Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Розмари поблагодарила Нотэ и сказала, чтобы он посидел в коридоре. Мой брат явно боялся оставаться без меня в незнакомом месте, среди хилоним, но он преодолел себя. Он определенно делает успехи, еще немножко такого поведения, и я начну его не только жалеть, но и уважать. Я до последнего момента сомневался, что Бине удастся его уговорить. Розмари вышла куда-то, вернулась в офис, села на стул, устало закрыла глаза и откинула голову к стене – совсем как я. Помолчала.
− Вы, наверное, хотите спросить меня, что по делу Малки.
Хотел бы, спросил бы.
− Нет никаких продвижений.
− Расскажите мне лучше про то дело, которое у нас сейчас.
− Будем работать, но предупреждаю вас, будет очень нелегко.
− Почему? Нотэ назвал вам имя, дал показания. Что вам еще надо?
− Шрага, вы знаете, сколько я вела таких дел? Несколько сотен.
− И в хареди общинах? – насмешливо перебил я.
− Четыре, – не моргнув глазом, ответила Розмари. – Три в Нью-Йорке, одно в Кирьяс Джоэле[111].
Я даже не знал, что такое Кирьяс Джоэль.
− Самое частое в таких делах – это когда жертва отказывается от показаний под давлением общины. И даже если Нотэ будет настаивать на своем, то Мандельбаум будет изображать оскорбленную невинность и говорить, что Нотэ не так его понял, что он просто демонстрировал привязанность, что он дает частные уроки мальчикам, потому что у него нет сыновей, а с девочками Тору не поучишь.
− Пусть только попробует прикрывать свою похоть тем, что свято для всех нас. Я его убью. Я не боюсь тюрьмы.
− Шрага, то, что случилось с вашим братом, это не повод для демонстрации ваших бойцовских качеств. Ваше дело – помогать. Если вы убьете Мандельбаума до суда, то ваш брат никогда не сможет поднять голову. Он навсегда останется жертвой, не сумевшей себя защитить. Полчаса назад вы попросили меня засунуть свои эмоции в известное место и сконцентрироваться на моей работе. Вы были совершенно правы, и теперь я прошу вас об этом же. Наши с вами интересы совпадают – я хочу, чтобы преступник был осужден и наказан, а для этого в прокуратуру должно быть сдано крепко сшитое дело без хвостов и дырок. Если Нотэ рассыпется, то все дело рассыпется вместе с ним.
− Хорошо. Как помогать?
− Держать Нотэ за руку, выслушивать его и успокаивать. Его мир обрушился. Он винит себя в том, что усомнился в добрых намерениях своего учителя.
Я не справился с лицом и Розмари это заметила.
− Вот этого вот быть не должно. Терпение, терпение и еще раз терпение. Вам придется услышать от Нотэ еще много глупостей. Никто не дал ему образования, зато вовсю кормили пропагандой. Вы должны это выдержать. Вы не должны демонстрировать гнев, и Боже вас упаси высмеивать все глупости, которые были ему внушены. Сейчас для этого еще не время, для Нотэ все это очень серьезно. Он боится вас до полусмерти. Как вы это объясните?
− Он не виноват. Не думайте о нем плохо. Я же тоже из этого же болота. Я… не умею… с людьми, если нет набора обязанностей, как в армии. В армии все понятно, вот свои, вот враги, вот мое дело. С сестрами тоже все понятно, они же девочки. Нотэ… видел, как я избивал людей там у нас. Я не подумал, что это может его напугать. Мне надо заново заслужить его доверие.
Взгляд Розмари потеплел.
− Именно это я и надеялась от вас услышать. Теперь я вижу, что ваш брат вам не безразличен и вы постараетесь не делать ему больно. Я понимаю, что вам тоже тяжело, но если вы хотите, чтобы Нотэ остался в живых и не сошел с ума, то в течении следующих шести месяцев вы должны не выпускать его руки. Это может быть не так красиво, как месть насильнику, это трудно, это займет время, но этим вы подарите вашему брату хотя бы надежду на исцеление.
Она права. Не выпускать его руки. В конце концов с Биной у меня получилось. Я старался не реагировать на глупости и лживые бабе-майсы, которые она повторяла. Я не высмеивал, не кричал, не говорил лашон а-ра. Пусть дойдет своим собственным разумом. И сейчас она согласилась пользоваться мобильником, носит йеменские серьги с подвесками (сефарды не эрлихер йидн[112], и не подобает дочери уважаемого человека, бла-бла-бла-бла-бла) и записалась в библиотеку. С Нотэ, конечно, будет сложнее, но все, что я могу, я сделаю.
− Когда вы его арестуете? – спросил я у Розмари и слишком поздно вспомнил, что я ей не начальство, и отчитываться мне она не обязана. Сейчас именно это я от нее и услышу.
Вместо ответа она высунулась в коридор, позвала Нотэ обратно в офис и заявила ему:
− Нам понадобится твоя помощь.
− Что вы еще от него хотите? − взвился я. − Вы хотите, чтобы мальчишка, жертва преступления, делал за вас всю работу?
