От жилых зданий исходит какой-то липкий, пахнущий пылью и ржой дух. Наконец им удается увидеть несколько особняков, уцелевших после катастрофы, после нелепого разгрома собственного города. Какая нужда была американцам завоевывать нас, если мы сами так себя завоевали. Все кругом держится на подпорках, жалкие лачуги дрожат, готовые вот-вот рассыпаться, а ведь в каждой живет по десять-пятнадцать человек, поговаривают даже, что спят здесь из соображений безопасности по очереди. Но это не так. Мария Регла спускается с неба в самую гущу реальности.

– Думаю, неплохо бы устроить репортаж о нечеловеческих условиях, в которых живут эти люди, – говорит она и снова уносится в заоблачную высь; взгляд ее становится рассеянным.

– Ты что! Никто тебе не разрешит, а если и разрешат, то ни одна газета не опубликует, – сетует мать.

– Я сделаю это для себя, – упрямится девушка.

Гробовое молчание. Из большого, в колониальном стиле, старинного полуразвалившегося дома с угловыми тумбами у подворотен, через которые во двор въезжали некогда экипажи, появляются несколько босых ребятишек, они идут следом за мужчиной, на вид молодым, с усами и серыми, почти седыми волосами.

– Эй, писатель, писатель, сфотографируй меня, напиши обо мне! Кого ты ищешь, свою семью? Глянь повнимательней, может, я твой брательник, хотя бы двоюродный!

Посетитель раздаривает детворе шариковые ручки, конфеты, гладит детей по головам, треплет за щеки; в конце концов, смахивая слезу, он поспешно сворачивает в первый попавшийся переулок. Дети в упоении кричат:

– Он сказал, что он француз! Он пишет книги! Он сказал, что его семья жила в этом доме!

Куките Мартинес вспоминается Эдит Пиаф, такая прекрасная, несмотря на свои скрюченные ревматизмом пальцы и жалкую внешность, одаренная таким талантом, таким голосом, обещавшим бесконечное приключение, пронизанным глубоким, неисчерпаемым сладострастием. Ей вдруг хочется бежать вслед за французским писателем и расспросить, что сталось с парижским воробушком, как кончилась его история, но она не решается. Из дворика, заросшего папоротником и ползучими сорняками, выходит женщина. Она с гордостью показывает автограф писателя: «De ton cousin, Erik Orsenna».[30]

Мрачные, подавленные, они проходят Старую площадь, спускаются по Сан-Игнасио до церкви Святого Духа. Уан фотографирует небольшую площадь, улицу Акоста, где жила Мерседес – подруга его бабушки, жена церковного сторожа, с прозрачными глазами. Потом они идут в сторону Ла Мерсед, а оттуда – в порт. Из порта они возвращаются по улице Куба и останавливаются на площади перед монастырем Санта-Клара. Сколько раз он гонял здесь мяч со школьными приятелями! Остановившись на вершине Муральи, Кука и Уан глубоко вдыхают воздух, но былого удовольствия уже нет – на улице больше не пахнет анисом. Мария Регла, невольно проникнувшись ностальгией родителей, заново открывает для себя город. Отец показывает ей старый закрытый банк на улице Амаргура, а дойдя до Обиспо, все трое заходят в аптеку «Сарра да грима»: банки и пузырьки с лекарствами, редкие инструменты – подлинные раритеты – все исчезло. Если нигде нет даже элементарных лекарств, то о чем вообще спрашивать? Наконец они возвращаются в восстановленную Гавану – ту, что предлагают для обозрения туристам и невеждам. На Соборной площади мельтешат. иностранцы: кривоногие мексиканцы в футболках «Лакост», крепыши-итальянцы, упрямо не желающие признавать упадок социализма, канадцы, пахнущие «коппертоном» – кремом для загара, но белые, как «Нела» – крем, вкус которого мы давно уже позабыли, французы, следующие по стопам Сартра, Симоны и Жерара Филипа. Несколько болгар и венгров вовсю веселятся в тропическом музее под открытым небом.

