Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор Добротвор своим поступком нанес мне удар в самое солнечное сплетение!
- Возьми, - сказал Анатолий, доставая из видеомагнитофона пленку с записью репортажа. - Покрути на досуге, пораскинь мозгой. Чует мое сердце, что этим дело не закончится. Слишком просто - пятьсот долларов, и концы в воду. Дай бог, конечно, чтоб на этом оно и скисло, испустило дух... Ладно, старина, хватит, расскажи лучше, что в Киеве делается, с кем встречаешься из наших... Я ведь уже век не ступал на Крещатик... И москвичом не стал, и киевлянином называться не смею.
- Я тоже не часто вижусь с ребятами, хоть и живу почти на Крещатике, на Десятинной. В КВО век не плавал, больше в "Динамо", это под боком, - в обеденный перерыв вместе с абонементщиками из близлежащих институтов академии. Они еще, бывает, недовольство выражают, что слишком быстро плаваю, им мешаю. Ну, что тут скажешь! Не откроешь же рот да не станешь первому встречному-поперечному сообщать, что ты - призер Олимпийских игр, экс-чемпион и экс-рекордсмен... И на том спасибо, что пускают в бассейн по старой памяти - без пропусков и абонементов.
- Как Люси?
Я невольно взглянул на Толю. Нет, время не изгладило прежнее чувство: по тому, как оживился он, как собрался, словно на старт вышел, как непроизвольно сжались кулаки и загорелись глаза, я догадался - Люська в его сердце, и чем дальше, тем крепче память, дороже воспоминания.
Я живо представил, как ехали мы однажды в Москву на сбор перед чемпионатом Европы. Люси, как звал ее Власенко, была настоящая пагуба: высокая, длинноногая, какая-то утренне свежая, от ее карих озорных глаз, лукаво прищуренных, когда она играла в серьезность, в солидность (как-никак - чемпионка и рекордсменка мира, наша "золотая рыбка"), на сердце становилось беспокойно, и хотелось что-нибудь отмочить, чтоб дать выход дивной энергии, рожденной этим взглядом. Люська знала, что Влас втюрился по уши, и с женским непорочным эгоизмом не упускала случая, чтоб еще и еще напомнить ему об этом. И в счастливом ослеплении молодости не разглядела, как перегнула палку: Влас тоже был человеком-кремнем (я об этом догадался значительно позже), он не мог допустить, чтоб им пренебрегали. Люси флиртовала налево и направо (она была чертовски красива и идеально сложена) и крутила им, как ванькой-встанькой. Люська не учуяла опасности - она слишком уверовала в свое могущество, да, видимо, и не чувствовала к Толе того, что чувствовал он к ней. Они расстались, и оба так и не достигнув личного счастья. Люси, хоть и выскочила замуж, детей не завела и медленно старела, морщилась, словно усыхающий красавец гриб на солнце, как определил я ее состояние. Власенко же, как мне было известно, тоже не слишком преуспел в личной жизни: за границей он чаще перебивался один - жена предпочитала Москву.
- Люси уже кандидат наук, преподает в КИСИ, глядишь, возьмется заведовать кафедрой. Волевая женщина, - как можно индиферентнее отвечал я, не хотелось травить душу Анатолию.
- Как живет, скажи... Да брось ты эти штучки-дрючки! Не вороши старое. Миражи юности... - Он безбожно врал, я это видел, но Влас не был бы Власом, ежели б позволил кому-то заглянуть к себе в душу, а тем паче пожалеть, посочувствовать. Он ненавидел жалость!
- Парадная сторона - в полном порядке и блеске. Люси не утратила авторитета после ухода из плавания. Что касается личного, тут я пас, мы с ней здравствуй - до свиданья, не больше.
- Эх, вернуться бы лет на двадцать назад, чего натворил бы Власенко! - лихо воскликнул Анатолий и снова потянулся к штофу. Легко налил треть бокала и так же легко, не поморщившись, выпил. - Ты завтра в Штаты?
- Задержусь, чтоб не крутиться по самолетам, - послезавтра будет оказия прямо до Лейк-Плэсида.
- Лады.
Я понял, что мне пора, потому что Люси уже появилась в затененном углу у окна, и мне почудился ее смех, и воспоминания начинают обретать осязаемые формы. Нет, что б там не твердили реалисты, ничего в этой жизни не исчезает бесследно...
- На обратном пути, ежели сможешь, задержись на денек-другой, съездим в горы, лыжи у меня есть. Ты ведь тоже сорок третий носишь? Ну, вот видишь... Бывай, старина!
Мы обнялись как прежде, когда случалось поздравлять друг друга с победой, постояли молча, каждый думая о своем, и я бегом спустился вниз с пятого этажа старинного особняка на монреальском Холме, и вечер встретил меня мелким туманистым дождем, приятно облизавшим разгоряченное лицо.
Я не прошагал и пяти метров, как засветился зеленый огонек такси.
- В "Меридиен"! - бросил я, плюхаясь на заднее сидение.
3
Отъезд назначили на 6:30. Вещи были давно сложены, и я предавался редкому состоянию ничегонеделания. По телевизору по одной программе крутили оперу, по другой - фильм из жизни "дикого Запада", прерываемый американской рекламой, по третьей - очередной урок "университета домашней хозяйки"... Читать не тянуло, газеты же давно просмотрены: ничего нового к "делу Добротвора" не прибавилось.
