Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губы Давиана кривятся в отторжении этой процессии. Ему по пути рассказали, что монотонное воззвание к Коммуне, к самой Директории должно повториться раз семь-восемь, чтобы начался суд, ибо это «не оскорбит дух коммунистического правосудия, который создаёт на них, дабы они вершили истину», как пояснил один из партийцев, с опьянённым выражением лица, идущий на суд.
«Прям митинг религиозный» – себе сказал Давиан, страшась произнести это в толпу, ибо знает, что эти слова станут последним, что он произнесёт – толпа, её народный гнев, не пощадит его.
Целый день Давиан провёл, ощущая, как волнение сотрясает его душу, как тревога холодной рукой подступает к сердцу, с ропотом ожидая, когда начнётся это представление, концерт народной власти, за которой кроется умелая манипуляция одного из самых жестоких партийных лидеров. Целый день мучительных ожиданий кончился и теперь он стоит здесь, на огромной площади, заполненной ревущими и воющими людьми, которые трудно называть таковыми.
– Ave Commune! – эхо десяти тысяч голосов в предпоследний раз оглушительной волной сотрясает пространство у площади.
Они, десяток тысяч, пришли сюда, потому что так им сказали их партийные царьки и вожди на заводах и фабриках, в распределителях и школах, везде и всюду, где правит «общественное самоуправление».
«Чёртовы шестерни, жалкие черви» – выругался в надменной манере Давиан, посматривающий на лица, перекошенные и искажённые в безумной гримасе.
Они пришли, потому что им влили в уши, что тут произойдёт суд над опасным преступником, отступником и треклятым мятежником, который едва не подорвал основы их мира. И никто не будет знать, в чём дело на самом деле, никого не просветят, сказав, что у паренька попросту сдали нервы, что он всего лишь захотел домой. В нелёгкой борьбе за права народа и коммунизм Партия не станет говорить, что юноша только и защищал девочку, у которой решили «обобществить» лекарство. Никто этого не узнает, это останется только в уме тех, кто стал свидетелями маленького бунта, даже милицейские протокола не отразили действительности, прогнувшись под «партийным наставлением и праведным виденьем ситуации».
– Ave Commune! – последний раз народ, в своём невежестве, выкрикивает девиз Директории и своей Коммуне, медленно умолкая.
Из «храма» к народу вышли три фигуры. Первая облачена в чёрные одежды, которые пятнают багровые прорези, украсившие ткань странными узорами, складывающиеся в звёзды и шестерни, скрывая лицо под плотным капюшоном. Человек довольно высокого роста и в его руках зажаты пергаменты, сшитые в единый свиток. Вторым идёт великан, укутанные покрывалом из алых тканей, опорой которого служит убийственная латунная палка. А между ними шагает босоногий худущий паренёк, руки которого скованны кандалами за спиной, а тело укрывает тонюсенькая бесцветная одежда, плотно прилегающая к коже.
Они подошли впритык к самим ступеням «храма», остановившись на фоне колонн под сводами крыши, внимательно созерцая в молчаливый народ, что сейчас стал похож на монолитную безмолвную серую плиту, которой уложили площадь. В этот момент подул холодный ветер и их полотнища ткани заколыхались под напорами воздушных масс, а вот паренька закололо холодными стремительными потоками погодного порыва.
Жалость и скорбь поразили в это мгновение Давиана. Лицо его друга стало бледным, практически утратило все краски жизни, а некоторые участки кожи теперь украшают припудренные гематомы и тонкие порезы. В его глазах нет больше оттенков жизни, нет больше того света, который горел ранее, теперь там мерцают отблески самой тьмы и безнадёги.
«Пауль, что же с тобой стало» – жалобно проговаривает Давиан, неспособный без уныния посмотреть на своего друга и с тенью ненависти приговаривающий – «Что же они с тобой сделали?».
Давиан вдруг узрел истинное лицо Партии. В тот момент, когда Форос без всякого сожаления и милосердия перебил бунтовщиков, соврав Давиану в том, что пожалеет их. Тогда юноша осознал, что это не просто обман, это не ложь одному человеку, а системное, выверенное поведение, практика которого сложилась десятилетиями применения.
