Форма входа
Читем онлайн Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (Сборник) - Виктор Пелевин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Он предчувствовал! – сказал женщина. – Он знал! Теперь это совершенно ясно. Действительно, в последнее время Жора интересовался духовными вопросами – видимо, ощущал приближение конца. Говорил, что заново открыл для себя Библию. Помню, с удивлением повторял: «Со всеми заповедями согласен! Вот только не пойму, почему любовь грех...»
Степа переключил программу и увидел Зюзю с Чубайкой. Анимационная группа успела среагировать на весть о трагедии – на рукавах Зюзи и Чубайки были траурные повязки, причем у Зюзи она была с красной полосой посередине. Одетый в бархатный халат Чубайка лежал на диване, покуривая кальянчик, а Зюзя в мокром ватнике стоял неподалеку и время от времени ударял лбом о стену, производя глухой загадочный звук.
– Знаете, Чубайка, – говорил он в промежутках между ударами, – наше общество напоминает мне организм, в котором функции мозга взяла на себя раковая опухоль!
– Эх, Зюзя, – отвечал Чубайка, выпуская струю дыма, – а как быть, если в этом организме все остальное – жопа?
– Чубайка, да как вы смеете? – От гнева Зюзя ударил головой в стену чуть сильнее.
– Зюзя, ну подумайте сами. Будь там что-то другое, опухоль, наверное, и не справилась бы.
– Так она и не справляется, Чубайка!
– А чего вы ждете, Зюзя, от опухоли на жопе?
На следующем канале был поэтический вечер. Выступал седой титан-шестидесятник Арсений Витухновский. Махая в воздухе кулаком (что делало его слегка похожим на Зюзю), он читал:
Плачьте, бинокли и трубы подзорные!Скушали ослика волки позорные.Не доиграв, он уходит со сцены.В черную щель закатились семь центов...
«А этот откуда про семь центов знает? – подумал Степа, переключая канал. – Хотя да...»
– ...невероятно разносторонняя натура, – затараторила красноволосая женщина. – Знаете, офис у Жоры находился на улице Курской битвы. Не знаю, по этой причине или нет, но он уже долго работал над экспериментальным романом о крупнейшем танковом сражении Второй мировой. Его мыслью было увидеть великие дни нашей истории глазами Достоевского...
– Да-да, – перебил морячок. – Роман назывался «Приказание и наступление». Он рассказывал, что ему помогают два текст-билдера, но на какой стадии проект, не уточнял...
– Кроме того, – неприязненно покосившись на морячка, продолжала красноволосая, – он рисовал картины и писал музыку. Короче, обеспечивал работой человек пятнадцать. Помните его любимую поговорку? «Красота спасет мир и доверит его крупному бизнесу!» Если бы все наши банкиры были такими, мы бы жили при втором Возрождении!
– Да, энергии ему было не занимать, – вздохнул морячок и почему-то покраснел.
– Но откуда она бралась? – спросила женщина. – В чем была его, так сказать, основополагающая мотивация? Может быть, вы скажете, Насых Насратуллаевич?
– Я? – переспросил бритоголовый Кика с таким видом, словно его обидело это обращение. – Извольте. Но это трудная тема. От нас ушел не просто чей-то друг или партнер. От нас ушел Алеша Карамазов русского бизнеса. Он был не просто яркой, глубокой и страстной личностью. Он осознавал себя как капиталист. И был полон решимости доказать, что капитал может все. Ах, если бы кто-нибудь записывал за ним его слова! Со временем вышла бы книга, достойная лечь на чашу весов напротив «Капитала». Как помогла бы нам она в эти трудные годы! За все свои дары человечеству, говорил Жора, капитал хочет совсем немного – чтобы мы согласились забыть себя, играя простые и ясные роли в великом театре жизни. Но где взять на это сил? Здесь, полагал Жора, может помочь только стоицизм. Сила обретается в постоянстве внутреннего жеста, который может быть произволен, но должен переживаться на сто процентов всерьез... И слово у него не расходилось с делом. Единственное, в чем я иногда по-товарищески упрекал его, – это в том, что он чересчур полагается на своих концепт-стилистов, хоть все они были художники с мировыми именами. Жора, говорил я ему, ну посмотри, во что они тебя превратили! Как ты не понимаешь, что современный художник – просто презерватив, которым капитал пользуется для ритуального совокупления с самим собой? Почему ты так слепо веришь этим штопаным гандо...
– И что он отвечал? – торопливо перебила женщина.
– Он смеялся. В этом и дело, говорил он. Смысл жизни только в самовыражении. Но у бизнесмена не может быть иной самости, кроме капитала. А лучшие формы самовыражения капитала дает современное искусство. Так почему не сделать произведением искусства всю жизнь, превратив ее в непрерывный хэппэнинг? Я спрашивал – но зачем же именно так? А он говорил – помнишь, как это у Пастернака: «И чем случайней, тем вернее...» С ним невозможно было спорить на эту тему, за ним надо было записывать, записывать, записывать...
