Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он не договорил, так как «акробат» поднял его вместе со стулом на воздух, и он яростно дрыгал ногами, пытаясь слезть оттуда. Все кругом смеялись.
Яскульский ненавидел социалистов, ненавидел острой ненавистью. Он горланил:
— Что это ты заладил, милейший? Ты говоришь так только потому, что у тебя нет денег. Если бы у тебя были деньги в кармане, ты бы расписывал капитализм в стихах.
Михель, казалось, задыхался от гнева. Пусть Яскульский положит ему на стол сто тысяч крон, он только плюнет на них.
— Если бы я положил на стол только сто крон, дорогой мой, понимаешь, только сто, так ты стал бы на колени перед столом, если б я потребовал! Я знавал побольше социалистов, чем ты думаешь. И что это были за люди? Вот здесь был один такой болтун. Он говорил на собрании перед деревенскими батраками, мутил их, но они просто разбили ему нос в кровь и выбросили из трактира.
Михель в отчаянии воздел руки к небу:
— Где здесь логика? В твоей диалектике нет никакой логики! С тобой невозможно разговаривать!
И спор потонул в общем смехе.
Янко кричал и смеялся громче всех. Он всё хотел слышать, ни одного слова он не должен пропустить. Жадно схватывал он, что говорилось кругом, в каждый разговор вмешивался, над каждой шуткой смеялся. Роза следила за ним восхищенным взглядом. Если он что-нибудь говорил и его слушали недостаточно внимательно, она кричала: «Слушайте, слушайте, что Янко говорит!» Его остротам она восторженно аплодировала, всё равно, были они удачны или нет. Она не делала ни малейших усилий скрыть свою влюбленность, обнимала его, целовала его лицо и руки.
— Да, я люблю Янко. Я восхищаюсь им!
— Да, люби меня, Роза, восхищайся мною, — благодарно говорил Янко. — Быть любимым, быть предметом восхищения — это такое блаженство!
Но вот настала минута, когда нужно было прощаться.
— Прощайте, друзья мои, прощайте! — Янко целует Розу, целует девиц из бара. — Трудно мне, трудно расставаться с вами!
Он обнимает Жака, обнимает Михеля и Воссидло, обнимает Яскульского. Пусть Ксавер нальет ему стакан вина.
— Завтра в это время я буду далеко от вас. Веселые часы провели мы с вами вместе!
И вдруг у Янко срывается голос. Роза плачет. Она покрывает быстрыми поцелуями руку Янко. Никогда, никогда она не отпустит его одного.
«Куда это он хочет уехать? — думает Жак. — У него нет денег. Последние свои кроны он отдал этому проходимцу Ледерману.
Всё это сплошная комедия. Он вошел теперь в роль трагического героя, и это нравится ему. Никуда он не поедет и вообще ничего не сделает. Завтра я снова увижу его, он рассмеется и скажет: «Куда ж мне ехать, ведь у меня нет ни гроша!» И он, Жак, одолжит ему несколько сот крон. И Янко опять будет смотреть на жизнь веселее. А в конце концов Борис — ему больше ничего не останется — заплатит долги Янко. Ему придется сделать это ради чести семьи Стирбеев».
А эта история с картинами? Чепуха! Фаркас грозил, что заставит Янко явиться к нему в одиннадцать часов утра, грозил его вытребовать, но в конце концов он не захочет ставить себя в смешное положение. Если Янко не придет, он сам отправится к Янко, составит протокол и направит его в надлежащую инстанцию. Протокол этот будет пылиться в шкафу вместе с другими судебными актами, и вся история будет предана забвению. Мы еще и не такое видывали.
— Желаю вам, друзья мои, полного счастья! — воскликнул Янко, поднимая стакан.
Вдруг он покачнулся и смертельно побледнел. Даже губы его побелели.
Ксавер поспешил к нему со стаканом воды. Роза испуганно вскрикнула:
— Что с тобой?
— Ничего, ничего! Мне нужно глотнуть свежего воздуха.
И Янко вышел из комнаты.
У него было мучительное чувство, будто он вдруг проваливается в бездонную глубину. Холодный пот выступил у него на лбу.
XXXII
Шатаясь, вышел Янко на воздух. Он всё еще был точно парализован ужасом. Когда кто-нибудь прыгает с парашютом и видит, что парашют не раскрывается, он, вероятно, испытывает ужас, подобный тому, какой испытал Янко! В эту секунду он в первый раз с ужасающей ясностью осознал, что ему нет больше спасения. Беспомощно падал он в бездну. Хмель разом соскочил с него, уступив место беспощадной ясности мысли. Правду нельзя больше скрывать. И эта правда ужасна. Янко Стирбей банкрот! Он банкрот во всех отношениях. Его финансовое банкротство — еще не самое худшее. Нет! Ни эти долги, ни эта глупая история с картинами, ни его страсть к женщине, которая его не любила, — всё это не самое существенное. Главное то, что у Янко Стирбея — так он мысленно называл себя — нет больше никаких моральных резервов, чтобы построить новую жизнь. У него нет для этого никаких предпосылок. «Без денег Янко ничто». Доказательство его полного банкротства заключается в том, что такие, как Янко Стирбей, не могут существовать без денег. И по этой столь простой и столь жалкой причине он должен погибнуть!.. Нет, парашют не раскроется. Конец, конец!
