Форма входа
Читем онлайн Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... - Арсений Замостьянов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И Державин спрятал рукопись в своём бюро — в доме на Литейном, где они с Пленирой снимали квартиру. Он понимал, что скрывает от публики едва ли не лучшую свою оду — и, конечно, мечтал, чтобы она всё-таки пошла в народ. К нему нередко заходил Осип Петрович Козодавлев — сосед, приятель, сослуживец по экспедиции о государственных доходах и, что важно, стихотворец. Козодавлев — один из многих выдвиженцев Вяземского, кто надолго остался в правящей элите. Сам Александр Благословенный сделает его — старика — министром внутренних дел. Козодавлев всюду успевал.
Этот господин — новое действующее лицо в нашем повествовании и в судьбе Державина. Подобно Державину, он лихо совмещал в себе страсть к литературе и административные умения. О европейском просвещении он знал не понаслышке и не по перекошенным подстрочникам. Как-никак, за плечами — Лейпцигский университет, юридический курс, знакомства в литературных кругах Германии. Он был младше Державина на десятилетие, но при дворе держался увереннее своего старшего товарища: Козодавлев никогда не был ни провинциалом, ни солдатом.
Однажды в присутствии Козодавлева Державин копался в ящиках бюро — и показал Осипу Петровичу краешек рукописи. Вспоминая об этом, Державин убеждает нас, что это произошло случайно. Кто знает? Мемуарист имеет право на лукавство. Если верить Державину, Козодавлев проявил любопытство, а поэт позволил себя уговорить и дал соседу почитать «Фелицу» под строгим наказом (Гаврила Романович вспоминал, что дело дошло до клятвы!) не показывать крамольную оду никому, кроме Анны Осиповны Бобрищевой-Пушкиной — тётки Козодавлева, которая любила поэзию и восхищалась персонально Державиным.
Вечером того же дня Козодавлев вернул оду автору. Но тут начались события головокружительные. Державина вызвал к себе сам патриарх российского меценатства — Иван Шувалов. С порога Шувалов огорошил его вопросом: «Как нам быть? Оду вашу требует к себе князь Потёмкин!» Стало ясно, что речь идёт о «Богоподобной царевне…». Шувалов решил посоветоваться с автором: послать ли Потёмкину полный вариант «Фелицы» или отредактировать специально для всесильного фаворита, уничтожив строки, которые могут его рассердить. Державин изумился: откуда у Шувалова потаённая ода? Меценат признался, что получил её недавно, под большим секретом, но не удержался давеча во время застольной литературной беседы. Кто-то заметил, что у нас нет лёгкой поэзии во французском стиле, а Шувалов в ответ со смаком продекламировал «Фелицу». Все собравшиеся чрезвычайно хвалили монолог «мурзы», но теперь слух об оде дошёл до Потёмкина и Шувалов опасается последствий. Ведь Державин про князя Таврического написал ох как ершисто! Колко написал! А среди гостей Шувалова в тот вечер были и Безбородко, и Завадовский — уж эти найдут способ донести крамольное содержание оды и до Потёмкина, и до Вяземского.
Державин ответил в духе «двум смертям не бывать, а одной не миновать»: «Нет: извольте отослать как они есть, — рассуди в мыслях своих, что ежели что-нибудь выкинуть, то показать тем умысл на оскорбление его чести, чего никогда не было, а писано сие творение из шутки насчёт всех слабостей человеческих».
Он храбрился, но возвращался от Шувалова в панике. Тут же встретился со Львовым и попросил того разведать: что думает о «Фелице» Безбородко? Но дело само собой успокоилось: Потёмкин не позволил себе обидеться, ода ходила в списках — и никаких несчастий автору не принесла. Летом 1783 года E. Р. Дашкова, возглавив Академию наук, задумала обустроить русскую литературу как Летний сад, по лучшим образцам. Для вымечтованного журнала Козодавлев (он считался первым помощником княгини в литературных делах), совершенно забывший про клятву, тут же предоставил список «Фелицы».
