Форма входа
Читем онлайн Русская и советская фантастика (повести и рассказы) - Алекей Толстой
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Эллис настойчиво влечет своего избранника в прошлое, показывает ему сцены насилия и жестокости, которые он предпочитал (и предпочитает) не замечать. Вспугнутой птицей удаляется он от тяжелых впечатлений, Эллис даже упрекает его в малодушии. Ведь художник не должен отворачиваться от боли и несправедливости.
Но было бы слишком просто видеть в „Призраках“ лишь аллегорию. Историк М. М. Ковалевский находил в повести „всю субъективно понятую историю человечества“. Сам Тургенев ценил в „Призраках“ ту же субъективность, лирическое начало, то, что критик П. В. Анненков назвал „элегией“, „историей художнической души“. Действительно, в свою „фантазию“ Тургенев внес слишком много личного, слишком много реальности, нарушая тем самым соотношение объективного и субъективного, чудесного и материального.
Ф. М. Достоевский отмечал: „Призраки“ похожи на музыку», «наполнены тоской». Эта тоска вызвана как будто бы предчувствием. Превращение затрагивает не только героя, но и его спутницу. Эллис гибнет, так как ее преследуют какие-то высшие силы. Как бы ни была фантастична фигура «на бледном коне», в ней легко угадать апокалипсического всадника — Смерть, «ничтожество», по выражению Тургенева. Не потому ли гибнет Эллис, что она воплощает память? Если не считать несколько странной слабости да переживаний, герой Тургенева после встречи с Эллис не изменился, он не испытал никакого превращения, только способность летать покинула его навсегда. Тургенев сохранил еще внешнего носителя фантастики, даже попытался придать ему черты традиционного существа — вампира, но поставил под сомнение необходимость этого носителя[4].
Еще более очевидна условность явления-призрака в повести А. П. Чехова «Черный монах». Черный монах рассматривается и автором, и персонажами повести, даже самим героем, как проявление болезни, галлюцинация. Однако это видение номинально остается носителем фантастики, поскольку именно встреча с ним кладет начало всем происшествиям. Но первопричина происходящего — любовь Андрея Коврина к Тане Песоцкой. С первой встречи (после многолетней разлуки) он почувствовал увлечение. Вскоре (едва ли не на следующий вечер) Коврин уже рассказал легенду о черном монахе — не то быль, не то сказку, не то сон. Он даже не помнил, слышал ли он от кого-то об этом монахе, или придумал эту историю. А вскоре и сам увидел черного монаха. Воочию.
Душевная болезнь Андрея Васильевича описана Чеховым подробно и профессионально достоверно. Но — так же, как в «Блаженстве безумия», — чем обстоятельнее убеждают нас в болезни героя, тем меньше мы в это верим. Может быть, потому, что она связана с развитием таланта, с оригинальностью, то есть с самой личностью Коврина. Таня говорит ему в первый вечер: «Я помню, когда вы, бывало, приезжали к нам на каникулы или просто так, то в доме становилось как-то свежее и светлее, точно с люстры или с мебели чехлы снимали». Так возникает в повести мотив «футлярности», ограниченности. Андрей Коврин в большей — по сравнению с другими — степени наделен свободой и способностью преодолевать узкие рамки действительности. Потому он — единственный, кто смог увидеть черного монаха и даже разговаривать с ним. Но и сам Коврин несет в себе элементы «футлярности». Его болезнь не в галлюцинации и не в том даже, что Андрей Коврин считает себя избранным. Черный монах— отражение внутренней идеи Андрея. Если Эллис раскрыла своему возлюбленному новые впечатления, подарила радость полета, но и вместе с тем показала ему несчастья человечества в прошлом и в настоящем, то черный монах излагает самые общие идеи, вероятно, те, что не раз уже приходили в голову герою. Он замыкается на сознании своего совершенства и исключительности. «Ты один из тех немногих, которые по справедливости называются избранниками божиими. Ты служишь вечной правде,» — говорит Андрею черный монах. Но в том-то и дело, что еще не служит. Нет у него той идеи, которой бы можно было отдать свою жизнь. Инстинктивные стремления безрезультатны: в чем заключается высшая правда, Коврину неведомо.
