Впрочем, младших у нас поубавилось. Мы с Биной понимали, что когда по заявлению Нотэ и при его помощи светская полиция арестует внучатого племянника Ребе, нам придется очень не сладко. Поэтому мама обратилась за помощью к своим сестрам. В свое время отец сделал все, чтобы изолировать ее от любящих ее людей. И теперь тетки с готовностью пришли на помощь и согласились разобрать нашу мелюзгу. Мама и Бина повезли девочек и малышей в Бней-Брак, а я повез мальчишек тете Дворе в Цфат. При одном взгляде на тетю Двору я обрадовался. Она хоть и рада мальчишкам, потому что у нее целый выводок девочек, но все равно не даст им забаловать и сесть себе на шею. Крупная и громогласная, она совсем не походила на маленькую тихую маму, но очень ее любила. Я, лучше чем кто-либо другой, знал, сколько эти троглодиты едят и как быстро из всего вырастают, и потому меня угораздило заикнуться о деньгах на расходы. Тетя Двора замахнулась на меня разделочной доской и грохнула басом как из бочки.

− Шрага, закрой рот. Думаешь, начитался гойских книжек и стал умнее всех? Да чтобы я за родных племянников деньги брала. Бедная Эстер-Либа, вырастила обормота на свою голову!

− Тетя Двора, простите меня, я сказал глупость.

− Тоже мне новость. Вот тебе лучше на дорожку.

Завернутый в фольгу солидный кусок чего-то там перекочевал в мою сумку.

− И благословить перед едой не забудь! Думаешь, деду твоему легко на небе за нас всех просить?

Тут нас всех ожидал удар. Мандельбаум просидел в тюрьме три дня, а потом был отпущен под залог, который вся община ему собрала. Правда, судья заставила его сдать суду оба паспорта – английский и иорданский. Процесс был назначен на после осенних праздников. Я злился на полицию вообще и на Розмари в частности, хотя и понимал, что никакого контроля над судом у нее нет и она тоже переживает. Нотэ явился ко мне на стройку и сказал, что больше не может стеснять Офиру и хочет вернуться домой.

− Ты с ума сошел. Тебя будут бить каждый день, чтобы ты отказался от показаний.

− Мне нечего стыдиться. Я не хочу больше прятаться. Я хочу посмотреть ему в глаза и вслух, при всех, рассказать, что он со мной сделал, как надругался над моим доверием.

− Тебе никто не даст.

− Я буду добиваться. А пока я прячусь, все думают, что я его оклеветал.

Нотэ вернулся домой. Занятия в йешиве начались после девятого ава[116], но там ему сказали, что не позволят ему осквернять это святое место своим присутствием. Все население нашего дома складывало мусор под нашей дверью. Вонь стояла страшная. Стоило Нотэ выйти на улицу одному, его начинали бить, не опасно для жизни, но больно и унизительно. Я выговаривал ему, чтобы он не совался на улицу без меня. Он выслушивал, улыбался кроткой улыбкой, как Моше-Довид (я так не умел, хоть меня режь), и отвечал, что я не обязан до конца своих дней его охранять и он должен научиться жить самостоятельно. Вот так, прожил человек несколько дней у Офиры и уже как заговорил.

На этом фоне я работал с нашей новой соцработницей, энергичной матроной из Ар Гило, устраивая Ришу в интернат для слепых. Надо было собрать кучу справок, пройти несколько собеседований. Еще в начале года Малка сделала мне бумажку на официальном бланке агентства, что я вроде как опекун своих младших. До сих пор врачам и полиции хватало этой бумажки. Когда до них доходило, что они будут иметь дело со мной, а не типичным жителем Меа Шеарим, они вздыхали с видимым облегчением. Но интернат требовал подписи официального опекуна, отца или матери. Я без колебаний подделывал мамину подпись. На фоне остальных моих грехов это не выглядело так ужасно. Кроме того, Ришу надо было подготовить к этому важному изменению в ее жизни. В последние два года кто-то из нас всегда был с ней рядом. Не я, так Бина, не Бина так Моше-Довид, не он, так мама. Ее вселенная сузилась до комнаты, кухни и туалета. Даже здоровые дети харедим отстают от общеизраильской школьной программы, а что взять с инвалида. Ей было одиннадцать лет, а она не знала таблицы умножения, не умела читать без огласовок, ни разу не находилась в одном помещении с компьютером. Накануне нового года соцработница позвонила мне с радостными новостями. Опять же после осенних праздников Ришу ждут в интернате.

Дни трепета между новым годом и Йом-Кипуром[117] не помешали нашим соседям травить нас с прежним энтузиазмом. Бине тоже доставалось. Но те, кто думал ее запугать, получили обратный результат. Она перестала горбиться и стесняться, ходила подняв шею и “обольщая взорами”[118], серебряные йеменские серьги качались в такт шагам. Весной ей исполнилось шестнадцать, и пока я два месяца отсутствовал дома, она из девочки превратилась в статную белолицую красавицу вроде Хиллари, только глаза серые и волосы темные. Каким бы я не был усталым, как бы не было нам всем тяжело, я каждый день находил повод сказать Бине, что она сокровище и подарок. Осознав это, она точно не согласится ни на одного из этих недоумков, привязанных к отцовской капоте и материнскому фартуку. К моему удивлению, с ней продолжала дружить Фейга из квартиры напротив. Ну до чего приятно видеть, что даже в этом сумасшедшем доме все-таки есть люди, не забывшие пользоваться собственным разумом.