Журнал назвали «Собеседником». Лёгкая беседа о самом важном — любимый жанр эпохи. Впрочем, по законам того церемонного времени столь краткого названия у почтенного издания быть не могло. Назовём полное имя: «Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и в прозе некоторых российских писателей». Первая книжка журнала вышла в июне 1783 года, и открывалась она удивительным стихотворением, у которого тоже имелось длинное название: «Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782». Но имелось и краткое — «К Фелице». А уж потом возникло и кратчайшее — «Фелица».
Дашкова в «Фелицу» сразу влюбилась и сделала ставку на Державина — да иначе и быть не могло. Подобных открытий в русской литературе не было со времён ломоносовского дебюта. Только Ломоносов изумлял гармонической высокопарностью, а Державин — иронией и откровенностью.
Дальше — больше. Поглядим, как вспоминал о своём звёздном часе сам Державин: «…в первое воскресенье, в которое она обыкновенно езжала к императрице для поднесения ей об Академии своих рапортов, поднесла и тот журнал, на первой странице которого помещена сия ода. В понедельник поутру рано присылает императрица к ней и зовёт её к себе. Княгиня приходит, видит её стоящую, расплаканную, держащую в руках тот журнал; императрица спрашивает, откуда она взяла сие сочинение и кто его писал. Княгиня сначала испугалась, не знала, что отвечать; императрица её ободрила, сказав: „Не опасайтесь; я только вас спрашиваю о том, кто бы меня так коротко знал, который умел так приятно описать, что, ты видишь, я, как дура, плачу“. Княгиня ей сказала об имени автора и всё, что могла, об нём хорошего».
Вскоре Державин получил посылку из той самой сказки. Он обедал у Вяземского. Только закончил трапезу — как почтальон принёс пакет: «Из Оренбурга от Киргизской царевны к Мурзе». Державин немедленно понял, что к чему, вскрыл упаковку — и сердце его заколотилось. Золотая табакерка, усыпанная бриллиантами, а в ней — 500 червонцев! Экспедитор быстро сосчитал — да это же почти три тысячи рублей! Вот это выигрыш! Правда, и риску не меньше, чем в карточной игре.
Голова закружилась, скромный великовозрастный статский советник почувствовал себя кумом королю, ему захотелось покуражиться. Предлог нашёлся легко: он — чиновник, столоначальник, а тут — подарки из Оренбурга. Его — честнейшего из честных — могут уличить во взятке. И Державин обратился к Вяземскому: «Прикажете ли принять подарок из Оренбурга, от киргизской царевны?» Князь сурово спросил: «Какой? Что за подарки от киргизцев?» Державин показал роскошную безделушку.
Вяземский кисло посмотрел на табакерку, потом — на Державина. Сразу всё понял: «Возьми, братец, когда жалуют». И добавил многозначительно: «Вижу и поздравляю». Но поздравление не было искренним. «С того времени закралась в его сердце ненависть и злоба, так что равнодушно с новопрославившимся стихотворцем говорить не мог: привязываясь во всяком случае к нему, не токмо насмехался, но и почти ругал, проповедуя, что стихотворцы неспособны ни к какому делу. Всё сие сносимо было с терпением, сколько можно, близ двух годов», — жаловался Державин в «Записках».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... - Арсений Замостьянов бесплатно.
Похожие на Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век... - Арсений Замостьянов книги
- Александр Суворов. Первая шпага империи - Замостьянов Арсений Александрович - Биографии и Мемуары
- Фельдмаршал Румянцев - Арсений Замостьянов - Биографии и Мемуары
- Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу - Михаил Державин - Биографии и Мемуары
- Мой XX век: счастье быть самим собой - Виктор Петелин - Биографии и Мемуары
- Маленький принц и его Роза. Письма, 1930–1944 - Антуан де Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары
- Потемкин - Ольга Елисеева - Биографии и Мемуары
- Большая Медведица - Олег Иконников - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Я пел с Тосканини - Джузеппе Вальденго - Биографии и Мемуары
- Venceremos - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Периодические издания / Шпионский детектив