Янко тяжело дышать. Легкие у него тоже как будто парализованы. Он жадно глотает воздух, спускаясь по деревянной лестнице во двор. В горле стоит какой-то комок. На свежем воздухе всё стало еще яснее. До последнего часа он лгал себе, думал, что, может быть, в последнюю минуту перед ним мелькнет какой-нибудь выход. Он на это надеялся, откровенно говоря. Но теперь всё кончено.
Он зябнет. Сразу вдруг похолодало. В воздухе кружатся отдельные снежинки. Что это, зима пришла? Впрочем, ему теперь всё безразлично. Он медленно расхаживал по двору, охваченный ужасом и безнадежностью. Кругом было темно, почти черно. На небе холодным блеском мерцали редкие звезды.
Вдруг Янко испуганно вздрогнул. Кто-то был поблизости. Он ясно почувствовал это, и его сердце сжал страх. Там, у ворот, стоит какая-то фигура. Он едва-едва различает лицо, как слабое сияние, и сразу исчезает страх. Сердце наполняется горячей, никогда не изведанной радостью. Он не мог в этой темноте рассмотреть фигуру, стоявшую у ворот, но инстинктивно узнал ее. Это была Соня. Бесшумно подошел он ближе увидел ее нежное бледное лицо.
— Это вы, Соня? — прошептал он, и его бросило в дрожь.
— Да, это я, Янко, — вполголоса ответила она. — Я давно уже стою здесь и думаю, как бы вас вызвать. Но никто не выходил оттуда. А когда вы вышли, я сомневалась, вы ли это, у вас изменилась походка.
— Должно быть, я почувствовал, что вы здесь. Да, конечно, какой-то тайный голос позвал меня сюда, — прошептал Янко.
Соня тоже говорила шепотом.
— Я вот почему пришла сюда, Янко, — сказала она. — Вы так странно вели себя, когда прощались со мною! Вы сегодня много пили? Зачем вы это делаете?
— Я всегда был пьяницей, — ответил Янко, точно это было извинение. Его по-прежнему трясло. — Если б я только знал, что вы придете, Соня, я бы не выпил ни одной рюмки, клянусь вам. Теперь, конечно, поздно. Но не думайте, что я сейчас пьян. У меня совсем ясная голова. Мне только чудится, будто я сплю. Быть может, я и в самом деле сплю? Позвольте мне дотронуться до вашей руки. Да, это ваша рука. Какие у вас ледяные пальцы! Вы озябли?
— Вдруг сделалось холодно. Даже снег пошел. Итак, завтра вы уезжаете, Янко?
— Да, завтра я уезжаю.
— Вы не хотите сказать мне, куда вы едете? — прошептала она, и лицо ее близко придвинулось к нему. Он ясно видел ее светлые глаза.
— Никому, даже вам, я не могу сказать, куда я еду.
Молчание.
Затем Соня прошептала настойчиво и требовательно:
— Вы должны обещать мне, что не сделаете ничего, что может причинить мне боль. Хорошо, Янко?
Несколько мгновений Янко молчал, затем ответил:
— Обещаю.
— Вот и прекрасно, — сказала Соня так же тихо, но в голосе ее послышалось облегчение, точно она освободилась от какой-то заботы. — Доброй ночи!
— Я провожу вас, Соня! Позвольте мне поблагодарить вас за то, что вы пришли.
— Нет, нет, идите к своим друзьям, я не хочу, чтобы вы меня провожали!
И она выскользнула в темноту.
Секунду Янко стоял в каком-то оцепенении, потом пошел вслед за ней.
— Соня, — вполголоса позвал он. — Соня, Соня!
Он старался слухом проникнуть во мрак. Но кругом была только безмолвная ночь.
XXXIII
Долго ли простоял Янко во дворе, затаив дыхание, прислушиваясь к ночным звукам, он и сам не знал. Но вдруг снова услышал пение цыган за красными занавесками. Правда ли, что здесь была Соня? Или он так пьян, что всё это вообразил себе?
— Нет, нет, конечно, она была здесь. Конечно, была! — громко воскликнул он вне себя от радости. — Я чувствую еще ее руку, я слышу еще ее тихий, нежный голос. Она пришла. Ей было не безразлично, что случится со мной!
И вдруг у него молнией блеснула мысль. «Лучше всего, — подумал он, — если ты сейчас же пойдешь домой и кончишь всё. Сейчас же, пока в ушах еще слышен звук ее нежного голоса и живо воспоминание о ее сияющих глазах. Теперь это будет легко, это будет прекрасно. Соня будет рядом с тобой, и ее взгляд озарит этот миг». Но он вспомнил о том обещании, которое дал Соне. Как он мог всего несколько минут спустя думать о том, чтобы нарушить его?
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Дивертисмент N VII, Иерихонские трубы - Хаймито Додерер - Современная проза
- Тень Галилеянина - Герд Тайсен - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Последнее бабье лето - Жак Шессе - Современная проза
- Агнец - Жак Шессе - Современная проза
- Рассказ уцелевшего - Жак Шессе - Современная проза