Шрифт:
Интервал:
Закладка:
указом Его императорского величества, государя и самодержца всероссийского об улучшении русского языка отменил слово «обозрение», взамен повелено было употреблять «осмотрение». Вместо слова «врач» надлежало употреблять только «лекарь». «Стража» менялась на «караул», «отряд» – на «деташемент». Вместо «граждане» повелено было употреблять «жители» или «обыватели». Вместо «отечество» – «государство». И уж совсем безо всякой замены изымалось из употребления слово «общество». «Этого слова совсем не писать», – говорилось в высочайшем указе (примеч. lvi).
Играющему роль языкового бога императору подчинялись особые оценщики[42], бывшие преподавателями императорских университетов. Среди цензоров прославился Ф.И. Тютчев, который в 1848 г. не разрешил распространять в России Манифест[43] коммунистической партии на русском языке, заявив, что «кому надо, прочтут и на немецком» (примеч. lvii). В итоге этот «Призыв» на русский язык удовлетворительно не переведен и сегодня.
Богом русского языка перед крахом Российской империи был полковник Н.А. Романов.
Царь не терпел употребления иностранных слов. По желанию государя князь Путятин принес список названий родни по-русски, даже весьма отдаленной, по которому тут же царь экзаменовал и нас. Никто не знал весьма многих, что очень радовало детей.
– Русский язык так богат, – сказал царь, – что позволяет во всех случаях заменить иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка.
Я тогда же сказал Его Величеству, что он, вероятно, заметил, как я их избегаю во всеподданнейших докладах.
– Верится мне, – ответил царь, – что и другим ведомствам удалось внушить эту привычку. Я подчеркиваю красным карандашом все иностранные слова в докладах. Только министерство иностранных дел совершенно не поддается воздействию и продолжает быть неисправимым.
Тут я назвал слово, не имеющее русского эквивалента[44]:
– Как же передать «принципиально»?[45]
– Действительно, – сказал царь, подумав, – не нахожу подходящего слова.
– Случайно, Ваше Величество, я знаю слово по-сербски, которое его заменяет, а именно «зачельно», что означает мысль за челом.
Государь заметил, что при первой возможности учредит при Академии наук комиссию для постепенной разработки русского словаря наподобие французского академического (примеч. lviii).
К сожалению, русские не получили такого словаря. Превратности судьбы: до сих пор самым надежным толковым словарем живого великорусского наречия является труд В.И. Даля, а общепризнанным этимологическим словарем русского языка – толковник М.Р. Фасмера. Даль и Фасмер – германцы по происхождению.
Началось очередное Смутное время[46], сходное с Гражданской войной в Риме. «Язык – не только средство передачи мысли. Он прежде всего – орудие мышления» (примеч. Их). Русский язык получил тяжелейший удар иностранным языковым мусором (примеч. lx), что исказило восприятие действительности русскими детьми и привело к потере молодежью и взрослыми чувства реальности[47] в мышлении.
Этого не заметил даже И.В. Сталин. В своей работе «Марксизм и вопросы языкознания», споря с Н.Я. Марром, он пишет:
Был ли прав Н.Я. Марр, причислив язык к разряду орудий производства? Нет, он был безусловно не прав. Между языком и орудиями производства существует коренная разница. Разница эта состоит в том, что орудия производства производят материальные блага, а язык ничего не производит или «производит» всего лишь слова. Точнее говоря, люди, имеющие орудия производства, могут производить материальные блага, но те же люди, имея язык[48], но не имея орудий производства, не могут производить материальных благ. Нетрудно понять, что, если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире (примеч. lxi).
Судьба СССР и современное положение вещей в Российской Федерации показали ошибку тов. Сталина в оценке способности болтунов к обогащению.
Причину превращения болтовни в источник богатства выявил А.Р. Лурия:
По-видимому, вся дальнейшая история языка (и это надо принять как одно из самых основных положений) является историей эмансипации[49] слова от практики[50], выделения речи как самостоятельной деятельности, наполняющей язык и его элементы[51] – слова – как самостоятельной системы кодов[52], иначе говоря – историей формирования языка в таком виде, когда он стал заключать в себе все необходимые средства для обозначения предмета и выражения мысли. Этот путь эмансипации слова от симпрактического контекста[53] можно назвать переходом к языку как к синсемантической системе[54], т. е. системе знаков, связанных друг с другом по значению и образующих систему кодов, которые можно понимать, даже и не зная ситуации (примеч. lxii).
