Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще один лепесток упал на грудь, набежавший ветерок сдул с яблонь сразу целый рой. Вскопанный Геннадием и Чебураном огород был усеян, будто снежинками, яблоневыми лепестками. Мимо прошел Катушкин, сквозь прищуренные веки Алиса видела, как он оценивающим взглядом окинул ее. У нее грудь почти обнажена, да и плавки слишком узкие, однако даже не сделала попытки натянуть на себя валяющийся рядом плед. От молодых-то мужчин не прикрывается, а этот ведь старик, а туда же смотрит…
Стук молотков и негромкий разговор работающих мужчин не мешал ей размышлять. Только что на небе были легкие прозрачные облака, а вот уже ветер пригнал целое стадо крупных, лохматых, с серыми подпалинами. Гудели пчелы на яблонях. Гена сказал, что в этом году от яблок деваться будет некуда. Хорошо Алисе с ними; после того, как она дала отпор Геннадию, он больше не пристает к ней, а про Чебурашку уж и говорить нечего — у этого одна радость в жизни — бутылка спиртного. А Уланов… это другое дело. О нем она много думала, опять каждую ночь ждала стука в дверь наверху, но он больше не приходил. Впрочем, в ее дверь и стучать не нужно — она не закрыта. Почему Алиса тогда оттолкнула Николая? Она и сама себе не смогла бы объяснить. С Геной все ясно: он вообще-то неплохой человек, на редкость работящий, умный, но в нем нет того, что нужно ей, Алисе. А именно — чуткости, нежности, постоянного внимания. Николай тоже в этом смысле не фонтан, но в нем ощущается сильный, волевой мужчина и он симпатичный. Может, нежности в нем в избытке, но он ее скрывает! Весь его мужественный облик не располагает к мягкости. Однако его неназойливое внимание она постоянно ощущает и знает, что ему нравится. Скорее всего, он не приходит к ней ночью лишь потому, что ему неудобно перед братом и Чебураном. Соблюдает мужскую консолидацию. И потом, не в характере Николая крадучись пробираться на чердак…
А как приятно лежать и смотреть на небо! Ученые толкуют, что в больших городах уровень загазованности и радиации столь велик, что становится опасным для жизни: повышается процент заболеваемости раком, сердечно-сосудистыми болезнями. Большая детская смертность, низкий уровень жизни… И эти озонные дыры. Трубы заводов и фабрик знай себе дымят… А тут, в деревне, воздух кристально чистый, леса вокруг, запах сосны, полевых цветов, озерная свежесть. И людей почти не видно.
Большое округлое облако вытянулось, стало похоже на горбоносую верблюжью голову, солнце спряталось за ним, сразу повеяло прохладой, длинные извилистые тени протянулись от берез и покосившегося телеграфного столба. Ласточки с лету ныряли в чердачное окошко, они слепили свои светло-серые пупырчатые домики у стропил. Иногда ночью Алиса слышала их тонкий писк. Интересно, ласточкам снятся сны?.. Снова жарко ударило ослепительное солнце, девушка скосила глаза на маленькие часы — подарок Николая. Ровно двенадцать. Со вздохом поднялась, бедра и грудь немного припекало, не слезла бы кожа. Впрочем, она уже не первый день загорает. Отодвинув раскладушку в тень к пристройке и бросив на нее тонкий плед, Алиса пошла в дом. Русскую печку на такой жаре нет смысла топить. В сенях стоит газовая плита, две электрические. Геннадий вчера принес с озера трехкилограммового судака. Почистил, выпотрошил, положил в холодильник. Надо будет мужчинам сварить на обед уху и поджарить на сковородке судака. Судак по-польски… Кто-то года два назад угощал ее в «Национале» этим вкусным блюдом. Может, попробовать самой приготовить?
Обедали в два часа. Мужчины с аппетитом хлебали деревянными ложками наваристую уху. Геннадий вытащил огромную белоглазую судачиную голову и стал ее разделывать. Кости и шелуху складывал рядом с тарелкой. Уха получилась прозрачной, вкусной. Интересно, что они скажут про судака по-польски?..
Вежливый Николай похвалил второе блюдо. Тут же с похвалами подключился к нему Чебуран, лишь Гена помалкивал. Не оттого, что ему не понравился обед — Снегову всегда все нравилось, аппетит у него был отменный и съедал он за столом больше всех. И потом, Геннадий как-то уронил, что судак — это такая рыба, которую испортить даже неумелой поварихе невозможно.
Завершили обед чаем. Эта привычка Гены заваривать чай прямо в огромном чайнике не нравилась Алисе, но мужчины предпочитали не возиться с маленьким заварным чайником.
— Я слышал, не только песок, а и чай будут выдавать по талонам, — заметил Геннадий. — Мыло пропало, одеколон весь алкоголики выпили… — он бросил взгляд на ухмыляющегося Чебурана. — Может, скоро и хлеб будут выдавать по карточкам, как в войну?
