Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это было хорошим, порою даже загадочным, порою же столь сложным на вид, что казалось интересным, а то и увлекательным, – тем, что жизнь по большей части пропускает мимо ушей, что мы воспринимаем как сущую мелочь в сравнении со всем причитающимся нам по вечному праву.
Но наилучшее? Что пользы думать о нем? После того, как ты вступишь в брак и изгадишь его, это понятие лишается смысла; а может, уже и после того, как ты, пятилетний, съедаешь свой первый банан и понимаешь, что не отказался бы от другого. Иными словами, забудьте о наилучшем. Оно прошло.
Моя подруга Салли Колдуэлл – вдова бывшего юноши, с которым я учился в военной академии «Сосны залива», Уолли Колдуэлла из Лейк-Фореста, по прозвищу Проныра; по этой причине мы с Салли иногда ведем себя так, точно за плечами у нас общая долгая горестно-сладкая история потерянной любви и примирения с роком, – каковой у нас не имеется. Просто Салли, которой сейчас сорок два, увидела мою фотографию, адрес и короткие воспоминания об Уолли в «Сучьях сосны» – книге, напечатанной к празднованию (на коем я не присутствовал) 20-летия нашего выпуска и посвященной бывшим питомцам «Сосен залива». В то время она не отличила бы меня и от призрака Белы Лугоши[42]. Просто стараясь измыслить любопытные воспоминания и пролистывая старый ежегодник академии в поисках кого-нибудь, кому я мог бы приписать нечто забавное, я выбрал Уолли и послал в редакцию веселый, задушевный рассказ о тех годах, мимоходом упомянув о том, как он однажды спьяну постирал свои носки в настенном писсуаре (полное вранье; Уолли я выбрал просто потому, что узнал из другой школьной публикации о его смерти). Однако эти мои «воспоминания» попались Салли на глаза. Строго говоря, об Уолли я только и помнил, что он был полным угреватым очкастым юнцом, всегда пытавшимся курить «Честерфилд» через мундштук, – персонажем, который, несмотря на некоторое сходство, оказался вовсе не Уолли Колдуэллом, а кем-то еще, чье имя мне вспомнить так и не удалось. Я давно уже рассказал об этом гамбите Салли, и мы с ней от души посмеялись.
Позже я узнал от нее, что Уолли отправился во Вьетнам примерно в то время, когда я вступил в морскую пехоту, и его едва-едва не разорвало на куски при какой-то нелепой судовой аварии, наградившей беднягу периодическими приступами душевной болезни, – он, впрочем, вернулся домой, в Чикаго (где его преданно ожидала Салли с двумя детьми), распаковал вещи, поговорил о своем желании изучать биологию, а спустя две недели исчез. Полностью. Сгинул. С концами. Милый молодой человек, из которого мог получиться незаурядный садовод, обратился в вечную загадку.
Салли же, в отличие от расчетливой Энн Дикстра, замуж больше не вышла. В конечном счете ей пришлось – по связанным с налогами причинам – подать на развод с Уолли, которого признали без вести пропавшим. Однако она держалась, растила в одиночку двоих детей в чикагском пригороде Хоффман-Истейтс, получила в Академии Лойолы степень бакалавра по управлению маркетингом, одновременно работая на полной ставке в индустрии приключенческого туризма. Обеспеченные родители Уолли помогали ей сводить концы с концами и оказывали моральную поддержку, понимая, что она в сумасшествии их сына не повинна и что бывают случаи, когда никакая любовь человеку не поможет.
Годы шли.
И едва дети оперились настолько, что их можно было спокойно отпустить из гнезда, как Салли приступила к осуществлению давнего плана – наполнить свой парус свежим ветром, любым, какой ни подует. А в 1983 году, направляясь на арендованной машине в Атлантик-Сити, завернула в поисках чистой уборной в «Штат садов» и случайно увидела на Побережье Саут-Мантолокинг, а там глядящий на океан большой дом в стиле королевы Анны, с верандой и балконом, – дом, который она могла бы купить с помощью своих и мужниных родителей, в который дети были бы рады приезжать с друзьями и супругами, пока она станет осваиваться в каком-нибудь новом деле. (Салли стала маркетинговым директором, а затем и владелицей агентства, которое снабжает билетами в бродвейские театры людей, переживающих последние стадии неизлечимых болезней и по каким-то причинам считающих, что, увидев восстановленного «Оливера» или первую лондонскую постановку «Волос», они смогут расцветить свои жизни – потускневшие ввиду приближения смерти – более яркими красками. «Выход на поклоны» – так называется ее компания.)
Я, по счастью, попал в поле зрения Салли, когда она прочитала в «Сосновых сучьях» мою биографическую справку и воспоминания о суррогатном Уолли, поняла, что я – нью-джерсийский риелтор, и отыскала меня, думая, что я смог бы помочь подобрать для ее компании здание попросторнее.
