Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты был трезв?
— Да. Мы все были трезвы. Пили безалкогольные коктейли типа «Слеза комсомолки» и «Радость старца»… Там сейчас ничего другого нет. Правда, от музыки прибалдели. Видимо, разрядка нужна была.
— Что ж, хорошо разрядились, мальчики… Скажи мне честно: ты ударил милиционера?
— Нет.
— Слава богу! Камень с сердца…
— Но они-то думают, что я…
— Ничего, разберутся. Раз не ты — уже легче. Я тебе верю. Это главное. А кто его ударил?
— Не видел. Темно было. Знаю только, что не Лешка. Он пацан еще. Он со мной рядом был. Все побежали. Ну а мы не спешили. Вот нас и зацапали.
— Дурень стоеросовый! Обалдуй! Зацапали… Не спешили… К чему вообще все это было затевать?!
— Будешь ругаться, попрошу, чтобы меня увели в камеру.
— Ладно, я тебе дома все скажу. Дома, слышишь! Я думаю, ты скоро вернешься. Ну а теперь дай обниму. Хоть бы с приездом поздравил, черт…
Они обнялись.
— С приездом, папа!
В коридоре СИЗо Шулейко, заметно повеселевший, встретил Оксану Петровну.
— Это не он! — радостно сообщил Алексей Сергеевич. — Я ему верю. Рано или поздно это выяснится. Вы сами в этом убедитесь!
— Посмотрим, посмотрим… Не все так просто, как вам кажется.
— Но я-то знаю точно! Теперь дело времени.
— Дело времени и доказательств.
— Будут, будут доказательства! Все. Ухожу. Не смею больше мешать. Спасибо вам!
Шулейко заглянул в дорожную сумку, извлек оттуда раковину-крылорог.
— Вот — из тропических морей. Сам достал. Пожалуйста, возьмите на память.
— Ради бога, заберите обратно!
— Почему?!
— Во-первых, это может быть расценено как попытка подкупа должностного лица. Во-вторых… — Тут Оксана Петровна впервые за весь разговор улыбнулась. — Во-вторых, я страшно боюсь всякой морской нечисти — медузы, улитки, ракушки… Это не по мне. Уберите!
— Хорошо. Я подарю ее вам, когда Вадим вернется домой.
Шулейко положил раковину в сумку и наткнулся на пакет с дневником Михайлова.
— Вот еще какое дело! — достал он дневник. — Посоветуйте, кто сможет разъединить листы слипшегося дневника. Это очень интересный человеческий документ. Я смог прочитать только половину…
И Шулейко рассказал историю находки.
Оксана Петровна осторожно взяла тетрадь в руки.
— Можете оставить это мне. Я покажу нашим криминалистам.
Глава пятая. Эй, на «Сирене»!
Севастопольский арестный дом. Когда-то в нем сидел в заключении лейтенант-бунтарь Шмидт. Но Михайлову было от этого не легче. Обритый наголо, он сидел в комнате свиданий (той самой, что сохранилась и поныне, в той самой, где спустя сто лет биолог Шумейко будет вразумлять своего сына!) и пытался объяснить молодой жене, что же собственно произошло.
— Этого никто не мог предвидеть… Понимаешь, Наденька, отец Досифей попал в зону фокуса иероизлучения… Частота колебания там оказалась семь герц. Никто не знал, что это смертельно. Так совпало. Очень сильный шторм. Шел мощный иерозвук, и он остановил его сердце, как останавливают маятник часов. Моей вины здесь нет. Дмитрий тебе все объяснит!
— Я знаю, я знаю, ты не виноват! — кричала ему через барьер Надежда Георгиевна. — Дмитрий Николаевич хлопочет по начальству. Он все уладит. Все будет хорошо. Ты непременно выйдешь! Непременно!!
С Константиновской батареи, словно в подтверждение ее слов, бабахнул полуденный орудийный выстрел. Жандарм-конвоир посмотрел на часы:
— Окончено свидание.
