Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Центурион молчит. Я заглядываю ему в лицо. Взгляд стеклянный.
— Старший центурион?
Молчание. Вдалеке грохочет гром.
Ах, так…
— Равняйсь! — ору я так, что у самого закладывает уши. — Смирно!! Равнение на! Орла!
Центурион вздрагивает. По привычке вздергивает голову, ищет глазами золотой символ легиона. И тут понимает. Взгляд становится осмысленным. Центурион моргает.
— Легат, я…
— Сейчас не время извиняться, Тит. Что он говорит?
Варвар снова начинает хрипеть и щелкать. Тит Волтумий слушает. Смотрит на меня и произносит с издевкой:
— Что презирает нас, паршивых толстых римлян.
— Он это уже говорил, — замечаю я. От внезапно нахлынувшей слабости кружится голова. — Это уже скучно… может, пусть лучше споет нам песню, а? Что думаете, центурион?
— Думаю, он не станет. — Центурион вздыхает.
Германец оскаливается — видимо, это усмешка.
— Тогда спросите у него: зачем он убил моего раба?
Тит говорит, потом слушает. Долго.
— У него жуткий выговор. Я понимаю одно словно из трех. В общем… Он не убивал вроде.
В общем, так я и думал. Но переспросить не мешало.
Бледное лицо дергается. Дыхание с хрипом и клекотом выходит из разбитых губ. Мертвец — или уже не мертвец? — говорит и говорит.
— По-настоящему его зовут Эрманн, что значит «храбрый человек», — переводит центурион. — И он всех нас убьет…
Я морщусь. Что мне до его имени? Тем более на суде оно было названо, и не раз. Лучше оно от этого не стало.
— Спроси, что он делал у дома Вара. Только пусть ответит правду.
Тит Волтумий рычит и хрипит. Грубые длинные слова звучат в его варианте звучно, как латынь. Раскатистая звонкая «р» вместо горлового клекота варваров.
Германец смотрит на него, не мигая. Затем, помедлив, начинает выталкивать слова.
Я уже не могу ждать.
— Ну! Что он говорит?!
— Сейчас. — Центурион переспрашивает, мертвый германец — он ведь все-таки мертвый? — отвечает.
— Он хотел купить подарок… для своей невесты. Он собирался жениться.
Я смотрю на синюшное лицо германца. Подарок. Невесте. Ага, как же. Он меня просто растрогал.
— Скажи ему, что он мертвый. А мертвым врать стыдно.
Центурион смотрит на меня. Поднимает брови:
— Вы уверены?
— Скажи ему!
— Хорошо. Как прикажете, легат.
Тит Волтумий начинает говорить. Германец слушает и переспрашивает. Я вижу, как шевелятся его белые, растрескавшиеся, совершенно бескровные губы. Дыхание с сипением вырывается изо рта. Запах разложения и смерти настолько силен, что мне хочется отодвинуться подальше. Но я, наоборот, придвигаюсь ближе.
Зажмуриваюсь.
Запах гниющих роз. Белеющий в полутьме саван брата. Я слышу его смех. Это не может быть, но это так. «Смотри, Гай».
Я с усилием втягиваю сырой воздух, наполненный грозой, и открываю глаза.
Германец продолжает смеяться. Потом говорит. В темноте мелькают остатки его зубов.
— Что он сказал?
— Он говорит, что знает.
— Знает что? — Я смотрю в лицо германца.
— Что он уже мертвый. Вроде так. Некоторые слова мне не совсем понятны… Но, похоже, он успел побывать в подземном мире…
— Где именно?
Тит Волтумий, старший центурион, морщится, словно у него внезапно заболели все зубы.
— По-нашему, это где-то за Ахероном… они называют это Вальхал… или Вальгале… Там ждут воинов. Короче, сложно перевести. Он попал в длинную пещеру, полную рисунков, и видел их бога — Тиваза. Одноглазый бог, самый главный у германцев. Бог сказал ему важное. Он сказал, что…
Центурион замолкает. Ветер треплет ворот его туники. Проклятье, а ведь холодает. Порыв ветра доносит до меня запах дождя. Похоже, там, за лесом, он уже вовсю идет.
Я говорю:
— Ну!
— Что всех нас скоро убьют. В Германии не останется ни одного живого римлянина.
Я смотрю на изуродованное судорогой лицо германца.
— Это правда?
Мертвый германец смеется — словно прекрасно меня понял. Снова начинает говорить. Я слушаю.
— Всех убьют. Мы оскорбили богов, — переводит Тит Волтумий. — Тиваз сказал, что на нас падет гнев богов. Один человек приходил и говорил, что так будет. Это посланец, боги выбрали его. Это особый человек… хм, человек с чужим лицом? Как-то так.
Германец рычит и булькает. Глаза — мертвые — сверкают гневом.
С «чужим лицом»? Это в маске, что ли?
— Римлянам вспорют животы и вытащат кишки, чтобы сжечь на алтаре Тиваза. — Центурион говорит бесстрастно, словно его это не касается. — А римским судьям вырвут их змеиные языки.
Я молча гляжу в глаза варвара. Желтый оскал мертвеца вспыхивает в синеватом свете молний. Я опускаю взгляд и вижу, что из раны германца снова течет кровь. Черная, блестящая. При очередной вспышке молний она кажется желтой.