Наша семья решает пообедать в «Бодегите». Но попасть в «Бодегиту» так и не удается: столик должен быть заказан заранее, к тому же предпочтение отдается обитателям Закордоний. Попытка проникнуть в «Эль Патио» тоже заканчивается неудачей. Вконец измотанные, они идут к машине. Обедают в конце концов в «Паладар 1830», ресторане не первой руки, но зато там все явно из 1830 года – от поваров до продуктов. Шведский стол, цены безумные. Куке страшно не хочется так часто подходить к столу, но, видя, что тут питаются только так, она робко пробует найти себе какой-нибудь суп, не важно – рыбный, томатный, куриный, лишь бы не солянку. Уан сидит в одиночестве за столиком в укромном углу. Один из преследователей, или телохранителей, пользуясь отсутствием женщин, берет стул и подсаживается:

– У вас необыкновенно мечтательный вид. Нашли доллар?

Уан внимательно смотрит в том направлении, куда удалились Кука с Марией Реглой, и отрицательно качает головой; потом решительным тоном отвечает:

– Ничего я не нашел, но если найду, то, как и сказал, передам его своему шефу в Нью-Йорке. Так что кончайте со своими подходцами. Все?

– Не совсем. При церемонии вручения вашей семье делать нечего. А на приеме, чтобы не вызывать подозрений, по всей вероятности, потребуется их присутствие. Для всех вы – эмигрант, вернувшийся с целью восстановления семейных уз и внесения посильной лепты в строительство небольшой фабрики по производству рома. Живете вы вовсе не в США, а в Санто-Доминго. Верно? Не будьте козлом, потому что еще ни один козел не удостоился упоминания в истории. Ваш шеф должен был вас уведомить, что мы согласились участвовать в совместных поисках доллара при условии, что вы нам его вернете. Потом мы сами с ним все уладим. Вот уже несколько лет мы следим за этой несчастной старухой, тысячу раз обшаривали ее халупу кирпичик за кирпичиком. И ничего. Постарайтесь выяснить, точно ли он у нее. В противном случае вас ждут крупные неприятности.

– Она забыла, куда его спрятала. А если она этого так и не вспомнит? Если она его потеряла?

– Это ваши проблемы, Уан. Разве вы не номер первый? Вот и докажите это. Думаю, старуха прикидывается – в действительности, она знает куда больше. Словом, либо она сегодня же вечером передает вам доллар, либо придется скормить вас рыбам. Подумайте, сколько горя вы причините вашим семьям. Ведь их у вас две, не так ли? Или хотите, чтобы старушка вместе с девчонкой оказалась в каталажке? Отличная перспектива, не так ли?

Довольный собой соглядатай учтиво прощается, проходит между колонн и скрывается за стеклянными дверями, ведущими к бассейну. Обед проходит в молчании, изредка прерываемом банальными замечаниями о монументальном виде салата из агуакате и помидоров с оливковым маслом и десерта из кокоса: удивительно, а ведь хозяин этой дыры, поди, тащит отсюда в четыре руки, и правильно делает, какого черта, если первый вор здесь само государство – ишь ты, какая симпатичная девочка, а? – и после этого они еще обвиняют честных трудяг, вешают на них презрительный ярлык мелких собственников, какого хрена, когда уже тридцать с лишним лет единственные собственники – это они сами! Чтобы сменить тему, мать и дочь начинают нахваливать Уана: как любезно с его стороны было пригласить их в такое великолепное место, как они благодарны ему за сказочный обед, да и жизнь наконец, вроде бы, устроилась, ведь они – вместе. Уан едва притрагивается к еде. Кука внезапно начинает нервничать. Она спрашивает, глядя Уану прямо в глаза: в чем дело?

– Так, ничего. Хотя, с другой стороны, все очень серьезно. Это насчет доллара. До восьми вечера он должен быть у меня. Если ты не вспомнишь, где он – я пропал.

Кука хочет придать ему уверенности, она думает, что еще не все потеряно, она сжимает руку Уана в своих и уверяет, что доллар отыщется, что не стоит попусту терзаться, что всего на свете можно избежать, кроме смерти. Тут она чувствует, насколько последняя фраза звучит двусмысленно. Кука закусывает губу (слава Богу, теперь она может это сделать, у нее есть зубы), одновременно соображая, что наступила на больную мозоль – ведь речь идет именно об этом: доллар или смерть.

– Ни о чем не беспокойся, возвращайся к себе. Все будет в порядке. Потом заедешь за нами. Мы будем ждать тебя, красивые и отважные. И даже больше того – полные любви. То, что тебе нужно, мы найдем.

