Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не интересуемся, — угрюмо ответил Мацци.
— К ним, пожалуй, не подобраться, — сказал Долл, оставив вдруг свой высокомерный тон. Он нагнул голову и вытер пот со лба тыльной стороной кисти.
— Не интересовались бы, если бы даже было свободно, — повторил Мацци и еще выше подтянул колени.
— А я иду добывать пистолет, — сообщил Долл.
— Да? Желаю удачи, — сказал Мацци.
— И я тоже, — проговорил Тиллс.
— Неужели вы не помните? Мы как-то говорили, что надо будет добыть пистолет, — напомнил Долл.
— Разве? — безразлично произнес Мацци, уставившись на него.
— Конечно, — начал было Долл, но осекся, услышав в ответе Мацци насмешку и неодобрение, и улыбнулся своей неприятной презрительной улыбкой. — Вам, ребята, невредно бы иметь пистолет, когда сойдете на берег и напоретесь на самурайские сабли.
— Мне бы только сойти на берег с этой проклятой большой, жирной сидячей утки, на которой мы торчим посреди воды, — сказал Мацци.
— Эй, Долл, — позвал Тиллс, — ты повсюду шляешься. Как ты думаешь, будет сегодня воздушный налет, прежде чем мы уберемся с этого паршивого корабля?
— Почем я знаю, — ответил Долл. — Может, да, а может, нет.
— Ну что ж, спасибо, — сказал Мацци.
— Будет так будет. А в чем дело? Ты боишься?
— Боюсь? Нисколько не боюсь. А ты?
— Нет, черт возьми.
— Ну и ладно, — Мацци, наклонившись, выпятил челюсть и угрожающе задвигал вверх и вниз бровями, уставившись на Долла с комично свирепым видом. Но это не произвело особого впечатления. Долл только откинул голову и рассмеялся.
— Увидимся, друзья, — сказал он и шагнул через дверь в переборке, у которой они сидели.
— Этот парень ни черта не смыслит, — решительно заявил Мацци, когда Долл ушел. — Глуп как пробка. Не выношу недотеп.
— Думаешь, он достанет пистолет? — спросил Тиллс.
— Черта с два, ничего он не достанет.
— Может достать.
— Не достанет, — повторил Мацци. — Он дурак. Хм, «друзья»!
— Мне наплевать, достанет ли он пистолет, достанет ли кто другой, достану ли я. Все, что я хочу, это выбраться с этого проклятого корабля.
— Сам не выберешься, — сказал Мацци, когда еще один катер с лязгом ударился о корпус. — Посмотри-ка туда.
Они повернули головы к койкам и, обхватив руками колени, наблюдали, как другие солдаты третьей роты занимаются своими прозаическими делами.
— Я только знаю, — сказал Мацци, — что никогда не ожидал чего-либо подобного, когда записывался в армию в старом, грязном Бронксе перед войной. Откуда я мог знать, что разразится эта война, будь она проклята? Ответь мне.
— Ответь лучше ты, — возразил Тиллс. — Ведь ты разбираешься в этом лучше всех здесь.
— Я знаю только, что старую третью роту всегда надувают. Всегда. И могу тебе сказать, кто в этом виноват. Старый Раскоряка Стейн, вот кто. Сначала он засовывает нас отдельно от нашей части на этот корабль, где мы не знаем ни души. Потом ставит на четвертое место в очереди на высадку с этого собачьего транспорта. Вот что я могу тебе сказать: все этот старый Раскоряка Стейн!
— Но есть места похуже четвертого, — заметил Тиллс. — Во всяком случае, мы не седьмые и не восьмые. Хорошо хоть он не всунул нас на восьмое место.
— Ну уж это не его заслуга. Важно, что он не поставил нас на первое. Посмотри на этого сукиного сына: хочет показать, что он свой парень. — Мацци кивнул головой в другую сторону, где капитан Стейн, его заместитель и четыре командира взводов, сидя на корточках, склонили головы над разложенной на палубе картой.
— Итак, вы видите, господа, где именно мы будем находиться, — сказал капитан Стейн. Оторвав взгляд от карандаша, он вопросительно поглядел на офицеров. — Разумеется, будут проводники либо от армии, либо от морской пехоты, которые помогут нам добраться туда с наименьшими трудностями и в кратчайшее время. Рубеж обороны — нынешний рубеж — проходит, как я показал, здесь. — Он показал на карте карандашом. — Отсюда около тринадцати километров. Нам предстоит совершить форсированный марш с полной полевой выкладкой на расстояние около десяти километров. — Стейн встал, другие офицеры тоже встали. — Вопросы есть, господа?
— Да, сэр, — сказал второй лейтенант Уайт, командир первого взвода. — У меня есть один вопрос, сэр. Будет ли определенное распоряжение о порядке размещения после прибытия на место? Поскольку Блейн, командир второго взвода, и я, вероятно, пойдем в голове, я хотел бы знать об этом, сэр.
— Я думаю, когда прибудем, придется подождать и посмотреть, что там за местность. Не так ли, Уайт? — сказал Стейн и поднял мясистую правую руку, чтобы поправить очки с толстыми линзами, через которые он смотрел на Уайта.