Мудрствования Лурия оказались ближе к истине[55] современности, чем сталинская правда. В жизни случившееся подорожание болтовни обрисовано в песне неизвестного автора:
Я был батальонный разведчик,А он писаришка штабной.Я был за Россию ответчик,А он спал с моею женой.Ах, Клава, любимая Клава,Неужто судьбой суждено,Чтоб ты променяла, шалава,Меня на такое говно[56] (примеч. lxiii).
Расщепление коренных языковых понятий, отмеченное Лурия, ощущал уже А.С. Пушкин:
Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума;Нет, легче труд и глад.
В текстах и речах современных политиков и российских ученых обычно засилье эмансипированных (оторванных от действительности) инородных слов, указывающее на плохое знание русского языка и родовых (национальных) понятий. Непростые слова трудны для восприятия, осмысления и понимания, например, понятие связывающей (коммуникативной) науки возглавлять войско (стратегии) в современном языкознании определяется как осмыслительный замысел (когнитивный план) общения, посредством которого проверяется наилучшее решение связывающих задач говорящего в условиях недостатка данных о действиях собеседника (примеч. lxiv).
В армии о том же говорят проще: «Бой – вооруженное столкновение соединений, частей, подразделений воюющих сторон. Бой – единственное средство достижения победы» (примеч. lxv).
Как и создатель «Теории языка» К. Бюлер в 1938 г. (примеч. lxvi), Сталин в 1950 г. уподоблял язык орудию труда. Заимствование слов из языка в язык подобно покупке орудия. Иногда очень дорогой, вроде приобретения мистраля (посудины)[57], ваучера (расписки)[58] или секса (писи)[59]. Нынешние ученые не очень утруждают себя переводами, необдуманно вводя в живой русский язык чужеродные слова. Речевая картина русского и вообще славянского мира сильно пострадала особенно после 1917 г. (примеч. lxvii). Языковые раны зияют в русской речи, ученые, вместо того чтобы лечить их, утяжеляют состояние раненого. Сложность расклада прочувствовал в 1919 г. Н.С. Гумилев:
Но забыли мы, что осиянноТолько слово средь земных тревог,И в Евангельи от ИоаннаСказано, что слово – это Бог.Мы ему поставили пределомСкудные пределы естества,И, как пчелы в улье опустелом,Дурно пахнут мертвые слова.
Эмансипированная А.А. Ахматова поняла мертвого мужа в 1942 г.:
Мы знаем, что ныне лежит на весахИ что совершается ныне.Час мужества пробил на наших часах,И мужество нас не покинет.Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова,И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.
Лишь после смерти И.В. Сталина вольными или невольными стараниями именно части советских ученых и так называемых философов живое великоросское наречие (словенское) было изменено так, что совесть-сознание его носителей оказалась расщепленной. На жаргоне психологов, психиатров, психотерапевтов и психолингвистов это расщепление получило кличку «шизофрения» (от греч. σχίζω, раскалываю и φρήν, ум, рассудок).
Шизофрению ошибочно путают со слабо(без)умием (лат. dementia). К сожалению, от безумия не застрахованы и ученые, особенно если они дорожат своим положением в обществе. Впрочем, такие случаи слабоумия вернее назвать бес(з)совестностью или бездушием, т. е. болезнью души, душевной болезнью. Выдающуюся роль в поедании мертвой речью живого языка сыграли разнообразные СМИ (примеч. lxviii).
С отражения раскола в рассудке, вызванного смешением речи и языка, начинается первый параграф первой главы «Теории речевой деятельности» «первого массового издания по психолингвистике», входящего в «джентльменский[60] набор, который необходимо упоминать в библиографическом списке в конце любой диссертации, посвященной языку, речи, овладению родным и неродным языком» (примеч. lxix).
- Награда как социальный феномен. Введение в социологию наградного дела - Александр Малинкин - Культурология
- Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз - Алексей Маслов - Культурология
- Неизбежность и благодать: История отечественного андеграунда - Владимир Алейников - Культурология
- Kазенный и культовый портрет в русской культуре и быту хх века - Василий Щукин - Культурология
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии - Наталья Петрова - История / Культурология
- Джин Шинода Болен. Богини в каждой женщине - Джин Болен - Культурология
- Беседы о русской культуре - Юрий Михайлович Лотман - История / Культурология / Литературоведение
- Похвальное слово филологии - Сергей Аверинцев - Культурология
- Культура как стратегический ресурс. Предпринимательство в культуре. Том 1 - Сборник статей - Культурология
- Русская ёлка: История, мифология, литература - Елена Душечкина - Культурология