Уан довозит их до дома. Снова заводит мотор, но Куку охватывает дурное предчувствие, ей кажется, что она его больше никогда не увидит. Кука бешено дергает за ручку и опять забирается в машину.

– Ты правда меня любил? – спрашивает она, и челюсть ее падает в пепельницу.

– Как никого.

Их пересохшие губы сливаются в поцелуе. Уан чувствует горечь вины, укоры совести.

Старуха упивается его нечистым дыханием, вкусом подгнивающего зуба, мятным привкусом жевательной резинки и растворяется в сладострастной истоме. Мария Регла тянет ее за руку – ей тоже полагается своя доля ласки. Наконец машина Уана исчезает в перспективе улицы Кальсада. Мать с дочерью, изрядно встрепанные, бегом мчатся вверх по лестнице и на первой же площадке сталкиваются с Фотокопировщицей, которая мимоходом, но внимательно, оглядывает своих подруг с ног до головы. Она явно спешит проверить результаты «шарика» – не того, конечно, что в груди у Куки, а подпольной лотереи, и хотя, разумеется, отмечает для своей картотеки сплетен и шуток три невесть откуда взявшихся мешка из дипломатника, тем не менее даже не останавливается поздороваться. Она очень озабочена результатами подпольной лотереи, но главное – желанием добыть приглашения на прием для себя, Факс, Мечу и Пучу. Ни за что на свете они не согласятся пропустить прием в честь Нитисы Вильяинтерпол, которая заслуживает партбилета уже за то, что она сукина дочь, а уж за то, что рекламировала по телевизору фритюрницы для морских губок, – тем более. Фотокопировщица уже прослышала, что Кука с дочерью будут на приеме вместе с отцом Марии Реглы, про которого рассказывают, что он миллионер, приехавший по делам фирмы. Впрочем, вечером будет время узнать все подробности. На второй площадке застряла со своим китайским велосипедом Иокандра. Кука с дочерью помогают ей выпутаться, и та спускается этажом ниже, где ее, уже отчаявшись, ожидают Нигилист и Предатель. На третьей площадке Факс пытается связаться с Джеки Онассис, чтобы похлопотать за Грыжу, у которой нет даже постели; Факс прочитала в одном женском журнале, что в скором времени реквизированное имущество будут возвращать, пока же она интересуется, не может ли Джеки одолжить несчастной Грыже хотя бы простенькое одеяльце. В комнате уже ждут Катринка, Мечу и Пучу. Умирая от зависти и счастья, они обнимают подруг, взволнованные возвращением Уана. На грани сердечного приступа Кука сваливает мешки на пол и, призывая всех на помощь, начинает операцию «Корпорация Чайка»: поиски доллара. Мария Регла, напротив, буквально спит на ходу – не принимая участия в происходящем, она без сил падает на обморочный диван. Скоро в комнате все перевернуто вверх ногами, произведены раскопки шкафа, подвергнут обыску туалетный столик, перетрясена одежда, распороты швы и разрезаны подкладки, на алтаре в тысячный раз проверена каждая мелочь, со стен соскоблена штукатурка, снят подвесной потолок. Наконец Кука, в потачку домовому, обвязывает ножку стула красной лентой – верни мне, Боже, что тебе не гоже! – падает на колени, молитвенно складывает руки и, возведя горящий взор к небесам, молится Святому Антонию, жалобно, наподобие «черных спиричуэле», и голос у нее в этот момент точь-в-точь как у Эллы Фитцджеральд. Внезапно прервав молитву, она трет кулаками глаза и пристально смотрит куда-то вверх, а именно на то самое перекрытие, превращенное в цветник, откуда свешиваются плети маланги.

1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 57

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Детка - Зое Вальдес бесплатно.

Похожие на Детка - Зое Вальдес книги

Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Клуб радости и удачи - Эми Тан - Современная проза
Сто тайных чувств - Эми Тан - Современная проза
Последнее послание из рая - Клара Санчес - Современная проза
Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории - Морис Дрюон - Современная проза
Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш - Современная проза
Несовершенства - Мейерсон Эми - Современная проза
Рассказы - Хуан Саэр - Современная проза
У тебя иное имя - Хуан Мильяс - Современная проза

Оставить комментарий