потеряла телефон или сменила сим-карту», — утешала я себя. Но мне надо было хотя бы издали увидеть ее, чтобы успокоиться. Проезжая по знакомой дороге, я заметила нескольких девушек, стоящих на своих «рабочих» местах. Аленки среди них не было. Не увидела я и Лизу. 
Мы с Палычем заехали ко мне на квартиру. Она долго не проветривалась, и в комнате стоял затхлый запах. Я открыла балконную дверь и предложила Палычу пройтись со мной пешком в ближайший магазин. Не знаю почему, но мне очень хотелось увидеть на рабочем месте белокурую Надю. В тоже время я ужасно боялась с ней заговорить. «Может, мне просто стыдно?» — спросила я себя.
 Я бродила по магазину, складывая продукты в корзину, которую мне заботливо подставлял Палыч. Сначала я не заметил Надю, ведь в магазине было довольно много людей. Потом я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Повернувшись, я увидела, что на меня смотрит Надя. Все те же добрые голубые глаза, растерянный взгляд, спрашивающий: «Что же ты так?» Я хотела этой встречи, но внезапно испугалась, отвела взгляд и, резко повернувшись направилась к кассе.
 — Мадам, позвольте вам напомнить, что вы хотели купить фарш, — услышала я за спиной голос Палыча.
 — Я передумала, — ответила я, не поворачиваясь…
 — Палыч, как чувствует себя ваша жена? — спросила я, торопливо покидая магазин и чувствуя себя преступницей.
 — По-прежнему, — грустно ответил он.
 — Ее состояние не улучшилось?
 — Нет. Она до сих пор винит себя в смерти ребенка.
 — Может, ей было бы лучше рядом с вами?
 — Надеюсь, что когда-нибудь мы будем вместе.
 — Когда?
 — Когда я уйду на пенсию.
 — А когда вы собираетесь это сделать?
 — Когда отпустит Владимир Олегович, — то ли пошутил, то ли всерьез ответил Палыч.
 — И чем вы тогда будете заниматься?
 — Мы с женой всегда мечтали о маленьком домике в тихой деревне. Чтобы там был чистый, прозрачный воздух, рядом была река, а по утрам стояли густые туманы.
 — Это прекрасно!
 — Еще мы хотим, чтобы возле дома был сад. Знаете, Катя, — Палыч впервые отвлекся и назвал меня по имени, — не молодой сад, а старый, с большими деревьями. Чтобы обязательно были яблони с огромными кронами. Чтобы вечером можно было вывезти жену в сад и услышать не гул машин, а стрекотание кузнечиков в траве и глухой стук падающих на землю спелых яблок. Хочется, чтобы пахло цветами, медом, грушами. Я устал, Катя, очень устал от этой жизни.
 — Вам надо совершить задуманное как можно быстрее.
 — Скоро. Скоро я так и сделаю.
 — А почему вы сказали «вывезти» жену, а не «вывести»?
 — Она в инвалидной коляске.
 — …
 Мне стало искренне жаль доброго Палыча и стыдно оттого, что я, прожив рядом с ним целый год, до сих пор не знала его имени. Да и отчество звучало как-то неправильно — Палыч. Наверное, он все-таки Павлович.
 — А как ваше полное имя? — спросила я.
 — Николай Павлович, можно по-старому, Палыч, — улыбнулся он. — Я уже привык и не обижаюсь. Палыч, так Палыч.
 — Хорошо, Палыч, — улыбнулась я ему. — Скажите, а почему Крюк так уверенно себя чувствует? Кто за ним стоит?
 — Потому и уверенно, что его «крышует» столица. А так его давно бы съел Хамид Равшанович. Не знаю точно, кто ему помогает, но мне известно его имя — Степан Васильевич.
 — А кто он, не знаете?
 — Нет, мадам, — ответил Палыч по старой привычке.
 Остальные летние месяцы я посвятила важному для меня занятию. И в конце кондов достигла неплохого результата. Володя очень полюбил, лежа в ванне, слушать, как я читаю ему книги. Однажды я сказала, что в ванной плохое освещение и мне трудно разбирать мелкий шрифт.
 — Может, тебе стоит показаться окулисту? — спросил муж.
 — Да нет. Просто надо поставить здесь маленькую тумбочку и установить на ней светильник, — предложила я. — Розетка тут есть… К тому же в тумбочке я буду хранить свои кремы.
 С замиранием сердца я ждала его ответа.
 — Хорошо, делай, как знаешь.
 Володя дал «добро», и мое сердце запрыгало от радости.
 «Сработало!» — ликовала моя душа. — Значит, мой план скоро осуществится!»
 На следующий день мы с Палычем притащили тумбочку и, главное, светильник. Мы поставили его на тумбочку рядом с ванной.
  * * *
  Незаметно пролетело лето, и временное затишье, наступившее после визита к врачу-гинекологу, однажды закончилось.
 — Тебе надо сходить к гинекологу, — как-то дал очередное указание Володя.
 — Хорошо. Я съезжу к нему завтра, — ответила я.
 — Ты поедешь к моему знакомому врачу, — сказал мой муж. — Ошибкой было посылать тебя к первому попавшемуся неучу.
 — Почему же к неучу? Он — врач высшей категории, — сказала я.
 — Знаю я эти категории, купленные за деньги.
 — Как скажешь, — нехотя согласилась я.
 Володя лично повез меня к врачу. Мне некуда было деваться, и я положилась на удачу. Мой муж сам зашел в кабинет, о чем-то поговорил с доктором и вышел.
 — Заходи, — сказал мне Володя, кивая в сторону кабинета.
 Я сдала всевозможные анализы; за результатами надо было зайти через неделю. Я доложила об этом мужу.
 — Я сам узнаю результаты у врача, — произнес он привычным тоном, не терпящим возражений.
 — Как скажешь, — ответила я.
 Целую неделю я не находила себе места, чувствуя приближающуюся бурю, как чувствуют ее некоторые животные. Я боролась с паникой: мне хотелось бросить все и бежать на край света, забыв об этом доме как о страшном сне. Но здравый смысл и упрямство не позволяли свернуть с пути почти у финиша.
 Моя нервозность передавалась моему неуравновешенному мужу, и эта неделя стала для меня кромешным адом. Порой мне хотелось вытащить из тумбочки свой пистолет и всадить в жирное тело Володи все имеющиеся пули.
 Шли уже девятые сутки с тех пор, как я сдала анализы, а мой муж ничего не говорил, и это меня тяготило и еще больше раздражало.
 Пауза затянулась, и я почувствовала, что надо мной нависла угроза. Не знаю почему, но ощущение приближающейся грозы было так ощутимо, что мне стало тяжело дышать. Воздух в доме казался спертым, тяжелым. Чтобы как-то успокоиться, я долго гуляла с Диком у озера, но и пес не носился как обычно, а был тихим и каким-то подавленным.
 Вернувшись в дом, я чуть не столкнулась лоб в лоб с быстро выходившей из дому Верой Ивановной.
 — Куда это она побежала? — спросила я мужа.
 — Ты говоришь о нашей домработнице? — спросил он, прекрасно зная, кого я имею в виду, как и то, что я ее недолюбливаю. — Она приболела и взяла отгулы.
 — А где Палыч?
 — Скоро