Из-за всех этих дел я очень уставал, но боялся идти спать. Хевронские сны отошли куда-то в глубь подсознания, а их сменили другие, от которых не хотелось просыпаться. Мне снилась Малка – живая, соблазнительная, ласковая, в своих шелково-кружевных тряпочках Made in China. Я держал в своей ладони ее маленькую ножку и слышал ее заливистый смех. От этих снов я просыпался злой, напряженный, ненавидящий весь мир за то, что в нем уже нет Малки, а значит, для меня никогда не будет радости. Только долг и обязанности. Но сон, приснившийся мне сразу после Йом-Кипура, был совсем другого свойства. Я стоял под хупой, а два старика вели мне женщину с закрытым лицом. Маленьким ростом и изяществом она была похожа на Малку, но я не обольщался. В одном из стариков я узнал зейде Рувена. Другой был в русской крестьянской одежде, со скуластым лицом и узкими глазами. Кореец. Зейде Рувен буквально толкнул женщину ко мне и она бы упала, если бы я ее не подхватил. Но я медлил поднять покрывало, боясь обнаружить там незнакомое лицо или полуразложившийся труп. Тогда зейде Рувен посмотрел на меня и медленно сказал: “Её среди нас нет”, а старый кореец кивнул с серьезным и торжественными лицом, как будто всю жизнь только и делал, что общался на идиш. Они повернулись ко мне спиной и растворились в тумане. Я поднял покрывало и увидел Малку, живую и здоровую. Она улыбнулась мне нетипичной для нее робкой, почти умоляющей улыбкой, но это была она.

Что могло означать “ее среди нас нет”? Нет среди умерших? Последний раз зейде Рувен снился мне в год побега, шесть лет назад. Почему он явился мне именно сейчас? Ладно, никуда меня эта мистика не приведет. Просто после дня поста на эротические сны сил не хватило, вот и лезет в голову всякое потусторонее. Все-таки Нотэ умнее меня, когда речь идет о человеческой психике, и лучше понимает наши безумные нравы. Он как в воду глядел, когда уверял меня, что у него будет шанс назвать своего растлителя растлителем перед всей общиной. Эти идиоты вызвали его на заседание бейт-дина по обвинению в клевете на Мандельбаума и обращении к сионистским властям. Пашквили[119] на эту тему были расклеены по всему району, а один прилепили к двери нашей квартиры. Накануне вечером мы втроем долго совещались, выработали линию поведения и план действий. Потом пошли спать. Среди ночи я проснулся, как от толчка. Нотэ не было на месте, дверь в ванную была заперта, свет включен. Неужели он опять за старое? Неужели он испугался, не выдержал и стоит над раковиной, окунув в теплую воду разрезанные руки и жизнь уходит из него? Я метнулся в кладовую, достал молоток и стамеску и с двух ударов выбил из двери хлипкий замок. Нотэ оглянулся на меня. Кровь струилась у него по лицу, огромный кухонный нож твердо зажат в правой руке. Спокойный взгляд человека, уверенного в собственной правоте. Он просто отрезал себе пейсы, так же как я шесть лет назад.

− Сказано, “Сделай себе учителя и удались от сомнения”[120]. Теперь я понял, почему нам это каждый день повторяют. Человека, который сомневается, не уговоришь, что грех – это мицва. Если завтра они меня отлучат, то они опоздали. Я уже хилони.

Я перевел дыхание. Приехали. Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, распрямляющий согбенных.

− Это очень хорошо, что ты хилони. Но это не повод выглядеть, как чучело. Дай я тебе виски подровняю.

Я навел порядок в ванной и мы переместились в комнату, где он спал один с тех пор как вернулся от Офиры.

− Тебе нужно новое имя.

− Почему?

− Потому что каждый раз, слыша свое старое имя, ты будешь вспоминать, что ты когда-то был жертвой, безответным объектом для травли. Сегодня ты заново родился. Сегодня родился человек, который будет служить в элитной части, получит университетское образование, человек, которого будут любить жена и дети и уважать друзья и коллеги. Этому человеку нужно дать имя.

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 141

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Город на холме - Эден Лернер бесплатно.

Похожие на Город на холме - Эден Лернер книги

Оглашенная - Павел Примаченко - Русская современная проза
Заратуштра - Андрей Гоголев - Русская современная проза
Русская комедия (сборник) - Владислав Князев - Русская современная проза
Дальневосточный сборник - Игорь Афонский - Русская современная проза
Бывальщина и небывальщина. Морийские рассказы - Саша Кругосветов - Русская современная проза
Код 315 - Лидия Резник - Русская современная проза
Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
Любовь без репетиций. Неполоманная жизнь - Александр Гордиенко - Русская современная проза
Проза Дождя - Александр Попов - Русская современная проза
Неудавшийся сценарий - Владимир Гурвич - Русская современная проза

Оставить комментарий