из меня баскетболиста? – спрашиваю, пока мы забираем полотенца, воду и выходим в коридор.
– Не, ты чего, нафиг мне такие мощные конкуренты!
– Дурак, – качаю головой.
– Тогда и ты дурочка, что со мной связалась.
Мы смеемся, но именно эта его фраза в очередной раз напоминает мне о том, что остался все-таки один вопрос, который мне стоит задать. Наверное, нужно было раньше, но все уже случилось именно таким образом.
Откладываю этот разговор, пока Наумов водит меня по пустой баскетбольной арене, показывает детально, кто где сидит на игре и тот самый куб, который отсчитывает двадцать четыре секунды.
Гордей дает мне баскетбольный мяч, показывает, как правильно его вести.
– Тяжелый, – отзываюсь удивленно.
– Все кажется тяжелым поначалу, Рыжик. Потом привыкаешь.
Мы хохочем вместе над тем, как я путаюсь в длинных баскетбольных шортах, пока бегу к кольцу. Один раз все-таки попадаю, и Гордый подкидывает меня на руках и так восторженно кричит, как будто я выиграла финал НБА.
Потом мы еще раз проходимся по залу, который все еще поражает меня масштабом. Я задаю миллион дурацких вопросов, и он на все терпеливо отвечает, а я держу в голове тот самый, который никак не может найти нужный момент, чтобы сорваться с моего языка.
И мне уже кажется, что я никогда не решусь. Пока моюсь в душе, переодеваюсь и жду Наумова, все пытаюсь придумать такую формулировку, которая была бы не обидной. И бесконечно сомневаюсь, нужно ли вообще сегодня поднимать тему прошлого Гордея. Этот день и без того начался паршиво, а мы так хорошо проводили время вместе.
Зачем мне вообще просить его об откровенности, когда сама ничего ему не рассказываю. Еще и веду себя ровно так, как Слава меня и назвал, прощаясь. Не успела расстаться с одним парнем, как целовалась с другим.
Роняю лицо в ладони, сидя на скамейке у шкафчиков. Иногда мне кажется, что моя голова работает против меня.
А когда Гордей коротко стучит и открывает дверь, я поднимаю на него взгляд и наконец решаюсь.
Говорю:
– Это правда?
– Что, прости? – интересуется он, округлив глаза.
Морщусь и обеими руками провожу по волосам, которые собрала в высокий пучок. Класс, начало просто потрясающее.
– Извини, я что-то себя накрутила. По-дурацки начала. Я могу спросить тебя о том… ну, что о вас говорят. О вас с Ефимом.
Наумов поджимает губы и отводит взгляд. Потом указывает себе за плечо:
– Давай пройдемся.
С готовностью подскакиваю на ноги и забираю вещи. Мы молча идем по коридору, прощаемся с дядей Леней на выходе, поднимаемся по лестнице. Тишина между нами кажется мне тяжелой, но Гордый все это время держит меня за руку, и я ощущаю это хорошим знаком и даже какой-то точкой опоры.
Уже на улице, когда мы идем по огромной, прилегающей к центру, территории, которая сейчас безлюдна, Наумов говорит:
– Спрашивай, Машу.
– Я слышала, – сбиваюсь, понимая, как это по-дурацки звучит, – м-м-м, да… Слышала, что вы порезали человека. В автобусе. Это правда?
– Это правда.
Я вдыхаю и задерживаю воздух в легких. Хочется верить, что это именно он распирает мою грудную клетку, а не чувство полного смятения.
Дробно выдохнув, я делаю усилие и продолжаю:
– Еще говорят, что вы… имеете отношение к пожару на рынке.
– И это правда, – бесстрастно отвечает Гордей.
Мы прогулочным шагом движемся по огромной асфальтированной парковке. Я хотела, чтобы он сказал, что это просто слухи. Что их оболгали и наболтали ерунды. Ну почему он так не сказал?! Нервно обкусываю нижнюю губу. В голове полное смятение.
– Это все, что ты хотела спросить? – интересуется он ровно.
Но за спокойной интонацией я слышу какую-то странную боль. Замолкаю, пытаясь сдержать собственные эмоции и разложить мысли по правильным полочкам. Вспоминаю, как Гордей общался с Егором, с Асей, с Васей, в конце концов. Думаю о том, насколько нежен и внимателен он ко мне.
И говорю:
– Нет, не все. Наверное, это не совсем правильные вопросы?
– Ты мне скажи, Лисий хвост.
– Из-за чего это случилось?
Он тяжело вздыхает и смотрит наконец на меня. Я ловлю его взгляд и чувствую, что просто не будет. Но я на правильном пути.
Я сжимаю его пальцы и слабо улыбаюсь:
– Ты сказал, что я с тобой. Я хочу знать такие вещи о тебе. Мне кажется это важным.
Гордей медленно кивает. Потом слепо смотрит вдаль и произносит тихо:
– Про что рассказать?
– Про последнее.
– Мы ехали в автобусе с Ефимом и Киричем втроем. Поздно было, салон почти пустой. Только девушка какая-то молодая и компания парней, пять человек их было, все за тридцать немного. Короче, они поддатые были, начали ее цеплять, сначала вроде просто по приколу. Типа девушка, куда едете, а может с нами, ну, всякое такое. А потом один начал ее хватать за локоть и с сиденья стаскивать.
Судорожно вдыхаю. Пытаюсь представить себя на месте этой девушки, и у меня все внутри холодом схватывает.
Гордей трет лоб и говорит:
– Не знаю, зачем тебе так подробно… В общем, когда она кричать начала, мы подорвались. Поняли, что это не шутка ни хрена. Я не помню уже, кто первый ударил, у Кирича «перец» был, он кого-то им заливал, мы махались втупую. Потом подъехали на остановку, автобус двери открыл, девочка выбежала, а водила про полицию начал нам орать. В какой-то момент я обернулся и увидел, что Ефима трое этих скотов ногами месят.
Пытаясь сдержать слезы, натужно гоняю кислород. Смотрю на жесткое лицо Наумова. Он смотрит в сторону, потом на меня и говорит, очевидно, пытаясь быть честным:
– У меня нож был. Я не сразу его достал, но когда не смог оттащить их от брата, просто выхватил его и всадил в бок одному из парней.
Гордей отводит в сторону свободную руку и с мрачной улыбкой произносит:
– Вот такой я дебил. Страшный человек, как видишь.
Я спрашиваю хрипло:
– А что с ним случилось? Тем парнем.
– В порядке он. Мы в куртках были, получилось, что я его порезал. Не колющее проникновение. Классифицируется как средние или легкие телесные повреждения. Вот такой тебе экскурс в уголовное право.
Мы давно уже вышли за территорию и теперь стоим у шлагбаума, глядя друг на друга. Гордей запускает руку в волосы и отводит челку в сторону. Спрашивает:
– Ну как? Страшно?
Отрицательно мотаю головой и подаюсь вперед, чтобы его обнять. Потом говорю сбивчиво:
– На вас правда открыли дело? Почему? Вы же защищались! То есть, вступились за девушку.
Наумов гладит меня по голове