— Кто его убил? — говорю я. — Я хочу знать. Это он может сказать?
Старший центурион смотрит на меня. Брови заломлены, скорбные складки пролегают от крыльев носа до губ. Он выглядит почти старым. Ему сорок с лишним лет… Тит моргает.
— Хорошо.
Он снова говорит германцу что-то на рычащем, хрипящем, плюющемся языке. Обычно звучный голос Тита звучит глухо, как из-под земли.
Я жду.
«А римским судьям вырвут их змеиные языки…»
Берегись, Ликий Пизон. Смешно.
* * *Поднимается ветер. От треска гнущихся деревьев, бешеного шелеста листьев вокруг такой шум, что я почти не слышу слов. Вспышка молнии раскалывается небо на сотни кусков. Это как засохшая, старая, облупившаяся фреска. Рисунок кровеносных сосудов на плоти черного неба…
Синий — цвет смерти.
— Легат!
— Да, Тит.
Раскаты грома столь оглушительные, что ему приходится кричать.
— Он сказал, что это не так важно! Но это был какой-то германец… херуск или хавк! Он точно не знает. Но самое главное…
— Что?! — Меня качает ветром. Напор воздушной среды (эфира!) настолько сильный, что мне приходится наклонить голову и встать против ветра. Гроза, когда доберется сюда, будет совершенно чудовищной.
— Он говорит… я не знаю, как это…
Вспышка молнии. Раскат грома заглушает слова Тита.
— Что?! — кричу я.
— Неполный человек. Я не знаю, как это перевести…
— Ну!
Германец с усилием поднимает руки и что-то показывает. Из его пробитых запястий сочится темная кровь, капает на землю. Германец делает жест, словно отрубает себе кисть, и смеется.
Центурион говорит:
— Он хочет сказать…
— Не надо, я понял. У него не было одной руки, верно?
Тит поднимает взгляд на меня, потом кивает.
— Да, легат.
Однорукий германец. Которого я видел на рынке. Он сбежал, прихватив с собой меч легионера. Мятежник, а теперь еще и убийца. Может быть, он один из тех, кто заманил Луция в ловушку.
Зачем добивать распятого германца, как не затем, чтобы скрыть следы?
— Вы его знаете? — спрашивает центурион. — Человека без руки?
Я киваю. Потом спохватываюсь. Отчего я так уверен? Это мог быть любой другой однорукий. Точно. Хотя бы тот тип, которому Арминий отрубил кисть на рынке. Ну, это вряд ли.
— Зачем ему было убивать вашего раба?
— Думаю, ему нужна была вещь, доставшаяся мне от брата. Поэтому он проник в мою комнату. А тут входит старик… Это если двумя словами. Все просто.
Молчание. Вой ветра.
— Сложное сделать простым, — говорит Тит наконец.
— Верно, старший центурион.
* * *Германец откидывается, дышит все чаще. Дыхание прерывистое и сиплое.
— Что с ним?
— Он истекает кровью, — говорит старший центурион.
Я вижу, что это правда.
Пурпурная, почти черная кровь течет из ран в его запястьях, из колотой дыры под ребрами. Я опускаю взгляд. Германец практически сидит в луже собственной крови. Он хрипит.
— Будьте вы прокляты, римляне, — переводит Тит бесстрастно. — Передайте моей Хельге… Это, видимо, его невеста… Что я… Что? — Он поворачивается к гему. — Что передать-то?!
Нет ответа. Германец валится набок и замирает. Голова медленно опускается на грудь. Глаза широко раскрыты, огонек жизни в них медленно гаснет. Кончено. Сначала я не понимаю, что случилось. Потом…
Не сметь умирать! Я еще не спросил про своего брата.
Мертвые все должны знать.
Германец ожил, Воробей вернул его душу с того света — в то же израненное тело, увы. Залечить раны — не в силах фигурки. Хотя…
Я достаю Воробья, стискиваю в ладони. Залечить раны, мысленно приказываю я. Напрягаюсь до того, что темнеет в глазах. Ну же, начинай, велю я Воробью… Бесполезно.
Германец мертв. Впрочем, сегодня я один раз уже вернул его с того света. Я могу сделать это еще раз. Воробей дает не силу, думаю я. Воробей дает возможность.
— Что вы хотите сделать, легат? — спрашивает центурион.
Слабость такая, что в глазах темнеет. Мир убегает куда-то в сторону… Падаю.
- Древние Боги - Дмитрий Русинов - Героическая фантастика
- Браслет богини - Анастасия Азова - Героическая фантастика
- За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки] - Роберт Говард - Героическая фантастика
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Бык из машины - Генри Олди - Героическая фантастика
- Выбор из худшего - Алексей Иванович Гришин - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Попаданцы
- Избранные циклы фантастических романов. Компиляция, Книги 1-17 (СИ) - Юрин Денис Юрьевич - Героическая фантастика
- Мальн. Кровь и стекло - Мира Салье - Героическая фантастика
- "Игра"-"Ловец знаний"-"Пасть". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Пастырь Роман - Героическая фантастика
- Остров чудищ - Аманда Фуди - Героическая фантастика / Зарубежные детские книги / Детская фантастика / Фэнтези