Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смысл дальнейшего разговора остался для Клеопатры непонятным. Матвей спрашивал, Родион отвечал, оба горячились. Какое дело брату до всесильного фаворита государыни, который разговаривает с каким-то там французом? Они беседовали о пропавших деньгах. Мир обезумел, все говорят о золоте. Звонкой монетой готовы мерить чувства, здоровье, виды на будущее, золото — цена Матвеева страха, ясно, что он напуган. А может, удивлен? Оказывается, неведомый француз назвал в разговоре с Бироном его имя. Нет, напуган, конечно, если Родион повторяет на все лады: «Ты должен уехать… я не знаю куда, но немедленно…»
— Вздор, вздор, — твердил Матвей, сжимая голову руками с такой силой, словно силился ее раздавить.
— А кто такой Шамбер?
Только тут они, казалось, вспомнили, что Клеопатра сидит с ними рядом на скамейке.
— Ах, Клепа, помолчи, без тебя тошно, — с раздражением отозвался Матвей, а учтивый Родион вскочил на ноги:
— Простите, Клеопатра Николаевна, что мы ведем разговор, который вам не интересен. Но я не без умысла позвал вас в сад. Шамбер — это человек, который напал на Матвея после бала. Помните? Этот человек опасен. Я умоляю вас, помогите мне уговорить Матвея уехать из Петербурга хотя бы на время, скажем, в командировку.
— Я этого Шамбера еще по Парижу знаю, — добавил Матвей. — Прицепился ко мне, как репей, не оторвешь.
— Значит, ты от него спрятаться должен? Можно в Видное уехать, — робко предложила Клеопатра.
В конце аллеи мелькнула фигура старика Евстафия. Клеопатра решила, что сторож делает обычный обход сада, барыня велела, чтоб проверял все дальние углы, нет ли где злоумышленников. Но, к ее удивлению, старик направился к ним. По старой солдатской привычке он отмахивал рукой, словно в строю шел, у скамейки с трудом перевел дух:
— Барин, Матвей Николаевич, там вас спрашивают.
— Кто?
— Двое господ. Один партикулярный, другой военный.
— Вот не ко времени! Это Пашка Барноволоков с Фигелем, — ответил он на вопросительный взгляд Родиона, — приятели мои по полку.
— Опять карточный долг? — всполошилась Клеопатра.
— Да отдал я все долги! Фигель влип в историю, ему надо помочь, но дело вполне может подождать до утра. Сидите здесь, я сейчас вернусь.
Вот они и одни, вдвоем с Родионом.
3
В то роковое утро, перед тем как разбить камнем стекло в форточке, Клеопатра опять побежала в баньку — уничтожить следы преступления, — именно так называла она свои полунощные бдения. Дом еще спал. В баньку вошла с опаской, но страшные образы уже исчезли с отмытых до желтизны стен, просто мыльня, и ничего более. Клеопатра выкинула остатки яблока, которые превратились в окровавленную кашицу, потом вымыла лавку. В бумагу с заклинаниями она завернула камень, обвязала черной ниткой и выкинула страшный груз в пруд, туда же бросила нож и огарок свечи.
Когда за ужином слуга объявил Люберова, душа ее не взвилась птичкой от счастья, а ухнула вниз в скользкий колодец без дна. Подействовало заклятие-то… И скорость, с какой ее желание было выполнено, смутило и испугало Клеопатру.
Она боялась взглянуть на него. А ну как Родион покажется ей совсем не таким, каким она его себе придумала. Может, в первый визит она его не рассмотрела, может, у него глаза косят, лицо рябое или другой какой изъян в наличии? Пересилила страх, взглянула прямо — лицо красивое, нахмуренное… чужое!
И тут она поняла, что все волнения ее связаны не с любовью, а с тем способом, которым она эту любовь собиралась добыть. И если бы она гадала на жениха вообще и жених бы этот сейчас явился в дом, она бы испытывала то же самое волнение. А что же к нему самому-то, к Родиону, она теперь испытывает? Молчит сердце… пылало, горело, а теперь стучит потихоньку и не надо ему никакой любви? Мысль эта очень не понравилась Клеопатре, и она решила ее оставить на потом. А пока главной ее заботой было вести себя за столом непринужденно и прятать забинтованную, неповоротливую руку, на которую Родион бросал испуганные взгляды.
А потом он спросил, больно было? Тут все вернулось, и томление, и мука, словно жаром опалило затылок. Матерь Пресвятая Богородица, спаси и защити!
Разговор в саду брата и Родиона при всей его страстности Клеопатра не приняла всерьез. Ясное дело, Матвей хочет вызвать Шамбера на дуэль, а Родион отговаривает его от смертоубийства. Зачем-то Бирона приплели. Эту мужскую игру со смертью Клеопатра очень осуждала. До Парижа Матвей был другим человеком — добрым, покладистым, греха боялся, а теперь чуть что, сразу орет:
— Ты не понимаешь! У нас так принято! Только кровь смывает бесчестье!