− Мы хотим взять преступника с поличным. Для этого Нотэ должен выйти с ним еще на одну встречу. Естественно, под нашей защитой и с записывающим устройством.
− А если Нотэ этого не сделает?
− Мы произведем арест по факту жалобы. Суд отпустит его под залог, и он скроется из страны. Но если мы схватим его “со спущенными штанами”, то никакой залог ему не светит.
Все это, конечно, замечательно, но “спускать штаны” придется не только преступнику, но и жертве. Отпадает. Хватит с Нотэ уже того, что он перенес.
− Вам придется пойти на этот риск, – заявил я. – Вы не можете шить ваше дело ценой нанесения жертве еще большей травмы. Вы имеете дело с ребенком, и чтобы задействовать его в операции, вам нужно согласие опекуна. Я вам этого согласия не дам. А наш отец даже разговаривать с вами не станет.
Розмари полностью проигнорировала меня и мою тираду и обратилась к Нотэ.
− Как ты думаешь, Нотэ, ты будешь в силах нам помочь?
− Шрага же вам сказал…
− Шрагу мы уже выслушали. А теперь будет справедливо, если мы выслушаем тебя. Наверное, у тебя есть свое мнение.
− Значит, я должен буду пойти с ним в отель, и когда он начнет ко мне приставать, вы придете и арестуете его?
− Да, – тут Розмари пошарила в ящике стола и достала оттуда обыкновенную черную пуговицу. – Как ты думаешь, что это такое?
− Пуговица.
− Не только. Здесь маленькая видеокамера. Ты повесишь свой пиджак так, чтобы пуговица смотрела на кровать, и все запишется.
− Я готов, – сказал Нотэ. – Я это сделаю.
Розмари выжидательно на меня посмотрела.
− Я сказал нет.
− Идите домой. Вам обоим стоит подумать.
Мы вышли из полицейского участка, и только тогда Нотэ поднял на меня глаза.
− Ты на меня сердишься?
Да не мог я на него сердиться.
− Я за тебя боюсь. Ты опять окажешься в опасной ситуации, наедине с человеком, который надругался над тобой.
− Уже не наедине. Ты сам говоришь, надо не быть жертвой и защищаться.
− Я не имел в виду идти с ним в отель еще раз.
Нотэ спал, уткнувшись лицом в подушку. Судя по его лицу, сны ему снились приятные. Ему снился мир, в котором он не жертва. Сегодня он впервые поверил, что это возможно. Я сидел на своем матрасе, обхватив руками колени и стараясь не раскачиваться. Что делать? Как выбрать меньшее из двух громадных зол? И ведь не спросишь его, что ты, Нотэ, предпочтешь – остаться наедине с насильником или не остаться, но видеть его лицо в каждом окне, из каждой машины и медленно сходить с ума? Таких вопросов детям не задают, так что решай, Шрага, сам, как поступить с ребенком, доверившимся тебе, хоть ты этого и не заслужил. Я вспомнил хевронскую крышу. Решение так себе, но вовремя принятое лучше решения блестящего, но опоздавшего. Было бы прекрасно подстрелить его, никуда не прыгать, не умирать от отвращения, не просить у Хиллари туфлю, не подводить командира, не сидеть в тюрьме. Но непростительно было бы дать ему убежать. Так и здесь. Если что-то зависит от Нотэ, то я не должен препятствовать ему это сделать. Иначе он останется задавленным, а отцом или мной, это уже не важно. Если завтра он не изменит своих намерений, я все подпишу.
Я так и не смог заставить себя посмотреть видео, заснятое скрытой камерой. Из того, что Розмари мне рассказала, я понял, что Мандельбаума засняли на отельной кровати в очень непотребном виде, а в самый ответственный момент Нотэ подхватил пиджак со стула и бросился в ванную, симулируя приступ рвоты. Сьемки были готовы к предъявлению суду, Нотэ был – вроде бы – готов давать показания, оставалось самое приятное – арестовать.
Мы с Розмари общались практически через день. Мне страшно нравились ее четкость, прямолинейность и мужская манера изъясняться. По контрасту я понял, что все женщины, с кем я до этого общался – Бина, Малка, Хиллари, даже Офира – исполняли вокруг меня принятые в нашем патриархальном обществе ритуальные танцы, а вот Розмари на это было глубоко наплевать. Она жила исключительно головой, а секса вне контекста сексуальных преступлений для нее вообще не существовало. Я не услышал ни одного намека на мужа, друга, ребенка, вообще на какую бы то ни было личную жизнь. Я долго это переваривал. В Израиле как-то не принято, чтобы женщине было достаточно самой себя. Розмари было достаточно.
- Оглашенная - Павел Примаченко - Русская современная проза
- Заратуштра - Андрей Гоголев - Русская современная проза
- Русская комедия (сборник) - Владислав Князев - Русская современная проза
- Дальневосточный сборник - Игорь Афонский - Русская современная проза
- Бывальщина и небывальщина. Морийские рассказы - Саша Кругосветов - Русская современная проза
- Код 315 - Лидия Резник - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Неполоманная жизнь - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Проза Дождя - Александр Попов - Русская современная проза
- Неудавшийся сценарий - Владимир Гурвич - Русская современная проза