Михайлов перекрестил Надежду Михайловну, та тоже осенила его крестным знамением. Целоваться в комнате свиданий не полагалось.
Севастополь. Август 1914 год
Из секретного высочайшего монаршего повеления:
«По обстоятельствам военного времени и учитывая крайнюю нужду в специалистах подводного плавания, заменить каторжные работы бывшему старшему лейтенанту Михайлову отбыванием воинской повинности по усмотрению морского министра, а в случае первого боевого успеха восстановить его в чине и всех правах…»
Война грохотала где-то там, далеко на Западе — в Пруссии, на Мазурах, в Галиции, а здесь, в Крыму, в Севастополе, о ней узнавали только из газет. Но и когда она пришла с первыми залпами «Гебена» по городу и берегу, Севастополь продолжал жить почти довоенной жизнью — с непогашенными маяками, с гудящими кабаками, с «чистой публикой», фланирующей по Приморскому бульвару… Разве что усилили корабельные дозоры на внешнем рейде да выставили минные заграждения.
По причалам Минной стенки старшего лейтенанта Михайлова вел-сопровождал офицер штаба, бывший однокашник по Морскому корпусу капитан 2-го ранга Эльбенау, худощавый рыжеусый остзеец с аксельбантом.
— Своим освобождением, Николь, ты обязан лишь тому, что за полгода боевых действий Подводная бригада не потопила ни одного судна. Это удручает. Но у тебя есть шанс отличиться. Правда, лодка старая, из резерва, и команда такая, что — чемоданы за борт и тушите свечи. Одним словом — каюк-компания. Но не падай духом. Чем смогу — помогу!
— У меня к тебе и к штабу одна-единственная просьба. Пусть с дачи брата, из Фороса, пришлют мне мои приборы и установку. И еще — не в службу, а в дружбу: выпиши сюда Наденьку… Она уехала в Саратов.
Темно-красные фигурные корпуса судоремонтного завода походили на тюремные равелины, которые только что покинул Михайлов.
У причальной стенки стояла ржавая подводная лодка. На корме слабо пошевеливался на ветру Андреевский флаг. В носу у самого форштевня тускло отливали на свежепокрашенном борту медные литеры славянской вязи: «Сирена».
Бабы-пескоструйщицы под истошный вой своих аппаратов обдирали ракушки с бортов поднятого на клети эсминца. Их лица были замотаны платками до глаз. Неприязненными взглядами провожали они фигуры офицеров в белоснежных фуражках и щеголеватых кителях. Две девахи заговорщицки переглянулись, подмигнули друг дружке и прыснули в свои пропыленные платки, будто знали что-то такое, что неведомо офицерам.
— Эй, на «Сирене»! — окликнул Михайлов вылезшего на палубу замызганного матроса. В руках он держал странный полосатый сверток. — Где у вас старший офицер?
— Так что третьего дня застрелимшись… — нехотя ответил матрос и тут же скрылся в люке.
Старший лейтенант ловко пронырнул узкую стальную шахту и очутился в центральном посту. Здесь было жарко, и три полуголых матроса азартно резались в карты. Один из них, вислоусый крепыш, встал и заслонил широченной спиной товарищей по игре. Голая грудь его была изукрашена замысловатой японской татуировкой. Перебитый нос придавал ему вид свирепый и отчаянный.
— Кондуктор Деточка, — вальяжно представился
- Человек-торпеда - Сергей Зверев - Боевик
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- От Хитровки до Ходынки. История московской полиции с XII века до октября 1917 года - Игорь Анатольевич Потёмкин - Исторические приключения / История
- Нелегал из Кенигсберга - Николай Черкашин - Исторические приключения
- Сон Геродота - Заза Ревазович Двалишвили - Историческая проза / Исторические приключения
- Белые манжеты - Николай Черкашин - О войне
- Кинжал без плаща - Александр Леонидов - Боевик
- Кинжал без плаща - Эдуард Байков - Боевик
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне