Рейтинговые книги
Читем онлайн Экономика каменного века - Маршал Салинз

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 198

М. Салинз, как он сам пишет ниже, «субстантивист», для «формалистов» никакой контроверзы ,которая заключается в неприменимости категорий классической экономической науки к докапиталистическим экономическим системам, не существует. Более подробно суть полемики раскроется в дальнейшем изложении.

Не видно конца этим спорам, как нет и оснований для счастливого академического заключения: «истина лежит где-то посередине». Эта книга является субстантивистской. Она, таким образом, следует привычной структуре, какая задается традиционными субстантивистскими представлениями. Первые очерки посвящены производству: это «Общество первоначального изобилия» и «Домашний способ производства» (последний для удобства разделен на две части — главы 2 и 3, — но они посвящены одной теме). Предметом следующих глав становятся распределение и обмен: это «Дух подарка», «О социологии примитивного обмена» и «Меновая стоимость и дипломатия примитивной торговли». Но так как экспозиция является одновременно и оппозицией, эта последовательность изложения таит в себе завуалированную стратегию полемики. Лидирующая глава ведет бой оружием противника — использует теоретические категории формализма. В главе «Общество первоначального изобилия» еще не оспаривается обычное понимание «экономики» как отношения между средствами и целями; в ней лишь отрицается, что охотники ощущают большой разрыв между ними. Следующие очерки, однако, решительно отбрасывают это индивидуалистическое предпринимательское понимание сути экономики. «Экономика» становится категорией скорее культуры, нежели поведения, рассматривается скорее в одном ключе с политикой или религией, нежели в интеллектуальном русле рационализма или расчета: не как индивидуальная деятельность, направленная на удовлетворение потребностей, а как процесс материальной жизни общества. Далее, заключительная глава возвращается к ортодоксальной экономике, но не к ее probiematique* ** [6]. а к ее проблемам. В конце предпринята попытка применить антропологический подход к традиционному делу микроэкономики — объяснению меновой стоимости.

При всем том цель книги остается скромной: всего лишь укрепить потенциал антропологической экономики с помощью немногих конкретных примеров. В недавнем выпуске «Current Anthropology»* представитель противоположной точки зрения без видимого сожаления сообщил о безвременной кончине субстантивистской экономики: Набор слов,

растрачиваемых в этом споре, не добавлял им интеллектуального веса. С самого начала субстантивисты (примером чему могут быть заслуженно знаменитые работы Поланьи и других) были высокопарно путаны и ошибочны. Как раз показателем зрелости экономической антропологии служит то, что мы за короткий шестилетний промежуток оказались способны обнаружить, в чем состояла ошибка. Статья... написанная Куком (Cook, 1966), когда ои юлько получил диплом о высшем образовании, элегантно расправляется с контроверзой... Однако поскольку социальная наука является своего рода свободным предпринимательством [!], постольку практически невозможно окончательно низвести даже жалкую, бесполезную и сбивающую с толку гипотезу, и я ожидаю, что следующее поколение творцов высоко интеллектуальной путаницы возродит, в том или ином виде, взгляды субстантивистской экономики (Nash, 1967, р. 250).

Как же тогда охарактеризовать настоящую работу? Ведь она и не является вторым пришествием, и не несет даже самого легкого отпечатка бессмертия. Можно только надеться, что произошла какая-то ошибка. Наверное,— как с Марком Твеном в подобной же ситуации, — слухи о смерти субстантивизма были сильно преувеличены.

В любом случае я держусь в стороне от попыток применить искусственное дыхание из рта в рот в виде методологической дискуссии. Последние публикации по «экономической антропологии» уже и так чрезмерно разбухли от разговоров на этом уровне. И в то время как многие аргументы кажутся хорошими моделями, общий их эффект лишь утвердил каждую из сторон на своих исходных позициях. («Если кого-то убеждать против его воли, он остается при своем мнении»)**. Разумные доводы оказались плохим арбитром. Между тем аудитория у спорящих сторон быстро тает — от скуки, склоняет даже самых рьяных участников противоборства объявить себя гонжыми пойти, наконец, поработать. Таков настрой и этой книги. Официально принадлежа к дисциплине, которая сама себя считает наукой, я бы предпочел полностью положиться на эти очерки в надежде, что они раскроют суть дела лучше, чем полемический способ георетического убеждения. Таков традиционный и здоровый путь: пусть цветут вес цисты, а мы увидим, какие из них принесут настоящие плоды.

