который появляется в моей голове чуть позже, когда мои парни отчитываются, куда Лори отправилась на выходные. И эта мысль минимум раз в час взрывает мне мозг, даже когда пытаюсь переключиться на другие задачи.
Ну а чего я ожидал, собственного? Что одно мое появление перечеркнет последних три года ее жизни, в которых меня не было? Что моя обезьянка, которую я собственными руками учил легко отпускать прошлое и не хвататься за мужиков, вдруг снова превратиться во влюбленного единорога? Тем более, что у Авдеева, блядь, против меня есть огромный, размером с небоскреб, козырь — это его ребенка она ждет. Если он об этом узнает — мы неминуемо столкнемся лбами, потому что ни один не захочет добровольно отступить. Он — потому что захочет принимать участие в жизни своего сына, я — потому что не смогу отдать ему Лори.
Единственная причина, по которой ситуация остается более-менее стабильной — личное желание Лори держать Авдеева на расстоянии. Но сколько это продлится? Еще день? Еще месяц? Или она родит и решит, что не готова держать в секрете от Авдеева факт его отцовства?
— Вот, эта палата будет забронирована за вами на две недели. — Доктор, довольно молодой и на удивление спортивный мужик с внешностью Дольфа Лундгрена, заводит меня в огромное светлое помещение, оборудованное по последнему слову техники.
Я подхожу к окну, откуда открывается симпатичный вид на городской парк, и прикидываю, что Лори он обязательно понравится. Что если это будет допустимо — мы сможем брать сына и выходить с ним на прогулки.
Сына.
Я ни разу не произнес это слово вслух, но после того, как увидел его в животе Лори, иначе и думать о нем не могу. Хотя до сих пор не до конца понимаю, что чувствую всякий раз, когда реальность внезапно напоминает — это не мой сын. По крайней мере биологически.
— Нам подходит.
Я даже не чувствую укола совести за то, что решаю это в одно лицо.
Остается только вставить дату и подписать документы. Я не знаю точно, когда именно у Лори подойдет срок, но у меня есть видео и фото с УЗИ, и последняя озвученная врачом дата ее срока, так что после нехитрых манипуляций медсестра помогает определиться с временным диапазоном. Тем более, что я бронирую место на целых две недели. Все-таки у меня есть определенная слабость к иностранному подходу ведения дел — никто даже не пытается узнать, по какой причине такой важный вопрос я решаю сам, без участия будущей мамы. Главное, что чек оплачен и на бумагах стоит моя подпись. Но все равно тщательно записывают в бланк паспортные данные будущей пациентки и ее контакты, уверяя меня в том, что это просто формальности и беспокоить Лори по пустякам никто не будет: все вопросы решать только через меня.
Немного позже, когда я заваливаюсь в маленькое кафе неподалеку, соображаю, что везти Лори на последних неделях беременности, даже частным бортом — не самая лучшая идея. Хотя в идеале было бы заставить ее прилететь сюда прямо сейчас и оставаться тут до самого конца срока, только хрена с два она меня послушает. Но, скорее всего, нужно присматривать жилье в соседних кварталах, чтобы в случае чего — я мог принести ее в больницу пешком, босой и на руках.
И пока я пью кофе и раздумываю над тем, как все это устроить, до меня внезапно доходит еще одна очевидная мысль — мне будет спокойнее, если Лори будет рядом. Почему, блядь, она вообще до сих пор живет одна, если ввязалась в грязную игру со старой тварью Завольским, на котором от всех его подвигов буквально клейма негде ставить? Почему, блядь, я живу один в двухэтажной квартира площадью как загородный особняк, если мы запросто можем жить там вдвоем и при этом даже не пересекаться, если вдруг она снова начнет задвигать про свои личные границы?
Эта мысль варится во мне весь вечер, до самого возвращения в гостиницу.
— Шутов? — слышу откуда-то справа женский голос. И снова, уже громче и с таким восторгом, как будто я какая-то кинозвезда. — Шутов, ты?!
Поворачиваюсь — и на меня налетает худое женское тело.
Секунду жестко туплю, потом беру ее за плечи, решительно отодвигаю и пытаюсь понять, что за херня происходит.
Темные гладкие волосы, красивое лицо, обезображенное потекшим макияжем, растертая губная помада. Мне требуется еще немного времени, чтобы разглядеть за всем этим «фасадом» знакомые черты.
— Мне тебя сам бог послал! — Рудницкая закатывает глаза и облегченно стонет, одновременно хватая меня за запястья, как будто боится, что я могу вдруг исчезнуть. — Слава богу. Боже. Я уже думала, что…
Она спотыкается на полуслове, фиксирует взгляд где-то у меня за спиной и ее глаза становятся круглыми от страха. Пальцы на моих запястьях судорожно дрожат.
Да блядь, что происходит?
— Шутов, умоляю, не отдавай меня ему… — Ее губы дрожат и кривляются, и я только сейчас замечаю за тонной потекшей «штукатурки» парочку свежих кровоподтеков. — Пожалуйста, умоляю, прошу…
— А ну сюда иди, шалава! — громыхает неподалеку скрипучий, немолодой и обезображенный алкоголем голос. — Ты за кого там спряталась, блядина подзаборная?!
Я успеваю повернуться за мгновение до того, как здоровенная туша пытается схватить меня за шиворот и освободить дорогу к Юле. В такие моменты я даже немного благодарен своему сиротскому детству и улице: уже давно не голодаю и не сплю под открытым небом, но рефлексы до сих пор работают как часы.
Мне нужна всего пара движений, чтобы заломить «быку» руку, вывернув ее до состояния, когда тело приобретает необходимую мягкость и гибкость. Ничего суперкрутого, потому что с такими тушами это и не требуется — они привыкли оттачивать бойцовские навыки на тех, кто значительно слабее, а на таких лбов как я налетают исключительно по пьяной лавочке. На трезвую голову вряд ли бы сунулся, потому что неприкосновенность собственной рожи для них всегда на первом месте.
— Больно, блядь! — орет тело, пока я укладываю его рожей в пол. — Ты знаешь, кто я?! Да я тебя, мудака…
Его ор привлекает слишком много ненужного внимания, так что пока сотрудники гостиницы вызывают в холл охрану, я улучаю момент и разок прикладываю гандона локтем в нос. Он завывает от боли, но на какое-то время ему становится явно не до разговоров.
Где-то сзади тяжело дышит и всхлипывает Рудницкая.
Так проходит еще около минуты, пока инициативу не перехватывает пара крепких парней из охраны. Тело Юлиного обидчика под руки утаскивают подальше