— Куда же все подевалось? — поинтересовалась Алиса.
Николай бросил на нее удивленный взгляд: обычно Алиса в их разговоры за столом не вступала.
— Говорят, все скупают кооперативщики, — продолжал Геннадий. — Денег им девать некуда, вот и скупают все, что на глаза попадется, а население страдает от этого.
— Уж одеколон-то могли бы почаще выбрасывать в магазинах, — вставил Коляндрик.
— Чтобы такие, как ты, его тут же расхватывали, — улыбнулся Николай.
— Магазин-то не близко, — заметил Коляндрик, — Да и хозяин… — он кивнул на Снегова, — валюту редко на руки выдает.
— Расчет, дружище, осенью, когда кроличью продукцию государству сдадим, — сказал Геннадий.
— Цыплята, считай, все у нас подохли, — стал загибать пальцы на руке Чебуран, — Теперь вся надежда на кролей… А вдруг какая эпидемия?
— Типун тебе на язык! — бросил на него сердитый взгляд Геннадий, — Еще накаркаешь!
— Пчелки наши что-то долго путешествуют, — загибал пальцы Коляндрик, — Кругом все цветет, а мы еще ни одной семьи не получили. И ульев нет.
Пчел ждали из Витебска со дня на день. Удобная площадка для них возле старой кузницы была уже приготовлена, обнесена дощатым забором. Геннадий, приезжая в Новгород, звонил в Витебск и там каждый раз клятвенно обещали выслать пакеты с семьями и готовые домики. Но почему-то не высылали. При нынешней-то бесхозяйственной неразберихе никому ни до чего дела не было. Сейчас в такое разноцветье пчелам на полях самое раздолье, а их все нет и нет.
— Помочь помыть посуду? — предложил Николай, когда все поднялись из-за стола. Коляндрик ушел курить на волю, Геннадий предпочитал полежать с полчаса, а Николай где-нибудь пристраивался почитать. Алиса днем не спала, она уходила гулять или купаться. Последнее время пристрастилась утром и вечером удить рыбу с лодки. Один раз поймала полукилограммового леща, а окуней таскала десятками. Мелкую рыбу отпускала, а что покрупнее, приносила в садке. Геннадий солил и закладывал ее в ведро с рассолом, а потом развешивал на чердаке вялиться.
— Если тебе делать нечего… — ответила Алиса.
Посуду мыли в сенях. Геннадий решил расширить помещение и разобрал заднюю стену, однако, когда с озера нахлынули комары, ему пришлось на скорую руку с Чебураном возводить из досок новую стену с большим окном. Помещение стало просторным и светлым. Здесь стояли два стола с электроплитками, холодильник, в углу умывальник, на стене — полки для посуды и чугунов.
В легком штапельном платье поверх купальника, с пышной прической, Алиса ловко орудовала капроновой щеткой, моя тарелки, вилки, ложки. Николай споласкивал посуду в алюминиевой чашке и протирал полотенцем. Длинные черные ресницы девушки взлетали вверх-вниз, тоненькая загорелая шея трогательно выглядывала в разрезе платья. Это Лидия Владимировна перешила ей из своего, наверное, еще довоенного.
Тонкие руки были обнажены до золотистых плеч. Лицо с маленьким крепко сжатым ртом было сосредоточенным, будто она не посуду мыла, а совершала некое таинство.
— Хочешь, прочитаю из Лорки? — вдруг сказала она и, не дожидаясь согласия, с выражением продекламировала:
По вечерам Персейс тебя срывает цепи,и ты несешься в горы,себе изранив ноги.Тебя не зачаруютни плоть моя, ни стон мой,ни реки, где ты дремлешьв покое золотистом.
Несколько раз взмахнув ресницами, подняла на него сияющие глаза:
— Нравится?
— Я тебе сейчас тоже почитаю стихи… — Николай повесил полотенце на крючок, принес из комнаты тонкий журнал, привезенный из Ленинграда.
— Я хорошие стихи на память помню, — заметила Алиса. Она усердно надраивала закопченную сковородку. Иногда на ее белый чистый лоб облачной тенью набегала легкая задумчивость. Глаза становились мечтательными, отстраненными.
Полистав журнал, Николай прочел:
Я безумно боюсь золотистого пленаВаших медно-змеиных волос.Я влюблен в Ваше тонкое имя — Ирена —И в следы Ваших слез…
Она взглянула на него, помолчала и уронила:
— Хорошо, что не Акулина… Чьи стихи-то?
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Жало Скорпиона - Вильям Козлов - Современная проза
- Волосы Вероники - Вильям Козлов - Современная проза
- Двуллер-2: Коля-Николай - Сергей Тепляков - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Под солнцем Сатаны - Жорж Бернанос - Современная проза
- Б.О.Г. - Андрей Бычков - Современная проза
- Спустя десять счастливых лет - Элис Петерсон - Современная проза