вандализм и порчу произведений искусства!»
– А трона китайского императора у вас нет? – попыталась я кисло пошутить.
– Есть, стоит в вашей спальне. Трон китайского императора Цяньлуна. Я думаю, вы по достоинству оцените тонкую резьбу. Но императорская кровать мне нравится больше. Она сделана из сандалового дерева и спать в ней – одно удовольствие. Можно сказать, я спас эти бесценные вещи – во времена китайской революции им грозило исчезновение и гибель. Приходилось ли вам видеть когда-либо подобные раритеты?
– Гм… я, знаете ли, предпочитаю удобные, практичные вещи… в скандинавском стиле… гм… но в прошлом году довелось побывать в Питере. В царском дворце вот что-то подобное видела… может быть. Трон тоже три миллиона стоит? – спросила я, холодея.
– Только кровать. Трон в три раза дороже.
– Вероятно, это самый дорогой предмет мебели в доме? – прошептала я, с благоговением поднимаясь из чиппендейловского кресла.
– Самый дорогой – кресло, в котором я сижу. Его сделала Эйлин Грей в начале двадцатого века. Я отдал за него тридцать миллионов долларов, но не сожалею о покупке ни минуты.
«Эйлин Грей!»
Внезапно мне стало обидно. Стоит ли так бравировать и хвастаться богатством перед бедной девушкой.
– Боюсь, я не способна оценить это. Моего бедного воображения не хватит, чтобы представить себе, что такое миллион фунтов, долларов, франков, рублей.
– Я вовсе не пытаюсь вас поразить, дитя моё, – усмехнулся профессор. – Просто хочу, чтобы вы знали, сколько что стоит».
Глава 12
«Первый день в доме Этернеля был полон сюрпризов. Профессор показал мне спальню с китайскими шедеврами, а я думала лишь о том, как бы мне не поцарапать случайно императорский трон. Комната мне понравилась: светлая и солнечная, с окнами на восток, яркая, как китайская шкатулка.
Но сюрприз ждал меня в другой комнате, смежной со спальней.
Этернель распахнул дверь, и я подумала, что попала в роскошный магазин женского платья. Наряды: шёлковые, бархатные, парчовые – висели ровными рядами в открытых шкафах гардеробной. В витринах на стеклянных полках переливались драгоценные диадемы, короны и колье. В нишах на полу стояли изящные туфельки с пряжками из драгоценных камней.
На манекене у зеркала мерцало завораживающей красоты зелёное платье. Кажется, я потеряла дар речи.
Этернель подошёл, и мы стали любоваться платьем вместе.
– Посмотрите, какой летник! Подбит куницей. Его надевают сверху на сарафан, и рукава свешиваются до пола… или их завязывают за спиной для удобства.
– Что это, аксамит или парча? – прошептала я.
– Летник из кожи… очень тонкой выделки. Хочу отметить, что это натуральный цвет земноводного.
– Какого земноводного?
– Очень редкого…
– Волшебного! – Я дотронулась до рукава, и тонкая ткань засверкала, как калейдоскоп. – Какой же волшебник создал такую красоту!
– Есть у меня одна искусница… Шьёт наряды только из эксклюзивных тканей. К этому платью отлично подойдут изумруды. Мне нравятся индийские, они крупнее и ярче. Взгляните на эти… как раз в цвет ваших глаз.
В небольшой витрине на чёрном бархате сверкали золотые украшения с изумрудами: ожерелье, серьги, кольцо, браслет… и корона.
Профессор открыл стеклянную крышку, взял корону и надел на меня:
– Посмотрите.
– Вы искуситель, – только и смогла я пролепетать, глядя на себя в зеркало.
– Я забыл предупредить, дитя моё… – небрежно промолвил Этернель. – К обеду и ужину у нас принято переодеваться в древнерусские костюмы. Вы обязаны надевать платья и драгоценности. Здесь всё вашего размера, но если что-то не подойдёт, вам стоит только сказать…
– Но я не могу… Я не могу это надеть! – очнулась я наконец.
– Можете, – спокойно возразил профессор, – представьте, что берёте платья напрокат. Это тоже часть вашей работы.
– Но… почему? Почему вы так щедры со мной, Орэт Дёнуарович? Не слишком ли много для бедной сиделки?
– Вы правы, для сиделки это много, но слишком мало для моей… – Этернель взглянул на меня своим странным, рысьим взглядом и вдруг дёрнул подбородком.
Я испугалась, что сейчас старику снова станет плохо, бросилась к нему и, подставив плечо, ухватила его за пояс.
– Господи! Держитесь за меня! Эй, кто-нибудь!
Профессор глубоко вздохнул и посмотрел на меня сверху вниз:
– Представьте, что это каприз умирающего старика-миллионера. Что плохого в том, что вы нарядно оденетесь? На Руси испокон веков за смотрины денег не берут…
Как во сне пролетел день, наступил вечер.
Я стояла в гардеробной и в растерянности смотрела на шеренги платьев. Профессор отправил меня переодеться к ужину.
«Господи, сколько же здесь всего! У меня за всю жизнь было меньше одежды… включая младенческие ползунки и слюнявчики!»
Взгляд остановился на манекене. Несколько минут я боролась с искушением, но всё же подошла и сняла зелёное платье. Простого покроя, приталенное – оно идеально село по фигуре, будто портниха лично снимала с меня мерки. Сверху я накинула летник и застегнула крючок на талии.
«Какой чудесный крой! Так стройнит!»
Я надела изумрудные украшения, туфельки с изумрудными пряжками, взглянула в высокое напольное зеркало и зажмурилась.
В отражении стояла царевна из русских народных сказок. Зелёные глаза загадочно мерцали, а изумруды переливались травяными оттенками на груди, на лбу, манили прикоснуться к белоснежным перстам и розовым ланитам, к гладким льняным волосам, пахнущим мёдом и полевыми травами.
Я и сама не подозревала, что так красива.
«Кто я? Хозяйка Медной горы или Царевна-лебедь?»
От восхищения во рту пересохло.
«Такое носят только царевны!»
Я вертелась перед зеркалом, пока звон часов не вывел меня из приступа нарциссизма.
Очнувшись, выбежала из спальни и быстро спустилась по лестнице.
Внизу уже ждал облачённый во фрак профессор Этернель.
– Платье вам очень к лицу, – похвалил он и подставил мне руку.
Я смутилась:
– Слишком роскошно для меня.
– Вы – сама драгоценность, дитя моё. Это вы украшаете платье, а не платье вас, Василиса… вы позволите мне вас так называть?
– К-конечно, Орэт Дёнуарович.
Мы сидели за столом в малом обеденном зале. Высокие канделябры шеренгой выстроились на столе. Потрескивали свечи. Лакеи, тихие и незаметные, бесплотными тенями выплывали из-за бархатных занавесей и подносили изысканные, но незнакомые блюда. На балконе играл квартет. Музыканты с печальными лицами тихо водили смычками по струнам.
– Попробуйте алиго а-ля нусинуаз или бёф а-ля фисель с каштанами бризоле. Это очень вкусно, – улыбался профессор Этернель с противоположного края стола.
Я, страшась названий, робко кивнула.
Напрасный страх. Алиго оказалось картофельным пюре с сыром, а бёф а-ля фисель – говяжьим филе.
Профессор рассказывал что-то забавное о знаменитостях, бывавших в его доме, ел очень мало, запивая еду вином из высокого фужера.
Я тоже выпила немного для храбрости и, когда лакей подливал вина в мой бокал, успела
