Федоровского его новым родственникам чужды, а к увлечению именно белорусской культурой они вообще относятся враждебно. Однако оставить дело, которому отданы 15 лет жизни, ученый не может. Он переселяется на Слонимщину. Раскапывает курганы, записывает песни, фотографирует «народные типы», печатает статьи. Признание есть, но как помещик он оказывается на грани разорения. А тут еще и страшная беда: трое из четверых его детей — дочери Альдона, Данута и сын Адам — умирают. Сама природа проверяет человека на прочность... Поля и сенокосы затоплены. Жена оставляет одержимого непонятными ей занятиями мужа и уезжает к родителям.

Что остается? Работа. Федоровский составляет следующие тома «Люду беларускага». Но ради семьи нужно уезжать в Варшаву.

Впрочем, ученый уверяет друга в письме: «Если судьба не поскупится мне на жизнь, монография будет окончена: это идея, к которой я привязался больше, чем к жизни... Наоборот, расставшись с этим адом без огня, я смогу с большим напряжением работать в милой сердцу области».

Чтобы прожить в Варшаве, Федоровский распродает свои коллекции, причем, как говорят, за гроши. Не теряет связи и с Беларусью, переписывается с редакцией газеты «Наша Hiвa». В 1909 году получает оттуда послание: «Шаноўны пане Федароўскі! Сабраўшыся грамадой i спрауляючы юбілей 3-гадзічны “Нашай Hівы”, успомнілі Вашу шматгадовую працу над этнаграфіяй Беларушчыны, шчыра вітаем Вас». И подписи Янки Купалы, Ядвигина Ш., Сергея Полуяна, Вацлава Ластовского, Ивана Луцкевича.

Федоровский планирует издать не менее десяти томов. Но рукопись приходится много раз перерабатывать, сокращать.

Что двигало этим человеком? В 1910 году в предисловии к мемуарам князя Л. Потоцкого «Успаміны пра Свіслач, Дзярэчын i Ружану» он с искренней болью описывает состояние нашей исторической памяти: «З ліхаманкавай паспешнасцю, не задумваючыся i не спыняючыся, нішчылі ўсё: прадзедаўскую зброю, нацыянальныя помнікі, святыні, а найперш помнікі пісьменства; першыя найчасцей паглынала вада, другія знішчаў агонь. I што найсумнейшае, што з таго стогадовага паглынання літоўскіх печаў, камінаў, нават самавараў (так!), у чалавечых галовах амаль нічога не засталося. Вострыя нажніцы паслярэвалюцыйных і пасляпаўстанчых гадоў перарэзалі моцныя да таго часу ніткі айчынных традыцый, i тое, што мясцілася ў выгнанчай памяці, прыкрыла плесень затхлых астрогаў ці засыпалі снягі ciбipcкaй тайгі...»

Михаил Федоровский умер в 1923 году. Похоронен на Повонзковском кладбище Варшавы.

Четвертый том «Люду беларускага» вышел уже после смерти автора, в 1935 году, пятый и шестой тома — в 1958-м и 1960-м. Многие рукописи остаются ненапечатанными.

КУХМЕЙСТЕР, ЛЕСНИК, ПОЭТ.

ВЛАДИСЛАВ СИВЫ-СИВИЦКИЙ

(1865-1939)

«Яго творы цэнны для нас i арыгінальны тым, што паказваюць, як творыць сам народ. Нічога інтэлігенцкага ў ix няма, яны й не вельмі часам складны, але чуецца ў ix сіла самое зямлі, беспасрэдны павеў самога жыцця беларускай вёскі»,— так писал Максим Горецкий про одного из постоянных авторов «Нашай нівы».

А Янка Купала хотел быть редактором книги автора «неінтэлігенцкіх твораў». Вот только вышла та книга, когда поэта уже давно не было в живых.

Звали его Владислав Сивы-Сивицкий, а в истории белорусской литературы он известен как Старый Влас.

В городе Воложин, на улице Советской, можно увидеть обычный старый деревянный дом с крышей, крытой шифером. Мемориальная табличка свидетельствует: «Здесь с 1895 до 1914 г. жил известный белорусский собиратель фольклора, поэт и публицист Старый Влас». И дом, кстати, он построил сам...