Свой первый бой с южнокорейским боксером Виктор выиграл потрясающим нокаутом в первом же раунде, и комментаторы на разные лады расписывали его манеру вести бой. Я видел поединок - впрочем, какой там поединок: спустя тридцать одну секунду после начала боя Добротвор поймал уходящего вправо корейца хуком снизу в челюсть и бедняга рухнул как подкошенный. Мне стало жаль корейца - такие удары не проходят бесследно, а до Олимпиады еще далеко, и если "надежда Сеула" попадет в такую переделку еще разок, как бы ему досрочно не перейти в разряд спортивных пенсионеров, если таковые у них имеются, понятно.
У Виктора на лице тоже не слишком много радости. Больше того, мне показалось, что в этот неожиданный удар он вложил совсем несвойственную ему ярость, точно перед ним находился не спортивный друг-соперник, а враг, глубоко оскорбивший его.
Наша вчерашняя встреча с ним в "Меридиене" оказалась на редкость бесцветной.
Добротвор не удивился, увидев меня, входящего к нему в номер, - он как раз выбрался из ванны и стоял передо мной в чем мать родила.
- Привет!
- Здравствуйте, Олег Иванович! Извините, я сейчас! - Он возвратился в ванную комнату, вышел вновь уже в халате.
- Отдыхаешь?
- Завтра на ринг... Нужно привести себя в порядок. - Его будничный тон, спокойствие, точно ничего не стряслось и не стоял он перед судьей в окружении двух полицейских в форме, взвинтили меня.
- Что же ты можешь сказать? - без обиняков потребовал я.
- Вы о чем, Олег Иванович?
- О суде, о наркотиках, разве не ясно?
- Почем я знаю, что вас интересует? Обычно спортивные журналисты пекутся о нашем самочувствии и радуются победам, не так ли? Если вы о лекарстве, так яснее не бывает. Я на суде показал: в личное пользование вез. Могу добавить, так сказать, из первых рук новость: Международная федерация бокса, куда обратились представители стран, участники которых тоже представлены в моей весовой категории, разъяснила, что снадобье это в число запрещенных федерацией допинговых средств не входит. Вопрос снят...
- Нет, Виктор, не снят! Две тысячи ампул стоимостью в десять тысяч долларов - в личное пользование?
Добротвор и бровью не повел.
- Почему же десять? Если по рыночным расценкам, так сказать, розничным, все пятьдесят, ни монетой меньше. Это мне сообщил один доброхот из местных репортеров. Я ему и предложил купить товар гамузом, за полцены, глядишь, и приработок будет поболее, чем за статейки в газете... - Виктор явно блефовал и не скрывал этого. "Да он еще издевается надо мной!" - с нарастающим возмущением подумал я.
- Витя, - как можно мягче сказал я, уразумев наконец, почему он так агрессивен, - Витя, я ведь не интервью у тебя беру и не о проявлениях "звездной болезни" собираюсь писать... Просто мне горько, невыносимо горько становится, когда подумаю, как ты будешь глядеть людям в глаза дома... Ведь на каждый роток не набросишь платок... Ты на виду, и тебе не простят и малейшей оплошности... Как же так?.. Что же случилось с тобой, Витя?
- И на старуху бывает проруха... Какой же я дурак... - вырвалось у него.
- Ты о чем, Виктор?
Но Добротвор вмиг овладел собой. Правда, в голосе его уже не звучал издевательски насмешливый вызов, он стал ровнее, обычнее, но створки приоткрывшейся было раковины снова захлопнулись.
- Нет нужды беспокоиться, дело закрыто, наука, конечно, будет. Из Москвы летел, купил лекарство для приятеля в Киеве - он астматик, без него дня прожить не может. Как говорится: запас беды не чинит... Так я товарищу из консульства нашего - он ко мне приезжал (Власенко был у Добротвора и мне ни слова?!) - и сказал, такая версия и будет...
- Я ведь по-человечески, по-дружески, Виктор, а ты... Мне-то зачем лапшу на уши вешать?..
- Так надо, Олег Иванович. - Голос его неумолимо грубел. - Извините, мне завтра драться...
Возвратившись в гостиницу, я попросил у портье видеокассетник в номер. Не успел снять плащ, как принесли новенький "Шарп". Я поставил кассету, сунутую Власенко, и несколько раз просмотрел репортаж из аэропорта. Нового выудить мне так и не удалось, но что-то смутно волновало меня, и это непонятное волнение раздражало. Что-то было там, я это улавливал подспудно, но что, никак понять не мог. Я проанализировал каждое слово диктора, репортера, вновь и вновь, возвращая пленку к началу, вглядывался в выражения лиц Добротвора, таможенника, полицейских, словно надеялся прочесть на них скрытые, невидимые письмена. Но, увы, лица как лица. Равнодушное, привычное к подобным открытиям чернобородое цыганское лицо таможенника - человека и не пожилого, но и не молодого, лет 38-40, борода придавала ему солидность. Два полицейских как близнецы: одного почти баскетбольного роста, дюжие ребята, оба безбородые и безусые - тоже не излучали особых эмоций. Репортер? Много ли разглядишь, когда человек просто-таки приклеился к глазку видеокамеры?
- Без названия - Игорь Заседа - Детектив
- Дефиле над пропастью - Ольга Володарская - Детектив
- Государыня Криворучка - Дарья Донцова - Детектив / Иронический детектив
- Свинец в крови - Рафаэль Кардетти - Детектив
- Миссис Марч - Вирджиния Фейто - Детектив
- Там, где нас нет (сборник) - Татьяна Устинова - Детектив
- Зов пустоты - Максим Шаттам - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- Мамаша Бармалей - Донцова Дарья - Детектив
- Кофе с молоком - Лана Балашина - Детектив
- Флирт в Севильи - Чингиз Абдуллаев - Детектив