отправился из Донбасса в Сибирь строить доменный цех мечты.
Томск, Кемерово, Новокузнецк стали свидетелями его неуемной энергии. Курако мечтал построить первый в России доменный цех с полной механизацией, без каталей, без чугунщиков и прочих квалификаций, присущих доменным цехам старой России.
В Томске, где под личным руководством Курако проектировался доменный цех Кузнецкого завода, полностью развернулся его конструкторский талант – талант опытного и непревзойденного доменщика. Работа проектного отдела была школой доменных конструкторов, доменных строителей.
В очерке о Курако, написанном Михаилом Кантором в 1948 году, замечено:
«Лучший доменщик России остался верен себе – прежде всего он думал о выращивании будущих конструкторов. В 1918 г. Курако приступил к составлению книги “Конструкции доменных печей”. Счастливое сочетание талантливого доменщика и остроумного конструктора, обогащенного громадным личным опытом, давало ему возможность написать ценнейший научный труд. Однако, когда книга почти была закончена, произошло несчастье, – его квартира была разграблена, а рукопись уничтожена».
Голод и холод Гражданской войны, нападения на завод местных бандитствующих царьков, годы неустроенной жизни – все это ослабило организм талантливого самородка. И он не выдержал. 8 февраля 1920 года Михаил Кураков скончался от сыпного тифа.
Его дело продолжил ученик – Иван Бардин, в 1929–1930 годах руководивший строительством металлургического гиганта в Новокузнецке.
А в большой стране осталась память о неистовом доменщике Курако. Возле центральной проходной Енакиевского металлургического завода стоит ему памятник – в брезентовой куртке и войлочной шляпе металлурга доменщик Курако пытливо вглядывается, наверное, в летку печи. Кажется, сейчас скажет: «А что, жизнь я прожил не зря – плавка удачная».
* * *
– Гвардии сержант… то есть Палыч, стрельбу закончил. А с тебя, братик, алаверды про Макарова.
– Да, да, – обещались! – сыграла каприз Донна.
– Я вам лучше про вашего земляка расскажу, – ответил Панас.
– А как же адъютант Май-Маевского?
– А у меня еще лучше, слушайте!
История о том, как азовский рыбак стал зятем Май-Маевских и ушел на Северный полюс
5 мая 1877 года в нищем рыбачьем хуторе Кривая Коса на побережье Азовского моря, между Таганрогом и станицей Новониколаевской, родился человек, которому суждено было войти в отечественную историю под именем «первого покорителя Северного полюса».
Классовое происхождение из самых низов сделало из Седова суперпопулярную фигуру уже при советской власти, но стоит признать – и это признавали многие знавшие его люди, – он был награжден невиданным упорством и волей. Потому что детство и отрочество вели его к банальной доле азовского рыбака.
Сегодня былая Кривая Коса зовется Седово. В честь полярника, разумеется. Но можно было бы и в честь самого богатого и мощного местного фамильного клана – чуть не две трети хуторян вели свою родословную от донского казака Седова, поставившего в свое время здесь рыбацкий домик.
Усмешка судьбы, однако, в том, что наш герой всем местным Седовым всего лишь однофамильцем приходится. Его отец приехал в эти края на заработки с Полтавщины, из Золотоноши. То есть Георгий Седов по крови еще и малоросс наполовину. Говорят, что, когда его мать собралась за полтавского Седова замуж, бабушка, донская казачка, в сердцах сказала дочке: «Нашла за кого, лучше б за еврея или грека вышла».
Но это байка, местная легенда. А реальность была такова, что батя хоть рыбак был исправный, но пьяница еще более мастеровитый. Часто пропивал последнее и подолгу уходил из дому. Иногда и год, и полтора отсутствовал. И тогда матери маленького Егора (в детстве так его звали) и его восьми братьям и сестрам приходилось совсем туго. Сама несчастная женщина нанималась рыбачить за еду, а детей постарше отдавала в услужение. Тоже за еду, разумеется.
Где только не жил в детстве Егор, даже обретался некоторое время в казачках у графа Иловайского, богатейшего донского помещика и составителя учебников по русской истории.
Когда Егору исполнилось 14, отец вернулся в семью навсегда, взялся за ум, жизнь пошла немного посправней. Но все равно, конечно, бедовали. Про таких в Приазовье говорят в селах: «Последнюю тараньку без соли доедают». А то и грубей.
Георгий впервые переступил порог четырехклассной школы. Увидел букварь и арифметику. Оказалось, у него недюжинный природный ум, отменная память, а главное – стальной характер. Возможно, фирменное украинское упрямство отца в его характере срослось с азартом донцов, доставшимся от матери.
Судьбоносной была встреча со шкипером небольшой шхуны, зашедшей к пристани Кривой косы набрать воды. Тот рассказал парню о морских походах, далеких странах и трудной, но уважаемой профессии моряка дальнего плавания. Георгий загорелся мечтой поступить в мореходные классы в Ростове-на-Дону, и начал копить деньги на это. Отец считал это блажью, но не мешал.
В итоге 17‑летнего Георгия приняли в классы, но с условием. Что он отходит три года на пароходах местных линий. Через два года паренек стал самым молодым помощником капитана парохода в Азовско-Черноморских линиях торгового флота.
Окончив классы, он без жалости оставил родной Азов и ушел в Черное море – ходить в малое каботажное плавание у берегов Кавказа и Крыма: Новороссийск, Геленджик, Поти, Сухум, Керчь, Феодосия – эти порты и воды вокруг них молодой Седов изучил досконально.
В 1899 году, сдав экзамены на звание штурмана дальнего плавания, он решает перейти во флот военный. Надо было становиться офицером. Без этого и думать о собственных экспедициях в полярных широтах нечего. А Седов мечтал о подвигах среди льдов и торосов. Мальчишеский энтузиазм не угас в этом уже опытном моряке.
Путь был несложный только на бумаге.
Сначала он завербовался вольноопределяющимся в Черноморский флот, и в 1901 году прошел обязательную практику на учебном корабле «Березань».
На этом корабле через два года предпримет попытку бунта матрос Афанасий Матюшенко. Попытка не удастся. Командир «Березани» капитан I ранга Евгений Голиков отделается легким испугом. Еще через два года Голиков столкнется с Матюшенко на броненосце «Потемкин», и эта встреча уже будет роковой для Голикова. Его похороны потрясут масштабом Севастополь.
Но памятник на могиле капитана Голикова в 1923 году будет разобран, мрамор с него пойдет на памятник соратнику Матюшенко по революционной борьбе, лейтенанту Шмидту, расстрелянному в том же 1905 году на острове Березань. Круг замкнулся.
Но Седова эта бурная история никак не коснулась. К тому времени, сдав экстерном экзамены на первый офицерский чин в Санкт-Петербурге, поручик Георгий Яковлевич Седов уже бороздит воды Амура, его назначили в дальнюю флотилию служить на время русско-японской войны.
А после нее он с головой окунается в исследование Арктики, временами отвлекаясь на служебные дела на Каспии и Арале. Там он маялся – зной востока
