Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или обложен кольцом пугающих перьев пурпурных,
Мчится охотничий пес, настигая с лаем добычу;
Зверя страшит и обрыв, и коварный заслон; все по тем же
Он пробегает путям, но, не зная устали, умбрский
Гонится пес и, готовясь вот-вот вцепиться клыками,
Щелкает пастью – но зря: только воздух пустой он хватает.
Шум вокруг поднялся; берега и озеро вторят
Крикам толпы, и небесный свод оглашается воплем[67].
Здесь ощущается бесплотное стремление: охотник и жертва – тени друг друга. Много научных статей написано о том, что Эней и Турн на самом деле гораздо больше похожи, чем кажется. Это древняя версия сцен из кино, когда в конце герой встречается лицом к лицу со злодеем: «Мы не такие уж разные, ты и я…»
– Так это и есть «антиавгустовское»?
– Определенно: Эней вроде бы установитель порядка, но, с другой стороны, он же – свирепый убийца. Поэма заканчивается тем, что Эней, разъяренный, увидев на Турне перевязь своего друга Палланта, наносит последний удар, и душа Турна отлетает в царство мертвых.
Все начиналось in medias res и заканчивается все посреди действия: мы можем только предположить, что войско Турна, оставшись без предводителя, бежит; что Эней и его союзники легко одерживают победу; что Эней женится на Лавинии.
В Средние века один юный итальянец по имени Маффео Веджио и впрямь написал поэму об этих самых событиях, правда, это скорее jeu d’esprit[68], и я думаю, что от него ускользнула основная мысль. Вергилий не хотел, чтобы его поэма заканчивалась чем-то определенным. В этих финальных образах мы сталкиваемся с особым насилием и яростью предводителя, которым римляне восхищались как своим основателем. Такая взаимосвязь власти и поэзии существенна для какого бы то ни было понимания истории и литературы.
Уже темнело, и мне было лень идти пешком. Я увидел приближающийся автобус и побежал, чтобы на него успеть.
– Что ж, мне понравилось про «Энеиду», – сказала Уна, когда мы запрыгивали в автобус. – Но там не так много собак, как у Гомера.
– Да, – сказал я. – И это, на мой взгляд, один из главных ее недостатков.
Глава 8
Превращения собак
«Метаморфозы» Овидия
Шло время. Сентябрь исчез так же стремительно, как Уна, если она завидит белку далеко в лесу, и забрал с собой остатки солнечного света; была уже середина октября.
Выходные я провел по уши во всяких текстах; Уна, оставшись не у дел, захандрила, заняла пост у окна гостиной и отслеживала проходящих мимо врагов. Даже если вы никогда не видели, как хандрит собака, это довольно трудно не заметить. Но у меня были неотложные дела.
Перелопачивая разные книги, я натолкнулся на следующие строки:
saepe pater dixit «studium quid inutile temptas?
Maeonides nullas ipse reliquit opes!»
– Уна! – позвал я.
Она глянула в мою сторону. Слово «искоса» придумали, наверное, специально для собак.
– Что это значит?
– Это из «Скорбных элегий» (они же «Тристии») Овидия, переводится так:
Часто твердил мне отец: «Оставь никчемное дело!
Хоть Меонийца возьми – много ль он нажил богатств?»[69]
Maeonides, или Меониец, – таким именем часто называли Гомера, так как по одной из версий он был уроженцем Меонии – это еще одно название Лидии. Слова эти произносит отец Овидия, издеваясь над сыном из-за того, что тот хочет стать поэтом. Брат Овидия успешно занимается правом, естественно. Такие ситуации бывают сплошь и рядом во всем мире.
Правда же, это потрясающе – услышать сквозь века, как отец ругает своего бестолкового сына, который марает папирус, вместо того чтобы зубрить юридические прецеденты?
– Немного смахивает на тебя, – сказала Уна.
Я не ответил и отложил работу. Мы собрались выходить. Было уже далеко заполдень, и терпение Уны могло соперничать разве что с ее способностью высматривать в саду белок и бешено лаять.
– Пойдем быстрее, – сказал я.
Прошлая наша беседа была о Вергилии, о Риме эпохи Августа, о благочестии и подчинении долгу Энея и о сложностях, которые возникают, когда поэт творит при политическом режиме, среднем между тиранией и восстановленной республикой. Если прочитать только Вергилия, можно подумать, что римляне были невероятно серьезными.
– У меня такое впечатление от картин. Знаешь, все эти белые мраморные колонны, чинные сенаторы, благочестивые матроны…
– Так и есть. Правда, на таких картинах мы видим скорее представление художника, чем настоящий Рим (или Древнюю Грецию). Там было суетно, многолюдно, многоцветно – все те здания, которые мы привыкли себе представлять белыми, на самом деле были ярко, кричаще раскрашены. Представить себе эту бурную кутерьму можно по стихотворениям Катулла, о котором речь пойдет позже, а также по стихам Марциала и сатирам Ювенала. Это ближе к веселой разухабистой комедии 1966 года «Забавная история, случившаяся по дороге на форум», чем к тяжелому пафосному «Гладиатору» (2000).
Думать, что римляне разгуливали все сплошь преисполненные доблести и чести, так же глупо, как считать, что люди Викторианской эпохи сплошь были воздержанными и прикрывали ножки пианино, чтобы у мужчин не возникало мыслей о дамах. В Риме было полно хамов, зануд, лицемеров, льстецов – как и в любом другом большом городе.
Овидий – полное имя Публий Овидий Назон – наиболее известен своей игривой длинной поэмой под названием «Метаморфозы». И, спасибо Дэвиду Боуи, мы можем перевести это название на английский как Ch-ch-ch-changes. У Гомера и Вергилия одна тема, один герой и (говоря в целом) одна цель. А Овидий все эти законы эпического жанра просто радостно разнес в пух и прах.
Начать с того, что в «Метаморфозах» 250 разных историй, все разной длины и с разным смыслом. По сути, это сборник мифов – самое близкое к той самой условной «античной Библии», что у нас есть. Большая часть мифов, которые мы читаем в детстве, восходит к нему. Это и миф о Нарциссе и Эхо, где прекрасный юноша влюбляется в собственное отражение и умирает, не в состоянии от него оторваться, оставив после себя лишь цветок; и о Фаэтоне, который хвастается своим друзьям, что он сын бога-солнца, и погибает страшной смертью, получив разрешение покататься на колеснице солнца (и не сходив ни на одно занятие по вождению). Эти мифы прочно укрепились в культурном ландшафте.
У повествования в «Метаморфозах» нет прямолинейного направления. Мы уже упоминали душераздирающий отрывок, когда Актеон случайно застает Диану за купанием, превращается в оленя и его разрывают на куски собственные собаки. Метаморфозы самые разные: люди превращаются в камни, в птиц, в
- Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер - История
- Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой - Джоан Флетчер - История
- Испания от античности к Средневековью - Юлий Циркин - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Королевство вандалов. Взлет и падение - Ганс-Иоахим Диснер - История
- Право - Азбука, Теория, Философия, Опыт комплексного исследования - Сергей Алексеев - История
- Летописи еврейского народа - Рэймонд Шейндлин - История
- Что движет Россией - Морис Бэринг - Путешествия и география / История / Прочее
- Охотники на мамонтов - Джин Ауэл - Исторические приключения