видно, что ли?
- Кто же, правда, на такое решится?
- Да он приехал-то тверезый. Ему, поди-ка, здесь уж на радостях подали.
- Че зря наговаривать на человека... Шутка ли - двадцать верст отмахал.
- Налейте ему, пускай выпьет, пускай простит нас, бессовестных. И верно, бессовестные какие...
И нарочный, выпив, простил, стал рассказывать, как он сам услышал о победе и как согласился ехать в Атамановку.
- А у нас-то все знают, нет? - громко спросил Максим, потому что шум нарастал.
- Все-е - как не все!
- Такую пальбу открыли - тут мертвые и те узнали.
- А дедушка-то? - вдруг вспомнив, вскинулась Лиза. - Дедушка Степан-то? Он со вчерашнего дня на мельнице че-то ладит. Дедушка-то не знает!
- Дак от выстрелы-то, поди-ка, слыхал?
- Че он слыхал! Он совсем глухой.
- Ой, дедушка-то и правда все еще воюет.
- Надо послать за ним - нехорошо.
Опять завозился нарочный, порываясь ехать на мельницу, чтобы "исполнить свой долг до последнего человека - до дедушки", но его усадили, уговорили остаться. Выскочил Нестор, конь его, на котором он прыгал весь день, так нерасседланным и стоял на дворе, за ним кинулись еще двое парней. Бабы, высовываясь в окна, закричали вдогонку:
- Вы только там ему ниче не говорите. Сюда везите.
- Вяжите и везите.
- Не вздумайте вязать. Ишо помрет.
Снова уселись за столы, снова налили, на этот раз сусла, за которым бегали домой к Иннокентию Ивановичу. Сам он, как все, не понес, выждал подходящий момент и объявил, что у него есть сусло, чтоб каждый знал: Иннокентия Ивановича сусло. Но оно и верно было хорошо - тягучее, обманчиво-сладкое, хмельное. Бабы заахали, зачмокали, взялись вспоминать, как варили его до войны, какие богатые были праздники, с чьих домов начиналась гулянка.
- Нагуляемся еще, бабы, нагуляемся, - крикнул веселый, с красным лицом Максим, поддергивая раненую руку. - Где наша не пропадала! Все будет. Скоро придут мужики...
- Кому приходить-то? - негромко, но внятно, слышно для всех спросила Вера Орлова, вдовая молодайка, оставшаяся с мальчишкой.
- Ну... - замялся Максим, - кто-нибудь придет...
- По моим сведениям, - поднимаясь, доложил Иннокентий Иванович, должно прийти шесть человек. Он отыскал за столом Настену. - Это с Андреем Гуськовым, котррый без вести пропавший.
- Кто да кто еще?
- Да что мы, не знаем, что? Чего спрашивать! Но Иннокентий Иванович взялся перечислять.
- А моего почему не считаешь? - заговорила вдруг Надька, когда он кончил, заговорила сразу, как сорвавшись, требовательно и зло. - Или считать дальше не умеешь, счетный работник?
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Живи и помни - Валентин Распутин бесплатно.
Похожие на Живи и помни - Валентин Распутин книги
- Крещенские гадания - Лада Лузина - Русская классическая проза
- Что передать вороне? - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Рудольфио - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Женский разговор - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Новая профессия - Валентин Распутин - Русская классическая проза
- Вокзал, перрон. Елка с баранками - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Хороший поступок - Роман Шинаков - Периодические издания / Русская классическая проза
- Том 2. Круги по воде - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Последний суд - Вадим Шефнер - Русская классическая проза