Уязвленную гордость лучше всего молитва снимает, но у мужчин на этот счет свое мнение. Вот и сегодня брат покричал, да и ушел. И вдруг так тихо стало… А Родион сидит рядом и молчит.
Как все получилось хорошо, подумала Клеопатра, что сошлись они для важного разговора в этом месте. Их тесный сад, всего-то две аллейки, кажется огромным лесом, светляки сияют в траве, ровно звезды, от клумбы на заднем дворе тянет запахом цветущего табака.
— Я виноват перед вами, Клеопатра Николаевна, — несмело начал Родион.
— Чем же?
— Тем, что обманывал надеждами, которые оказались несбыточными.
У Клеопатры чуть не вырвалось: надежда, как любовь, горы движет, была бы сильна, но она только шепнула взволнованно:
— Продолжайте…
— В прошлый мой визит я сообщил вам, что располагаю некой возможностью вернуть вам утраченное наследство. Теперь я с полной очевидностью заявляю — эти надежды несостоятельны.
Во-он он о чем… Клеопатра уверена была, что он начнет толковать о делах сердечных. Она не ждала, что Родион упадет на одно колено и поднесет ее руку к пылающим губам своим. Матвей именно так преподавал сестре уроки куртуазности: как упадет на одно колено, тут уж не упусти своего счастья. Все это не для Родиона, он по натуре сдержан, поэтому она готова была к длинной серии запутанных многозначительных фраз, намеков, воздыханий, а он опять за свое.
— Вы про Плутарха, что ли? — Тон у нее был крайне неромантический, так спрашивают у кухарки, купила ли она капусту.
— Как? Вы знаете про Плутарха?
— Матвей мне все рассказал.
— И правильно сделал. Это избавит меня от необходимости утомлять вас длинным повествованием.
Он начал говорить. Рассказ все-таки получился длинным, но отнюдь не утомительным. Оказывается, Родион посетил дом Миниха еще раз, нашел столь страстно желаемую им книгу, но она была пуста, то есть в ней не было никаких указаний к тому, что он должен предпринять.
— Но неудача не остановит меня. Я должен разгадать эту тайну.
Клеопатра робко положила ему руку на плечо. Не пристало, конечно, делать такие вольности девице, но проявить участие она имеет право.
— Ах, Родион Андреевич, кабы вы знали, как мне жаль… Но не о богатстве потерянном я тужу. Мне жалко, что вы предприняли столько действий впустую и что это вас так волнует. Забудем об этом. Бог с ним, с Плутархом.
— Плутарх — только средство. Встреча с вами осветила смыслом мою жизнь. Но что я могу положить теперь к вашим ногам? Разве что бремя всей моей жизни? Я же никогда не осмелюсь ввести вас в круг своих бед и несчастий. Я сын государева преступника и должен знать свое место.
«Да он мне в любви объясняется, — пронеслось в голове Клеопатры. — И так неожиданно, так не по правилам! После этого не вскрикнешь, как в романах: «Ах, я ваша!» Она хотела ответить подобающе — внятно и с чувством, но не успела. Перед ней выросла фигура Евстафия. Как не вовремя является сегодня этот старик!
— Что тебе?
— Барыня… вас… кличут, — прошептал, борясь с одышкой, Евстафий. — Беда у нас.
— С барыней? Да не молчи ты, как рыба!
Евстафий и впрямь был похож на старого сома, которого выкинули на берег, шея его раздувалась, руками он прихлопывал по бокам, словно плавниками шевелил.
— Барыня здоровы. А вот Матвей Николаевич… подвержен…
— Чему подвержен-то?
— Арестованию.
Дальнейших слов старого слуги Клеопатра и Родион уже не слышали, они мчались по аллее, не разбирая дороги.
В гостиной в полном одиночестве восседала в своем кресле Варвара Петровна. Клеопатре показалось, что тетка вся как-то оплыла, обмякла, и колеса присели под ее тяжестью. На племянницу она посмотрела строго, пожевала губами.
— Не могу сказать, арест это был или что-то другое, — произнесла она наконец. — Бумагу, где вины объявлены, не читали и не предъявляли. Были предельно вежливы, но шпагу у Матвея отобрали. Евстафий видел на улице четырех драгун, они потом Матвея и повели, а эти двое субчиков сзади вышагивали.
— Может, на губу его хотят посадить, или как там у них это называется? — К Клеопатре опять привязалась мерзкая баба Дрожуха, зубы ее выбивали дробь.
- Прекрасная посланница - Нина Соротокина - Историческая проза
- Травницкая хроника. Мост на Дрине - Иво Андрич - Историческая проза
- Лето Господне - Иван Шмелев - Историческая проза
- Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич - Историческая проза
- Бирон - Роман Антропов - Историческая проза
- Пращуры русичей - Сергей Жоголь - Историческая проза
- Перекоп ушел на Юг - Василий Кучерявенко - Историческая проза
- Мальчик в полосатой пижаме - Джон Бойн - Историческая проза
- Перед разгромом - Н. Северин - Историческая проза
- В поисках истины - Н. Северин - Историческая проза