нежной прострации, творю глупости, живу эмоциями, умираю от силы чувств, тону и вновь воскресаю. Он – мой воздух. Он – адреналин, который печет изнутри так сильно, что стихает лишь, когда его глаза касаются меня, – не контролировала себя, слезы струились по щекам, я задыхалась от правды, что наконец-то обрела правильные слова, форму, смысл.
– Доченька моя, но он… Он ровесник Вадима! Вер, ну ты же совсем девчонка! Сама посчитай вашу разницу! Ты лишаешь его возможности быть полноценным отцом своим детям. Ну, родишь ты лет через пять, а дальше? Когда его ребёнок пойдет в школу, ему будет за пятьдесят! – мама быстрыми движениями стирала слезы, говорила сумбурно, даже не пытаясь подбирать слова. – Вера! О чем мы говорим! Какие дети? Чёрт!
– Мам… Мамочка! – я так нагло вскарабкалась ей на колени, обняла, прижала. – Просто успокойся. Поверь, от того, что ты мне подкидываешь страхи, решение моё не меняется. А вот желание не слушать тебя – только растет. Ты же знаешь, что у меня непереносимость чужих советов. Вы с отцом прожили долгую совместную жизнь, а ведь у вас разница тоже немаленькая! Сколько? Одиннадцать?
– Двенадцать, – цыкнула мама. – Это не меняет сути дела, Вера!
– Да? Тогда чем ваша любовь серьёзнее, чем моя? Ну же, мам. Скажи! Чем твое решение отличается от моего? Почему ты не ошиблась тогда, а я – дура? – этот разговор приобретал совершенно не тот оттенок, которого бы мне хотелось. Вскочила и стала метаться по кухне, разбирая посудомоечную машину. Старалась занять себя, чтобы не сорваться из-за обиды и гнева. – Признаться, я немного шокирована!
Как прекрасно начался день…
Его поцелуи, ласковый шепот, говорящий языком желания взгляд. Когда он рядом, кажется, меня уже никто не остановит! Во мне столько силы, столько запала! Мятежный смотрит с восхищением… Он идеальный.
Ненароком посмотрела на Славика, одиноко стоявшего в коридоре. Думала, это мой идеал. Но нет…
– А что скажет папа? Что скажут братья? – шикнула мама, преследуя меня по пятам. – Ты об этом подумала?
– Мам? Ты что несёшь? – я замерла, а чашка из руки выскользнула, разбиваясь на миллион осколков. – Ты себя слышишь? Тебя волнует реакция папы, а не то, что твоя дочь влюблена? Да? Я перед тобой тут душу выворачиваю, откровенничаю, рассказываю, насколько счастлива, а ты…
– Вера… – мама остановилась, стыдливо рассматривая осколки на полу. – Я не это хотела сказать.
– Но сказала именно это! Чёрт, я поверить в это не могу! – я скинула куртку и рванула в ванную.
Плеснула в лицо ледяной воды, чтобы собраться с мыслями. Ожидала такой реакции и от Вадима, и от отца, не от мамы! Она же всегда была на моей стороне. Принимала дуристику младшей дочери, пыталась понять, разобраться! А сейчас? Что случилось сейчас?
– Вер, порой, когда речь заходит о счастье твоих детей, ты уже не можешь разумно мыслить. Поддаешься тревогам, эмоциям, – мама стояла у двери и шмыгала носом. – Но я не хотела тебя обидеть.
– Но ты это сделала. Мам, ты знаешь, когда речь заходит о черствости родителей, часто дети ведут себя упрямо. Ну? Теперь мы квиты? – вытерла лицо и прошла мимо. Хотелось закричать, сказать ей многое. Мне было стыдно! Но не за свою влюбленность, а за реакцию мамы.
И проблема в том, что если она так отреагировала, то что будет, когда узнают отец и братья? Они меня утопят? Скинут с крыши? Заклеймят?
Боже… А что будет с Мятежным?
Рванула в гардеробную, чтобы переодеться. Надела джинсы, футболку, кожаную куртку, на ходу застегивала молнию полусапожек. Скинула в сумку тетради, ноутбук и, не прощаясь, пошла к выходу.
– Ты просто уйдешь? – всхлипнула мама, надеясь разжалобить и заставить вернуться, чтобы продолжить линчевание.
– Ты сделала все, чтобы я ушла, выключила телефон и перестала думать о том, что могу любить, – сжала дверную ручку, обернулась. – Ты правда считаешь, что меня нельзя любить? Что мой потолок – ровесник, да такой, чтобы мамочка и папочка одобрили?
– Вера! Вернись, и мы начнём все заново!
– Счастливого полёта, мам. Но давай договоримся, что этот позор останется между нами. Не нужно навязывать отцу своё мнение, а то он расстроится, что его жена сожалеет о столь шокирующей разнице в возрасте! Папе скажи, что у меня зачёт.
Знала, что перегнула. Понимала, что позволила себе лишнего!
Но ничего поделать с собой не могла.
Было так обидно, так больно!
Можно подумать, мне не страшно. Но нет! Взрослому поколению мало груза своего опыта, они и с детьми им так щедро делятся, даже когда этого совсем не нужно.
Я выросла, наблюдая любовь своих родителей. Они полноценны как врозь, так и вместе. Дополняют друг друга, создают новую реальность, где помимо быта есть что-то большее. Они не ссорятся, лепя пельмени на Новой год, хотя вся семья знает, что отца это жутко бесит, а мама молчит, когда зимой наш загородный дом превращается в пункт паломничества его родственников, которых нужно веселить, кормить и обстирывать. Она смирилась и с тем, что отца вечно нет дома, все так надеялись, что с выходом на пенсию всё изменится, но как же мы ошибались. Да, ему уже много лет, вот только запалом он ещё с некоторыми молодыми потягаться может.
Вот на этом я выросла. И не то что всегда мечтала о разнице в возрасте, нет. Но я просто знала, что так тоже может быть, что так нормально!
А оказалось…
Даже не заметила, как спустилась в паркинг, дошла до своей малышки, открыла дверь… И застонала…
На водительском сиденье стояла огромная корзина белоснежных роз.
– Ну, вот что ты за гадость безмятежная! – опустилась в кресло, зарываясь носом в облако нежности лепестков.
Глава 35
Мятежный
Это было странно…
Безумно странно, когда впервые за долгие годы ты не просто вынужден, ты желаешь перестроить свою жизнь. Даже ценой ментального здоровья своей секретарши, что уже прячется под стол, лишь бы не пересматривать график в четвёртый раз за неделю.
Оказалось, что вечерние встречи, переговоры, ужины в знак уважения и замасливания нужных мне людей идут в параллель с желанием обнять Грушу.
Мне хватило двух дней, чтобы понять, как делать не стоит, а как нужно. А нужно отделять то, что приносит тебе бабло, от того, что вносит смуту в странно трепещущее сердце.
– У меня пары до вечера, а ты чем займёшься? – Груша выглянула из ванной, взмахнула зубной щеткой, как волшебной палочкой, призывая меня уже наконец-то подняться с кровати. – Вставай, Мятежный! Давай-давай… Свари мне кофе!
– Суббота, Вер, – шепнул я, перекатываясь