В одно, годовой почти давности, субботнее утро я приехал и увидел ее – угловато-красивую, седеющую блондинку, голубоглазую, очень высокую, с длинными ногами манекенщицы (одна на дюйм короче другой, следствие случившегося на теннисном корте несчастья, ну да и ладно) и с привычкой поглядывать на тебя искоса, как будто ты несешь бог весть какие глупости. Я пригласил ее поужинать в ресторанчике «У Джонни Матасса», что в Пойнт-Плизанте, и мы засиделись там до ночи, разговаривая на темы, весьма далекие от расширения офисного пространства, – о Вьетнаме, о перспективах демократов на предстоящих выборах, о прискорбном состоянии американского театра и ухода за стариками, о том, как нам повезло, что дети наши не наркоманы, не будущие уголовники и не малоприспособленные к жизни социопаты (мое везение по этой части, возможно, идет на убыль). Ну а дальнейшее понятно. Самое обычное, неизбежное дело, природа всегда готова взять свое, да и о здоровье нашем тоже думать не грех.
В Нижнем Скванкуме я сворачиваю с шоссе и дальше лечу по NJ 34, которое переходит в береговое NJ 35, а там присоединяюсь к окутанному парком потоку машин, чьи владельцы начали праздновать 4 июля раньше всех, – это люди, которым до того нравятся мучения и езда машина к машине, что они готовы вставать затемно и в течение десяти часов добираться сюда из Огайо. (Многие из этих граждан «Штата конского каштана», замечаю я, – сторонники Буша, и мне начинает казаться, что они подлейшим образом присваивают себе наше праздничное настроение.)
Дорога пронизывает Бей-Хед и Вест-Мантолокинг, патриотические вымпелы и американские флаги плещутся вдоль нее и на коротких улочках, уходящих к набережной, за которой видны клонящиеся и попрыгивающие паруса, а дальше – подернутый легким маревом синевато-стальной океан. Настоящего, переливающегося через край патриотического пыла в этой картине не ощущается – обычная повседневная летняя толкотня шумных «харлеев», мопедов, открытых джипов с торчащими из них досками для серфинга, затиснувшихся между «линкольнами» и «плимутами» со стикерами «ПОПРОБУЙ МЕНЯ ОБОГНАТЬ!». На пропеченных солнцем тротуарах теснятся в очередях за ирисками и мороженым нетерпеливые, тощие, одетые в одни лишь бикини девчушки-подростки, а на пляже восседают в высоких деревянных креслах спасателей качки обоих полов, бездумно глядящие на воду, скрестив на груди руки. Парковки заполнены; места в береговых мотелях, на стоянках жилых автоприцепов, сдаваемые в аренду квартирки забронированы еще несколько месяцев назад, снявшие их люди нежатся теперь под солнцем в привезенных из дому шезлонгах или лежат, читая, на узких верандочках, окруженных кустами остролиста. Иные же просто стоят с палочками в руках на старых, тридцатых еще годов, дощатых тротуарах и удивляются: разве когда-то оно – лето – не было временем душевного подъема?
Справа от меня, за городом, открывается вид на широкий простор пасмурного, солоноватого эстуриального плато – безрадостного, утыканного ивами-шелюгами, кустами шиповника, завязшими в грязи гнилыми остовами лодок; над всем этим царит видная отовсюду огромная, розовая, как первоцвет, водокачка, а за нею снова тянутся однообразные жилые дома. Таков Серебряный Залив, чье небо оперено темными чайками, скользящими к океану по пятам за утренней грозой. Я миную одинокого, затянутого в кожу байкера, он стоит на обочине у поломавшегося мотоцикла и просто ждет чего-то, впитывая в себя панораму речного устья и пытаясь, полагаю, понять, как добраться отсюда туда, где ему смогут помочь.
Ну вот я и в Саут-Мантолокинге, то есть почти «дома».
Я останавливаюсь на пляжной дороге у магазина, в котором продают ВИНО, покупаю две бутылки «Раунд-Хилл Фюме-Блан» 83 года, съедаю шоколадный батончик (с шести утра ничего во рту не было) и выхожу на тротуар, под соленый ветер, чтобы просмотреть телефонные сообщения: если Маркэмы снова всплыли на поверхность, хорошо бы об этом знать.
Да, первое из пяти и вправду пришло от Джо Маркэма – в полдень, когда он окончательно разозлился на себя за беспомощность. «Да. Баскомб? Это Джо Маркэм. Позвоните мне. 609 259-6834. Это все». Блям. Слова как пули. Пусть подождет немного.
- Сказки Уотершипского холма - Ричард Адамс - Современная проза
- Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Ароматы кофе - Энтони Капелла - Современная проза
- Измена. Тайна моего босса - Нэнси Найт - Проза / Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя - Стив Дьюно - Современная проза
- Путешествие во тьме - Джин Рис - Современная проза
- Кино и немцы! - Екатерина Вильмонт - Современная проза
- Счастливые люди читают книжки и пьют кофе - Аньес Мартен-Люган - Современная проза