Владислав Петрович Сивы-Сивицкий. Фамилия, согласитесь, звучит аристократично. Но родители его были простые воложинские крестьяне Петр и Людвика. Земли было мало, Петр нанялся поваром к графу Михаилу Тышкевичу. А когда Владиславу было девять лет, он остался круглым сиротой. Вначале мальчика воспитывала тетка, затем он поступил на кухню того же графа Тышкевича поваренком. Что ж, классическое место бедного поэта — на графской кухне... Затем паренек подрос до повара. По сему поводу звучат сетования: отчего же Старый Влас не оставил рецептов, не записал, что ели графья! Ну, видимо, не было для него счастьем прислуживать на панской кухне и не сильно вдохновляла готовка изысканных блюд. Не случайно при первой возможности Владислав сменил занятие и стал объездчиком, а затем лесником.

Сивы-Сивицкий бороздил просторы родной Налибокской пущи, высматривая браконьеров и самовольных порубщиков, совсем как отец Якуба Коласа. Ездил — и сочинял стихи. Вначале на польском языке, для красавицы-невесты Антонины Войцеховской. А затем произошла встреча с белорусскими газетами «Наша доля» и «Наша Ніва».

Вскоре молодой лесник под псевдонимом Стары Улас стал постоянным корреспондентом «Нашай нівы». Присылал зарисовки, например: «У чацвер 11 июня ў нас была вялікая навальніца з грымотамі, і быў па каліву град; паводка папсавала гароды і пожні, а на полі, дзе крыху па ўзгорках, пазносіла пасевы і вельмі паразмывала нівы». Но в довесок к погоде шли весьма острые, опасные вещи: «Наш беларускі народ мае добрае сэрца, але нямашака добрага даводу: ён прывыкшы, каб яго папхнуць, панукаць, а тады ён возьмецца з усяе сілы... Калі ў нас задумалі адкрыць гарадское вучылішча і на гэта патрэбна было 500 рублёў грошай, дык ix збіралі, збіралі дый далі пакой, а як быў у нас у Валожыне на Пранцішка кірмаш, дык нашы дзве казённыя манаполькі ўтаргавалі чуць не паўтары тысячы рублёў у адзін дзень».

Печатал Старый Влас и стихи — про то, как «мужык бедны у цямноцце», и про то, что «Вясна хароша для паэта, / Ці, як там кажуць — песняра. / Для хлебароба будзе гэта / несамавітая пара». Некоторые стихотворения напоминают народные песни: «Свеціць месяц, а аблокі / Хмарка засланяе, / А бежанец адзінокі / думаньку думае». Особое внимание поэт уделял теме пьянства, всячески укоряя земляков за вредную привычку.

Владислав раз и навсегда понял, что он — белорус, что нельзя стесняться своей культуры и своего языка. Но получался тот же конфликт, что и у других национальных интеллигентов. Лесник воспринимался практически как пан, тем более выглядел Сивы-Сивицкий очень презентабельно: высокий, красивый, с усами и небольшой бородкой, в форменной одежде. И когда он говорил на белорусском языке, мужикам это казалось смешным, недостойным. Пан — и «папросту».

С другой стороны, у местных аристократов это тоже вызывало презрение и насмешку. Даже в семье его считали чудаком. Владислав женился на Антонине Войцеховской, которая считала себя полькой. Тем не менее семья жила дружно, воспитывала восьмерых детей. Как вспоминает внук Старого Власа Герард Сивицкий, ставший генерал-майором МВД: «Добра памятаю сваю бабулю Антаніну, жонку майго дзеда Ўласа — менавіта яна настаяла на тым, каб мяне назваць Герардам. З дому яна была Вайцяхоўская (шляхцянка, казалі), і Стары Ўлас

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 53

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016 - Людмила Ивановна Рублевская бесплатно.

Похожие на Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016 - Людмила Ивановна Рублевская книги

Пограничная летопись Беларуси. Книга V. Советско-польская война (март 1919 – март 1921) - Л. Спаткай - История
История Беларуси - Митрофан Довнар-Запольский - История
БССР и Западная Белоруссия. 1919-1939 гг. - Лев Криштапович - История / Публицистика
История белорусского театра кукол. Опыт конспекта - Борис Голдовский - История
Отпадение Малороссии от Польши. Том 3 - Пантелеймон Кулиш - История
Право - Азбука, Теория, Философия, Опыт комплексного исследования - Сергей Алексеев - История
Пограничные формирования Беларуси. 1918—2016 - Л. Спаткай - История
Беларусь. Полная история страны - Вадим Кунцевич - Исторические приключения / История
«Несвядомая» история Белой Руси - Всеслав Зинькевич - История
История воссоединения Руси. Том 1 - Пантелеймон Кулиш - История

Оставить комментарий