Но официальная позиция, клянусь, не является моим глубочайшим убеждением. Мне нажегся, что эта самая официальная антропология, запутавшаяся в паутине метафор, сотканной из категорий естественных наук и выдаваемой за одежды «общественной науки», одинаково слабо проявила как способность привести теорию в согласив эмпирической реальностью, так и логическую состоятельность. В отличие от математики, где «истина и интересы людей не противостоят друг другу», как давным-давно сказал Гоббс, в общественной науке ничто не бесспорно, потому что общественная наука «сравнивает людей и вмешивается в их права и выгоду», так что «столь же часто, как довод выступает против человека, так и человек выступает против довода». Решающие различия между формализмом и субстантивизмом — постольку поскольку здесь признается их существование, но не то, что почитается ими за истину, — представляются идеологическими. Воплощая мудрость исконных буржуазных категорий, формальная экономика процветает как ведущая идеология у себя дома и как этноцентризм — за его пределами. Ведя борьбу с субстантивизмом, она черпает великую силу в глубокой своей совместимости с буржуазным обществом — которое также не отрицает, что конфликт с субстантивизмом может привести к конфронтации (двух) идеологий.

Когда в старые времена физики и астрономы, работая под сенью установленных церковных догм, воздавали хвалу Богу и Королю, они знали, что делали.

*Ведущий международный антропологический журнал.

** В оригинале стихи: Не who's convinced against his will/ Is ofth» same opinion stiff

Данный труд играет на той же оппозиции: без иллюзии, что догмы проявят гибкость, но с надеждой, что божества проявят справедливость. Политико-идеологические различия между формальным и антропологическим мышлением можно было бы с легкостью проигнорировать при написании научного труда, но это не сделает последствия их противостояния менее значительными. Нам говорят, что субстантивизм мертв. Политически, по крайней мере для какой-то части мира, это может быть и так; растение перестало развиваться. Мы слышали также, что буржуазная экономическая наука обречена, осужденная историей разделить судьбу общества, которое ее породило. Во всяком случае, не современной антропологии решать, кто здесь прав, В нашей науке достаточно научности[7], чтобы по крайней мере знать, что является прерогативой общества, а также и академических небожителей, которые обладают его мандатом. Тем временем мы возделываем свои сады, ожидая, что боги пошлют нам дождь или — как думают в некоторых племенах Новой Гвинеи — просто помочатся на нас.

ОБЩЕСТВО ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО ИЗОБИЛИЯ

Если экономика в целом — это «мрачная наука», то изучение экономики охотников и собирателей должно быть самой мрачной ее отраслью. Почти все без исключения учебники, безоговорочно принимая априорную установку, что жизнь в палеолите была чрезвычайно тяжелой, как будто соревнуются в стремлении создать у читателя ощущение неминуемой гибели, заставляя его задаваться вопросом не только о том, как охотники умудрялись выживать, но и о том, было ли это вообще жизнью. Призрак голода охотится за охотником на страницах этих книг. Несовершенство его технических средств, как утверждается, вынуждает его трудиться не покладая рук, чтобы попросту выжить, не позволяя ему ни сделать передышку, ни накопить какой-нибудь запас и, следовательно, не оставляя «свободного времени» для «создания культуры». И даже при этом, несмотря на все свои усилия, охотник дотягивает лишь до низших уровней термодинамики — считается, что при таком способе производства на душу населения н год приходится меньше энергии, чем при любом другом. И в трактатах по экономическому развитию охотник обречен играть роль плохого примера — так называемой «экономики выживания».

Расхожие истины всегда упрямы, и противостоять им приходится полемически, формулируя необходимость ревизии в духе диалектики: на самом деле это было — если обратиться к его изучению — общество первоначального изобилия. Как это ни парадоксально, подобная формулировка ведет к другому плодотворному и неожиданному заключению. В обычном понимании общество изобилия — это такое общество, в котором все материальные потребности людей легко удовлетворяются. Утверждать, что охотники живут в условиях изобилия, значит отрицать, что исходная ситуация в эволюции человечества была предопределенной трагедией: тогда человек был пленником тяжелого труда, обусловленного постоянным несоответствием между его неограниченными потребностями и недостаточными средствами для их удовлетворения.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 198
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Экономика каменного века - Маршал Салинз бесплатно.

Оставить комментарий