— Так точно, сэр, — ответил Уайт.
— Есть еще вопросы, господа? — спросил Стейн. — Блейн? Калп? — Он оглядел офицеров.
— Нет, сэр, — ответил Блейн.
— Тогда все, господа, — сказал Стейн и добавил: — Пока. — Потом нагнулся, сложил карту, а когда выпрямился, за толстыми линзами играла мягкая улыбка. Это означало конец официальной части, и теперь каждый мог чувствовать себя свободно.
— Ну как дела, Билл? — спросил Стейн молодого Уайта и дружески похлопал его по спине. — Как себя чувствуете?
— Немного волнуюсь, Джим, — улыбнулся Уайт.
— А вы, Том? — обратился он к Блейну.
— Отлично, Джим.
— Вот и хорошо. А теперь, я думаю, лучше вам всем посмотреть, что делают ваши ребята, не правда ли? — сказал Стейн.
Командиры взводов удалились. Стейн, оставшийся со своим заместителем, проводил их взглядом.
— По-моему, они все хорошие ребята, правда, Джордж?
— Да, Джим, я тоже так думаю, — согласился Бэнд.
— Вы заметили, как все воспринимают Калп и Гор?
— Конечно, Джим, ведь они служат у нас дольше, чем молодежь.
Стейн снял очки, тщательно протер их большим носовым платком и снова водрузил на нос. Он то и дело поправлял их пальцами правой руки.
— Я думаю, пройдет еще около часа, — сказал он в раздумье, — самое большее — час с четвертью.
— Надеюсь, что до того нас не разбомбят с воздуха, — заметил Бэнд.
— Я тоже надеюсь. — Большие, добрые карие глаза Стейна улыбнулись из-за очков.
Какими бы ни были критические замечания рядового Мацци — справедливыми или несправедливыми, в одном Мацци был прав: именно капитан Стейн приказал офицерам третьей роты находиться в это утро в трюме с солдатами. Стейн (солдаты звали его Раскорякой) считал, что в такой день офицеры должны быть со своими солдатами, делить с ними трудности и опасности, а не торчать наверху, в командирском помещении, где они отсиживались большую часть перехода. Стейн так и приказал своим подчиненным. Хотя никто из них не проявил особой радости, однако ни один офицер, даже Бэнд, не высказал и недовольства. Стейн был убежден, что это поможет поднять моральный дух солдат. Глядя на тесный, пропахший потом лабиринт из коек и труб, где спокойно, без суеты трудились солдаты, проверяя и осматривая снаряжение, он все больше убеждался в правильности своего решения. До армии Стейн был младшим партнером известной крупной юридической конторы в Кливленде, шутя прошел в колледже курс подготовки офицеров резерва и был призван за год с лишним до войны. Он провел шесть месяцев в подразделении национальной гвардии, а затем получил назначение в эту кадровую дивизию в качестве командира роты в чине первого лейтенанта: его обошел по службе один старый капитан, который прибыл в часть раньше Стейна и помешал ему на какое-то время получить чин капитана. Уязвленный Стейн все сетовал: «Боже мой, что скажет отец?» — потому что его отец был майором во время первой мировой войны.
Снова поправив очки, он обратился к своему первому сержанту по фамилии Уэлш [3], который действительно был уэльского происхождения. Уэлш все время, пока шел инструктаж, стоял поблизости с насмешливым видом, что не укрылось от глаз Стейна.
— По-моему, наше подразделение выглядит довольно подготовленным, довольно сплоченным, не правда ли, сержант? — сказал он, придав голосу некоторую властность.
Уэлш ухмыльнулся.
— Да, для кучки разгильдяев, которым вскоре предстоит получить пулю в зад, оно выглядит неплохо, — ответил он.
Это был высокий мускулистый мужчина лет за тридцать, весь облик которого выдавал уэльское происхождение: смуглое лицо и черные волосы, иссиня-черные щеки и подбородок, дикие черные глаза и выражение мрачного предчувствия, никогда не сходившее с его лица, даже когда он, как теперь, ухмылялся.
Стейн ничего не ответил, но и не отвел взгляда. Он почувствовал себя неловко и был уверен, что это замешательство отразилось на его лице. По мнению Стейна, Уэлш был ненормальный, сумасшедший, настоящий псих, и Стейн никогда его не понимал. Уэлш не испытывал уважения ни к чему и ни к кому. Впрочем, все это было не столь важно. Стейн смотрел сквозь пальцы на его грубые выходки, потому что Уэлш очень хорошо справлялся со своими обязанностями.
- Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) - Борис Плющов - О войне
- Жребий вечности - Богдан Сушинский - О войне
- Присутствие духа - Марк Бременер - О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Солдаты - Михаил Алексеев - О войне
- Записки диверсанта - Илья Старинов - О войне
- В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика) - Анатолий Заботин - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Избранные произведения в двух томах. Том 1 [Повести и рассказы] - Дмитрий Холендро - О войне
- Война - Аркадий Бабченко - О войне