рассмеялась.
— Возможно, если ты будешь хорошо себя вести, я позволю использовать эти слова в песне.
— Или ты напишешь одну со мной? — он продолжал улыбаться, но взгляд стал серьезным. — Ты же говорила, что пишешь.
— Мне? Написать с тобой песню? — я рассмеялась. — Да, верно. Я едва могу написать сочинение на уроке английского.
На самом деле я действительно писала песни дома, где их никто и никогда не увидит. Побледнела, вспомнив давний разговор, когда рассказала ему, что сочиняю песни. Боже. Почему я не могу держать при нем язык за зубами?
Мэддокс прикусил свою нижнюю губу, сдерживая смех.
— Написать песни — совсем не то, что написать эссе. Оно зарождается здесь, — он указал на мой лоб, — а песня, — голос стал ниже, почти перейдя в шепот и мрачнея, — приходит отсюда.
Мэддокс положил руку мне на грудь, прямо над сердцем. От чего оно учащенно забилось, и по усмешке я поняла, что он это заметил.
— Что ты со мной делаешь? — слова слетали с губ словно падающие на стол дощечки «дженги».
— Влюбляюсь в тебя, — быстро ответил он.
Не знаю, кто сделал первый шаг, но это не имело значения. Внезапно я оказалась у него на коленях, обхватив ногами за талию, пока он страстно целовал меня.
Этот поцелуй испепелял душу.
Мэддокс прикусил мою нижнюю губу, а я обняла его за шею.
Я прижалась грудью к его груди, внезапно испытав желание ощутить его обнаженную кожу под своими ладонями. Словно почувствовав, чего я хочу, Мэддокс снял с себя футболку и рубашку.
Его кожа обжигала мои ладони.
— Ты такая красивая, — прошептал он между поцелуями. Положив ладонь мне на затылок, Мэддокс притянул меня ближе, проводя языком по моим губам.
Я приоткрыла рот, умоляя и желая получить все, что он мог мне дать.
Сердце бешено колотилось, кровь бурлила в венах.
Я хотела его.
Полностью.
Здесь.
Сейчас.
Я покачивала бедрами, желая облегчить боль, и он обхватил меня за бедра.
— Эмми, — прошептал он. — Эмма, ты должна остановиться.
Он перекатился, прижав меня к земле и подняв мои руки над головой.
— Перестань, — Мэддокс задыхался, его глаза потемнели так сильно, что осталось лишь тонкое серебряное кольцо. Мои губы болели. Мэддокс облизнул свои пересохшие губы. — Я хочу тебя, Эмми. Боже, я чертовски сильно хочу тебя. Но не здесь и не сейчас.
Я закрыла глаза, осознав, как себя веду.
— Прости, — прошептала.
— Не извиняйся, — он покачал головой. — Только не за это.
У меня задрожала нижняя губа, и я была на грани от слез. Чувствовала себя так, словно набросилась на него и была сбита. Знала, что на самом деле все не так, и я просто поддалась моменту, но все же было неловко.
— Эмма, — он нахмурился. — Не плачь. Я пытаюсь вести себя благородно, а твое грустное лицо мне очень мешает.
Я смогла улыбнуться.
Он усмехнулся.
— И ты готова признаться, что хотела бы, чтобы наш первый раз был именно здесь? — он провел пальцами по моей скуле.
— Нет, — ответила я. — Прости, — повторила. — Не знаю, что со мной не так.
Он усмехнулся, склонив голову к моей шее, а затем поднялся на ноги.
— С тобой все в порядке, Эмми, — протянул руку, помогая мне подняться, — это называется гормоны.
Я все еще чувствовала себя смущенно и неловко, пока он надевал футболку и рубашку.
Мэддокс обнял меня за плечи, прижимая к себе и целуя в макушку.
— Не думай об этом, Эм.
Я тихо рассмеялась. Он хорошо меня знал. Иногда даже слишком хорошо.
Прежде чем он увел меня, я успела спросить.
— Как называется это место?
Он посмотрел на воду, его лицо потемнело от… сожаления?
— Это Уиллоу Крик.
Глава 18
Я ШЛА ВСЛЕД ЗА МЭДДОКСОМ обратно к машине, изо всех сил стараясь забыть о том, что буквально набросилась на него. Щеки все еще пылали при одной мысли об этом, и я усилием воли заставила красноту исчезнуть. Мне нужно поговорить хоть о чем-нибудь.
— Ты сказал, что Карен и Пол тоже жили здесь, — это было первое, что пришло мне в голову.
Он кивнул, открывая двери, и мы забрались внутрь.
— Как им удалось уехать? — я поморщилась от сказанного. Это прозвучало грубо и бессердечно. — Прости, я имела в виду, что… Я просто хотела сказать… — забормотала, не в силах составить связное предложение.
Он протянул руку и сжал мое колено, не убирая руку.
— Все хорошо. Я понимаю, что ты имела в виду, — сделал паузу, оценивая следующие слова. — Пол получил повышение по работе, и им пришлось переехать поближе, но они все еще жили не там, где сейчас, если ты об этом.
Мэддокс крепче сжал руль.
Он был явно напряжен, и я забеспокоилась, что это произошло из-за его рассказа о родителях. Возможно он рассказал об этом до того, как был готов.
Мэддокс прервал мои размышления.
— Твоя мама сказала, что через пару недель у тебя день рождения.
Я поморщилась.
— А что еще она сказала?
Он усмехнулся, и хотя его глаза были скрыты солнцезащитными очками, я знала, что они светятся смехом.
— Она сказала, что ты наряжалась и пела короткие песенки собственного сочинения.
Лицо покраснело, и я с трудом вспомнила, как дышать. Вспомнила, как в пять лет нарядилась в красное блестящее платье, черные туфли, накрасилась маминой косметикой, которой было немного, поскольку она почти ей пользовалась, и спела песню о… сыре. Да, о сыре. Почти все мои песни были связаны с какой-то вещью, которую я любила. Обычно это была еда. Что я могла сказать? Мне вечно хотелось есть.
— Эй, мои песни не были короткими, — возразила я, — Они гениальные.
Песни, которые теперь я писала, были только для меня и никто, даже Мэддокс, не увидит их.
— Ты все еще их помнишь? — спросил он, заинтересовано приподняв бровь.
Я пискнула. Чувствовала себя, как загнанный в угол кролик, и если бы мы не находились в движущемся автомобиле, я бы сбежала.
— Возможно.
Он рассмеялся, стараясь прикрыть улыбку рукой, пока вел машину.
— Это мило.
Я поморщила нос от отвращения. Не уверена, нравится ли мне, когда парень зовет меня милой. Выглядело унизительно, словно обращаешься к младшей сестре. Но возможно я слишком остро реагирую из-за отсутствия опыта общения с парнями. В прошлом я тратила много времени, чтобы оттолкнуть парня, а не понять его.
— Матиас хотел, чтобы я купил обед и привез его с собой, а затем, надеюсь, смогу увидеть, как ты продемонстрируешь свои способности по написанию песен.
Я покраснела и