Что страшнее для личности? Мания величия или сознание своей заурядности? Вот вопрос, который ставит перед читателем Чехов.
Иную модель мира предлагала фольклорная фантастика, опиравшаяся на народные поверья, обычаи, традиции. Она также была весьма популярна, особенно в 20—30-е годы XIX века. В таком «простонародном» духе писали, например, О. Сомов, М. Загоскин. Основой для их рассказов становилось таинственное происшествие, связанное с вмешательством нечистой силы. Сама невероятность события как будто исключала возможность того, что оно произошло в действительности. В то же время народное сознание воспринимало их как реально существующие. В рассказе О. Сомова «Русалка» старуха мать хочет вернуть к жизни, воскресить дочку, которая с горя утопилась и превратилась в русалку. К кому же было обратиться бедной, как не к колдуну? Да только ничего не помогло — русалка не смогла и не стала жить в доме по-прежнему, как все…
Черти из рассказа М. Н. Загоскина «Нежданные гости», наведавшиеся к помещику в день смерти его холопа, — род мороки, наваждения. Русалка и оборотни О. Сомова и М. Загоскина — персонажи сказочные, но они намеренно включены авторами в реальную обстановку. Более того: вмешательство волшебных сил не вносит существенных перемен. Фольклорная фантастика отличается от сказочной, пожалуй, большей детализацией, большим вниманием к быту. Но и это обстоятельство не может быть решающим критерием (провести четкую границу между фантастикой и сказкой, вообще говоря, очень трудно[5]). Так, история Иоланды, поведанная А. Ф. Вельтманом, очень далека от русской действительности. Автор изображает средневековую Францию. Обстановка, нарисованная писателем, схематична и вряд ли точно передает нравы и обычаи средневекового человека. Но вот народные поверья и суеверия отражены точно. Это и позволяет отнести «Иоланду» к типу фольклорной фантастики (конечно, не бесспорно). Вельтман подробно и со знанием дела описывает искусство церопластики, показывает, как Иоланда решила воспользоваться им для мести. Она должна проткнуть восковую фигуру своей соперницы и затем пригласить монаха, чтобы тот совершил обряд над «умирающей». Таков обычный порядок колдовства. Но он неожиданно нарушился. Вымысел не в том, что можно убить реального человека, убивая его подобие. Чудо заключается в другом: восковая статуя вдруг перевоплотилась в реальную девушку, и бездыханное тело ее в доме убийцы выдало тайну преступления… На этом, однако, загадочность не кончается: спустя некоторое время обнаруживается, что само убийство — обман, и вот настоящая Сан-ция с неподдельным удивлением и ужасом читает о своем убийстве. Непонятна дальнейшая судьба Санции и ее спутника. Автор намекает, что они погибли. Так ли это? Тайна не только не прояснилась, но еще больше запуталась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Русская и советская фантастика (повести и рассказы) - Алекей Толстой бесплатно.
Похожие на Русская и советская фантастика (повести и рассказы) - Алекей Толстой книги
- Большая книга ужасов 2015 (сборник) - Елена Усачева - Ужасы и Мистика
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Омен. Дэмьен. - Жозеф Ховард - Ужасы и Мистика
- Только ты знаешь дорогу к небу! - Елена Нестерова - Ужасы и Мистика
- Мертвая свеча. Жуткие рассказы - Григорий Наумович Брейтман - Ужасы и Мистика
- Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века - Густаво Беккер - Ужасы и Мистика
- Мушка - Люциус Шепард - Ужасы и Мистика
- Мой таинственный гуль - Елена Эвергрин - Любовно-фантастические романы / Современные любовные романы / Ужасы и Мистика
- Плач Агриопы - Алексей Филиппов - Ужасы и Мистика
- Девушка из чернил и звезд - Киран Харгрейв - Ужасы и Мистика