– Что же с тобой сделали, друг? – на этот раз с губ срывается шёпот, но его никто не слышит.
Для Давиана Партия вчера предстала в полной красе – обманчивая и жестокая. Она готова муравья преследовать, если в больные головы её иерархов взбредёт, что он представляет опасность для существования Директории.
Но парню даже не понять, насколько Партия жестока и тем более, он сможет вообразить, даже если попытается использовать всё своё воображение, как пытали прошлой ночью его друга и какие показания из него выбивали, однако сегодня он сможет увидеть финальную часть представления под названием «Обращение в равенство».
Высокое существо вздело свою правую руку, передав посох в левую конечность, и металлическая плоть отразила картину облаков на своей поверхности.
– Народ Директории и Коммуны! – гремит воззвание, выдаваемое оглушительно работающими динамиками гортани и существо выдало нечто пафосное, но малопонятное. – Я приветствую вас от лица всего народа!
Люди тут же подхватили и ответили, взметнув конечности, ладони которых сжаты в кулак, к небу:
– И народ тебя приветствует, лицо народное!
«Как же всё поставлено» – подумал Давиан – «чем не пародия на религиозные шествия и собрания. Меня же окружают фанатики, творящие таинство, нежели суд». – Приговаривает Давиан, вынужденный повторят каждый аспект действий людей.
– Вы готовы свершить «Коммулиргию Суда»?!
«Коммулиргию?» – вскипело возмущение у Давиана. – «Он оговорился? Может он хотел сказать “литургию”?»
– Мы есть длань правосудия Коммуны! – кричит народ.
– Так давайте же вместе свершим справедливый и праведный суд! – указательный острый палец Фороса метнулся когтем сторону «преступика». – Покараем по справедливости отступника от великой мысли!
И в последний раз люди выкрикивают затёртый девиз, которым обозначили начало «судебной литургии»:
– Ave Commune!
«Будь ты проклят, Форос» – злоба с каждой секундой растёт в уме юноши, который не может спокойно смотреть за тем, как его друга сейчас будут обвинять в том, что он не делал или же искажать действительность, по прихоти главного кудесника этого дня – Фороса.
– Товарищ главный архивариус-протоколист, – низким металлическим перезвоном обратился иерарх к человеку в одеждах цвета угля. – Зачитайте, пожалуйста, полный список преступлений, которые мы вменяем отступнику!
– Да, товарищ, – чёрные одежды характерно шаркнули друг об друга, и свиток раскрылся в руках архивариуса, ознаменовав начало усиленной речи протоколиста, которая рванула из всех динамиков, расставленных по краям площади. – Пауль ППС-1288, вы обвиняетесь в убийстве, посягательстве на коммунальный порядок, отступлении от идей коммунизма, вооружённом мятеже, попирании и оскорблении народно-партийного курса, отклонении от Генеральной линии Партии и присвоении социального класса «Бунтовщик».
Как только слова легли на благодатную почву, произошёл самый настоящий взрыв, и топа взревела, как единый дикий организм, оскорбляя и понося юношу, который не в силах даже поднять голову, чтобы посмотреть на
- Дорогой скорби: крушение Ордена - Степан Витальевич Кирнос - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Периодические издания
- Поражающий фактор. Трилогия (СИ) - Михаил Гвор - Социально-психологическая
- Ультиматум [сборник] - Василий Головачев - Боевая фантастика
- Путь в тысячу ли (цикл) - Степан Вартанов - Социально-психологическая
- РОЗА И ЧЕРВЬ - Роберт Ибатуллин - Социально-психологическая
- Русская фантастика 2008 - Юрий Нестеренко - Боевая фантастика
- Терион. Сага о чести и долге - Александр Кипчаков - Боевая фантастика
- На осколках чести - Роман Куликов - Боевая фантастика
- Правосудие королей - Ричард Суон - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Фэнтези
- Мечник из забытой земли - Пол Андерсон - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Фэнтези