осталась мать. Пока мы держим багаж у себя в качестве улики, Джефф уведомит местного адвоката, который свяжется с матерью и получит от нее полномочия вызволить вещи ее безвременно погибшего сынка, назначив Джеффа своим представителем. Тут Джефф явится к нам, развернет доверенность. А мы ему: «Славно, так тому и быть». «Но он должен мне денег!» – станет вопить миссис Рейли. А Джефф ей скажет: «Ладно. Вот пятьдесят фунтов. Если считаете, что он должен больше, то подавайте на меня в суд за пару чемоданов».
Так что свою беседу с госпожой Рейли я закончил на умиротворяющей ноте. И она ушла, вся заплаканная, но обнадеженная. Затем я захлопнул за ней дверь и объяснил все Джеффу, руки у него тряслись изрядно, он побледнел так, что его лицо сливалось по цвету с воротником рубашки.
– Слава богу, – сказал мне Джефф. Ему в самом деле нужно было сесть. – Иногда ты бываешь так кстати. Да, у него и правда есть мать в Ираке, слышал я о ней. Берт, я был на волоске, я блефовал из последних сил. Думаешь, это сработает?
– Мы сделаем так, что сработает. Выше нос и слушай внимательно! Эти письма сами по себе, если они, конечно, вообще существуют, и яйца выеденного не стоят…
– О, ты так считаешь? – горько ухмыльнулся Джефф. – Мне бы твой оптимизм.
– Вот только не начинай старую песню. Я тебе говорю о том, что они уже никакого значения не имеют, вся эта история и так всплывает на поверхность. Рано или поздно все тайное станет явным, разве что случится какое-то чудо. Давай посмотрим правде в глаза. Это очень походит на мотив для убийства Пендерела, а это ужасно. В том случае…
Я думал, Джефф сейчас разнесет что-нибудь в кабинете, чтобы спустить пар. Он был в таком состоянии, что с легкостью мог бы превратить стул в кучу щепок.
– В том случае, – добавил я, – если это правда. А это правда?
– Конечно же правда. Я не знал, что делать с этим мерзавцем, прибить его или что. Я… все еще не знаю. Видишь ли, я, конечно, не самый прогрессивный человек в мире, но все равно не стал бы возражать, если б это был кто угодно, кроме этого Пендерела. Ты просто не был с ним знаком, Берт. Он из тех, кто называет женщину владычицей души и расшаркивается, целуя ей руку, а сам кладет глаз на бриллиантовые перстни на ее пальцах. Пу-пу-пу. Я всем сердцем за то, чтобы влюбленные голубки ворковали себе на здоровье, но это вот… Особенно когда дело касается моей собственной дочери. В одном Рейли была точно права. Я понятия не имел, что этот человек разгуливал где-то по Лондону, и Мириам тоже.
– А теперь вот о чем подумай! Есть еще один чрезвычайно важный вопрос. Много ли людей знают об этой ситуации… то есть о ребенке?
– Вот уж понятия не имею! Черт побери, что за мысли у тебя в голове? Девица Кирктон знает, конечно же. Насколько мне известно, никто больше. Но я тебе говорю, не рассказывай никому. Я тысячи фунтов потратил на то, чтобы замять это все, и все равно информация каким-то образом просочилась. Никогда не знаешь, что на уме у этих детишек…
– А Джерри знает?
– Пф-ф-ф… Возможно. Он никогда не был особенно близок с Мириам, и на Восток он не ездил, ни я, ни Мириам ему ничего не говорили. Маловероятно, но все же он мог откуда-то узнать. Они все могли подозревать, что здесь что-то нечисто. Сомневаюсь, что они знали имя Пендерела.
– Бакстер или Маннеринг?
Джефф скривился в кислой ухмылке.
– Я бы ставил на то, что Маннеринг ничего не знает, а ты? Что до Бакстера… Пф-ф-ф. Н-нет, хоть он и был в Каире. Я как-то не рассчитывал скрываться от каких-то тайных агентов, знаешь ли. Боже мой, Берт, ну что за пропасть, почему из всех лондонских актеров они выбрали именно его!
– Что ж, это не настолько странное стечение обстоятельств, как может показаться. У них были довольно специфические требования. Как бы то ни было, вот в чем соль: кто из них мог пойти на убийство, узнав, что где-то по Лондону разгуливает Пендерел и замышляет шантаж?
– Ты думаешь, я еще не окончательно сломал себе голову, размышляя над этим? – издевательски усмехнулся Джефф. – Я и сам бы, например. Джерри. Бакстер. Маннеринг. Не знаю. Сама Мириам? Хм… Сложно сказать насчет нее. Порой в ней столько решимости, а порой она мягче печенья, упавшего в теплое молоко; забавная девчонка. Решимость Батлера вызывает сомнения, у него же там что-то с Харриет. Откуда мне знать? – С минуту он размышлял, пощипывая себя за подбородок. – Слушай, Берт, ты не думаешь, что они все в этом как-то замешаны, а? Что они с самого начала спланировали и обставили это дельце? Я однажды читал отличный рассказ с похожим сюжетом. Тринадцать человек, и каждый точил зуб на покойника.
– Чепуха, – отрезал я. – Они бы не наделали столько глупостей. Нет уж. Убийство совершил один человек, и вся закавыка в том, чтобы выяснить, кто это.
Джефф нервно расхаживал из угла в угол. Дождь все еще поливал в распахнутое окно.
– Хорошо. А нам-то что теперь делать? – спросил он. – Полагаю, нет смысла спрашивать, сможешь ли ты все это замять, ну а вдруг сможешь?
Вначале нужно было восстановить события в промежутке от десяти сорока пяти до одиннадцати часов и посмотреть, кого можно вычеркнуть из списка. Пора было переходить к делу, друзья, и в первую очередь следовало взяться за Пруэна. По словам Иллингворта, все это время Пруэну открывался обзор на весь музей. Вот именно! Пруэн уже прибыл, раньше остальных, и теперь болтал снаружи с Уорбертоном. Я решил, что Джеффу не следовало присутствовать при допросе. Это лишь создало бы массу проблем, и, скорее всего, Пруэн стал бы лгать больше обычного. К тому же мы условились, что пока не будем никому говорить о миссис Рейли или же пытаться выяснить, знал ли кто-нибудь о том, что ей было известно, а иначе эпидемия вранья распространилась бы по округе, как лесной пожар в засуху.
Прежде чем Пруэн вошел в кабинет, я вытащил дьявольский список Попкинса, развернул его на столе и стал изучать. Нашлись ли ответы на какие-то из его вопросов? О да, сразу на несколько. Из одиннадцати вопросов на целых четыре мы получили более чем удовлетворительные ответы, а именно на шестой, седьмой, восьмой и десятый. Что касается шестого пункта, моя теория о том, почему Мириам, увидев труп, позвонила именно Харриет,
