лишь занимался коммуникациями.
Боже, это же элита Рейха, почему они здесь? Я сидел с ними на борту подлодки, мы плыли, чтобы выполнить миссию по отправке «сообщения»…
…
20 апреля.
Судя по словам капитана, мы направляемся в южную Атлантику.
Мы были в море, и кто-то наконец решился описать детали миссии.
На борту этой подлодки были самые лучшие достижения военной технологии Третьего Рейха – ракеты V2, ракетный двигатель «Джанке», зарисовки, связанные с танками «Тигр», и т. д.
Образцы этого оружия должны были быть доставлены в Японию.
Информации о десяти баррелях не было даже у капитана. Он просто сказал, что это какой-то редкий материал для какого-то особого оружия.
Было тихо. Люди перешептывались, спали, чтобы убить время. Единственным человеком, который хотел говорить со мной, был ядерный физик по имени Фабиан. Пусть я и не особо в этом разбирался, это не мешало нашей дружбе.
Он сказал, что в этой атмосфере только общающиеся люди могут сохранить себе разум. Я с ним согласился. Когда я не веду дневник, мы просто разговариваем.
…
22 апреля.
Сегодня мы говорили о ядерной физике, хотя я абсолютно без понятия, что это.
U-235. Зловещий набор из буквы и цифр. Сокращение от «уран 235».
Я не знал, что это означает, я просто слушал его слова. Это – вещество, с помощью которого можно было сделать мощную бомбу. Он загадочно мне сказал, что если мы доставим 10 баррелей урана в Японию, мы можем изменить историю.
Я фыркнул, так как знал, что даже на поле боя несколько бомб ничего не изменят. Если бы было так, мы бы давно уже выиграли. Мы послали 10 тысяч бомб в Лондон.
- Но эта бомба была бы другой.
- Да? Что насчет ракет V2?
Фабиан рассмеялся.
- Это сравнимо с объединением всех ракет V2 и ракет из Лондона.
Окей, теперь я думаю, что он немного сошел с ума.
…
4 мая.
Ситуация ухудшается.
Станция «Голиаф», которая обеспечивала нас сигналом и связью с внешним миром, внезапно замолчала. То же самое произошло с главной морской станцией в Берлине.
Мы все еще получали телеграммы, и мы знали, что происходило самое ужасное.
Германия уже объявила о капитуляции, командующий флотом Данниц приказал всем ядерным подлодкам всплыть на поверхность, поднять белый флаг и сдаться силам Союзников.
Все замолчали.
Кто-то предположил, что это может быть слухом, пущенным специально для разведки Союзников. Но кто-то сказал, что, быть может, это и было причиной нашего отплытия – положение Берлина.
Со-капитан сказал, что тишина в эфире – это подтверждение информации. Но капитан не согласился и приказал продолжать путь.
U-235 не является частью морских сил, так как у нее миссия прямо от лидера, значит, мы не должны были слушать Данница. Цель – Токио.
Независимо ни от чего, лодка продолжает свой путь. Но я мог чувствовать, что не всем это нравилось, в том числе и самому капитану.
…
10 мая.
Мы только прошли мимо Аргентины и вошли в Тихий океан через самую южную точку Америки.
Сейчас мы уже должны были сбежать от преследования Союзников.
Никто не чувствовал из-за этого радость.
Германия уже окружена, но мы – солдаты Германии, есть ли для нас смысл сражаться?
Может, мы должны сдаться каким-нибудь кораблям Союзников поблизости, если это не британцы, то американцы пустят нас домой. Мы не совершили никаких преступлений, с момента отплытия мы не выпустили ни одной торпеды.
…
11 мая.
Произошло еще кое-что, но не в открытом мире, а на борту подлодки.
Кое-кто умер. Это был лейтенант Бертранд. Он выпил слишком много снотворного. Самоубийство.
…
14 мая.
Я пишу это, а Фабиан уже сошел с ума. Он постоянно что-то бормочет.
Я не понимаю этих безумных слов. «Это не физика», «мы с самого начала совершили ошибку», «это не частица, нет, это даже не материально», «не то чтобы современная технология не могла поймать это, оно даже не существует».
Он нашел меня и признался, что у него ключ, он умолял меня достать портфель.
Я отказал, миссией была его доставка в Токио, до этого никто не мог его открыть.
Видя, что я не поддамся, он решил не настаивать.
…
1 июня.
Мы должны были прибыть в Окинаву 10 дней назад, чтобы затем отправиться по безопасному маршруту к Токио.
Но произошел несчастный случай.
Когда мы оказались на юге Тихого океана, у нас установилась радио-тишина, но поприветствовали нас не силы Японии, а американцы.
Бок подлодки был поврежден, но нам удалось уйти.
По-видимому, Япония проиграла. К сожалению, Окинава, должно быть, была уже в чужих руках.
…
2 июня.
Капитан нашел Фабиана.
- Если бы мы отправили 520 кг урана в Токио, это могло бы изменить войну?
Фабиан прямо не ответил.
- Даже если США потеряли бы Нью-Йорк на месяц, изменило бы это войну?
Капитан промолчал. Все знали, что сейчас изменить ситуацию было невозможно.
- А этот портфель?
Фабиан покачал головой.
- Слишком поздно.
…
4 июня.
Чтобы избежать попадания в зону поисковых самолетов, нам пришлось изменить курс к Новой Зеландии.
Кто-то сказал, что на корабле было достаточно припасов. Может, нам стоит найти маленький островок и прожить там до конца наших дней.
Кто-то другой не согласился. Никто не совершал военных преступлений, у большинства были семьи, они думали об их безопасности.
Наконец Союзники приняли решение за нас.
Недалеко от острова Большой Барьер нас окружили три судна.
Должны ли мы сдаться или же сражаться до смерти?
К моему удивлению, капитан спросил у меня, – он не говорил со мной с момента посадки.
Если честно, у меня была прекрасная жена и очаровательная дочь. Я не хотел умирать, я чувствовал вину из-за креста, который висел на моей груди, но я сказал, что хочу сдаться.
Капитан в ответ на мои слова облегченно выдохнул.
Тяжелый вес упал с его плеч, он даже сказал мне «спасибо».
…
5 июня.
Внезапное восстание.
Капитан погиб – застрелен.
Фабиан убил себя.
На борту осталось 7 человек. Помимо меня, остальные были военными преступниками. Кто-то предложил казнить меня, потому что я предал волю нашего лидера. Но кто-то другой сказал, что это необязательно, меня можно просто запереть.
Люди, которые не хотели сдаваться, предложили залечь в заливе Хаураки, идя противоположным путем от поисковой команды.
К счастью, мы нашли траншею возле порта Джексон. Пока мы прячемся здесь, нас никто не найдет.
Припасов достаточно, чтобы продержаться до конца года,