Степа щелкнул пультом и опять попал на поэтический вечер. Теперь на сцене стоял другой пушкин, похожий на Чубайку. Он был одет в расшитую васильками рубаху навыпуск. Застыв в характерной для театра Кабуки позе, он медленно разводил поднятые над головой руки, словно разрывая на две половины невидимый парус:
Пахнет сеном тропинкав навек наступившее сатори,Над тесемкой смешноюуже не рыдают смычки.Только совесть страны,академики Познер и Сахаров,Все никак не протрутзапотевшие кровью очки...
Степа поморщился от ассоциаций, которые возникли у него со словом «очко» во множественном числе, вздохнул и вернулся на канал, где беседовали красноволосая женщина, морячок и бритоголовый Кика.
– А сколько невероятных слухов ходило про эти ослиные уши и все, что их окружало! – всплеснула руками женщина. – Как вы считаете, верно ли, что так проявлялась его репрессированная гомосексуальность, в которой он до самого конца не хотел себе признаться, пытаясь спрятать от себя то, что ему, человеку классической культуры, казалось невозможным принять? Даже не спрятать, неправильное слово... а как бы вынести за скобки личности путем предельного остранения?
– Знаете, я не психоаналитик, – наморщился Кика. – Не знаю, какие там у личности скобки. И меня безумно раздражает этот педерастический детерминизм, который сводит к репрессированной гомосексуальности все, что чуть выходит за умственный горизонт биржевого маклера. Поэтому давайте не будем слишком углубляться в эту тему. Да, он часто краснел, когда занимался любовью. Но это можно объяснить просто-напросто тем, что его голова склонялась слишком низко к полу. И я уверен, что анальный секс никогда не был для него главным. Вряд ли он вообще имел какое-то значение, кроме чисто метафорического...
– Да-да, – влез морячок. – Я тоже так думаю. В последнее время мне стало казаться, что его настоящей мишенью был голливудский оскал американского национал-капитализма. Вспомните, что осел – это эмблема республиканской партии США! Я уверен, проживи Жора дольше, он ударил бы и по демократам.
Красноволосая женщина снова поглядела на морячка с неприязнью. Кика никак не отреагировал на его слова.
– Накладные уши были куда важнее секса per se, – продолжал он. – В первую очередь они требовались ему для того, чтобы довести ситуацию до абсурда, даже не довести, а выстроить как изначально абсурдную. Знаете, он обожал Ги Дебора и часто повторял: «Мы еще заставим общество спектакля аплодировать нам стоя!» Это была гениальная игра сильного и одаренного человека. Но настал день, когда неутолимая жажда жизни сменилась усталостью и разочарованием...
– Вы полагаете, это была гениальная игра? А зачем тогда он надел их, ну... Перед самой кончиной? Когда был совсем один?
– Ну, знаете ли... Как сказал кто-то из великих французов: «Сегодня мы играем без зрителей. Сегодня мы играем свою жизнь».
60
Зазвонил лежащий на полу мобильник. Степа посмотрел на него с опаской, словно это был ядовитый зверек, пронзительным визгом предупреждающий об атаке. Мобильный все звонил и звонил. Степа чертыхнулся и поднес трубку к уху.
– Тридцать четвертый, тридцать четвертый! – сказал в трубке неестественный бас. – Я сорок третий! Прием!
– Кто это? – дернулся Степа.
– Это Леон, – сказал Лебедкин своим нормальным голосом. – Че, напрягся? Не надо, зря. Джедаи про всех все знают. У них работа такая.
– И что, – спросил Степа, – много интересного?
– Так... Всякое разное. У кого коровий череп в сейфе. У кого эсэсовский нож в столе. Один жабу лижет, когда дрочит, другой белой крысе молится. Имен называть не буду, сам, наверно, уже догадался. А есть и такие, кто вообще только в деньги верит. Эх, знал бы ты, Степа, что за люди миром правят. Стал бы циником.
– А я и так циник, – сказал Степа.
– Да, – согласился Лебедкин, – я заметил вчера. Кстати, раз уж ты сам об этом заговорил. Ты не в курсе, что это за «семь центов»? Жоре теперь не повредит, скажи.
– Не в курсе, – вздохнул Степа. – Опоздал.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (Сборник) - Виктор Пелевин бесплатно.
Похожие на Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (Сборник) - Виктор Пелевин книги
- TRANSHUMANISM INC. (Трансгуманизм Inc.) (Трансгуманизм) - Пелевин Виктор Олегович - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Голубой бриллиант - Иван Шевцов - Современная проза
- Стихотворения - Сергей Рафальский - Современная проза
- Семь дней творения - Марк Леви - Современная проза
- Путешествие в Город Мертвых, или Пальмовый Пьянарь и его Упокойный Винарь - Амос Тутуола - Современная проза
- Желтая стрела - Виктор Пелевин - Современная проза
- Перед закрытой дверью [Die Ausgesperrten ru] - Эльфрида Елинек - Современная проза
